Я верну тебя - Элен Ош
— Там крыса, — шепчу с отвращением.
— Мыши это, — поправляет и тарелку ставит на перегородку.
Та покачивается на неровной и узкой поверхности, но стоит.
— Какая разница? Противно же!
— Нашла кого пугаться! Держи вот: одеяло, — кидает мне через загородку. — Постелешь на ночь.
— Я спать в хлеву не буду! Чтобы по мне эта мерзость бегала?
— Как скажешь, сладенькая, — криво улыбается и в стойло заходит.
А я на шаг отступаю. Крепче за цепь держусь. Как на руку намотала, так и стою.
— Могу компанию тебе составить, — говорит с придыханием. — Сам по тебе членом побегаю. Тебе понравится!
— Не трогай меня, — опять на шаг отступаю, но загон маленький: еще чуть-чуть и стена. — Кайсарову чистая нужна! Забыл?
— А я твой красный бутон трогать не буду. Есть много других способов удовольствие получить.
— Нет!
— Да, сладкая.
Ближе подходит. А я руку вверх выбрасываю. Цепью, как кастетом, в подбородок бью. Длины как раз хватает, чтобы достать и приложить от души.
— Тварь! — Петрик отшатывается.
За лицо хватается.
А мне и при лампочке видно, как кровь хлынула из его разбитой физиономии.
Но адреналин уже взыграл. Так просто ты не получишь меня!
Он ко мне оборачивается. Глаза злобой горят.
— Ну, сука! Я ж теперь…
— Руки от нее убрал! — голос позади Петрика раздается и отчетливый звук взводимого курка.
Тот оборачивается.
Я тоже шею вытягиваю. Рассмотреть хочу, кто за меня вступился.
В полумраке да шуме оба не заметили, как Калина тихо в хлев пробрался. Вовремя! А может, за Петриком следил, не доверяя соучастнику.
Глава 10
— Калина, а ты ниче не попутал? — закрывая нижнюю часть лица рукой, Петрик угрожающе поворачивается в сторону нежданного моего спасения.
— Медленно вышел из загона и вернулся в дом, — чеканя каждое слово, произносит Калина, не опуская ствол.
Петрик шумно носом воздух втягивает, отхаркивает и сплевывает в сторону.
— Я смотрю, Калина, ты быстро тут освоился. Берега не видишь!
— Пасть захлопни! Вон пошел! — рявкает тот, а я вздрагиваю, цепью звеня.
Петрик чуть назад голову поворачивает. Лица уже не вижу, но догадываюсь: скалится своими кривыми, гнилыми зубами.
Меня аж передергивает от мысли, что он бы… Фу-у-у!
— Никто ее не тронет! Усек?
— Сам натянуть желаешь? — Петрик ржет, но из загона выходит, к двери направляется.
А мне уже все равно, кто там и когда, главное, что сейчас передышку получаю. Потом уже разберусь, как действовать дальше.
Стою. С Калины глаз не свожу.
Он руку с пистолетом опускает, но ждет, когда подельник выйдет. Ствол за спину прячет и быстро в стойло заходит.
Я отшатываюсь. Дыхание замирает.
Но Калина руку одну в карман штанов засовывает, а второй ладонью вперед:
— Тихо, не кричи!
— Что ты…
— Освобожу тебя, — из кармана ключик маленький вытаскивает, мне показывает и тут же замок на браслете открывает. — А теперь слушай внимательно!
А я глаза от удивления округляю: Ну ничего себе! Внешность обманчива, не зря говорят.
В первую минуту Калина своим пронзительным взглядом дрожь в душе вызвал, а на деле вон, оказывается, какой он.
Хотя, еще не известно, для кого старается. Но какая разница, если я не на цепи теперь.
— Немного подожди, посиди тут. Если кто зайдет, сделай вид, что до сих пор привязана. Руки за спину с цепью спрячь! А я на стреме буду.
— Почему ты помогаешь?
— Тебя это не касается! — отвечает резко, но соглашаюсь мысленно с ним. А Калина продолжает: — Как тихо станет, в другой конец хлева пройдешь. Там дверца низенькая. Петли я смазал. Открыта. Как выберешься, беги отсюда!
Судорожно сглатываю. Киваю в ответ. А саму потряхивает от нервного напряжения.
— А куда бежать? — шепотом спрашиваю. — А если погоня? Степь кругом. Не спрятаться!
— Темнеет уже. Воспользуйся случаем. Но по дороге не беги. Вдоль, но на расстоянии. До трассы. Там легче будет. Но на попутку не садись. По кустам иди! Да, долго, но жива останешься. Поняла?
Как болванчик, головой трясу. Слушаю наставления. А сама лихорадочно соображаю: куда именно бежать: домой или в полицию?
Но опять же, доказательства где? Тот, с тату, красиво описал их невиновность. А пока полиция выяснять будет, меня и порешат.
Затаиться надо, но где? Опять к Ольге Петровне попробовать? Она женщина умная. Что-нибудь придумает.
В любом случае, я на свободе окажусь. А дальше уже легче…
Калина выходит и плотно за собой дверь закрывает. Слышу лязг металлический. На замок амбарный, наверное.
Ну и здорово! Впервые за эти дни ликую от радости, что заперта. Пока похитители с замком возиться будут, да обнаружат, что заложница сбежала, я уже далеко буду. Надеюсь, по крайней мере.
Выжидаю, как Калина сказал. Слух напрягаю так, что голова пухнуть начинает.
Даже мышь серая уже не нервирует. Крошечная такая. Сидит и ест спокойно из перевернутой тарелки, на полу. Видимо, этот паскуда Петрик перевернул, когда я врезала ему.
— Кушай! Хоть кому-то сегодня повезло, — с мышью разговариваю, а сама потихоньку из стойла выбираюсь.
Крадусь на цыпочках вдоль всего хлева, но в другую сторону от главных ворот. Чем ближе подхожу, тем быстрее передвигаюсь.
А сама испариной покрываюсь, от волнения. Что если обманул меня Калина? Вот сейчас выйду, а они схватят, поджидая. В кошки-мышки играя.
Ухом к дверце прижимаюсь. Ловлю носом запах старой, прогнившей древесины.
Дверь такую можно и ногой выбить, но Калина прав: тихо надо выйти. Без шума. Потому и петли смазал. Когда успел только?
Мягко от себя толкаю дверцу. Она не сразу, но поддается. Рассохлась. Низом по земле царапает.
Я за край ее хватаюсь, чуть приподнимая. В сторону отвожу. С упоением воздух свежий вечерний вдыхаю.
А на улице, правда, темнеет уже. Сумерки сгущаются. Я в заточение счет времени потеряла. Казалось, что не так много прошло, а на деле уже и ночь близится.
Прислушиваюсь. Отдаленно лай собаки доносится. Но это не во дворе. Когда приехали, я не заметила псов. К счастью!
Видимо, где-то деревня близко или ферма. Есть такие предприимчивые люди, заводят собственное хозяйство, чтобы оптом торговать: кто мясом, кто виноград выращивает.
Но мне в город надо. К чужим людям не пойду, даже если они ближе. Не доверяю!
На свободу выбираюсь и также плотно дверцу закрываю, чтобы не догадались сразу, как ушла. Еще и ногой землю приминаю по нижнему краю, чтобы с внутренней стороны не сразу открылась, если ломанутся.
Сама себя за сообразительность хвалю. К земле пригибаюсь и в степь бегу, подальше
