Я верну тебя - Элен Ош
Нет. Нельзя слепо надеяться на чью-то помощь. От Мара меня вытащили. Не факт, что второй раз будет.
Самой выбираться надо. Но как?
— Вперед иди! — грубо говорит тот, что рядом с Калиной сидел.
Его ни разу никак не называли. А по внешним данным даже определение придумать сразу не удается. Обычный он какой-то. Не примечательный.
Среднего роста. Коренастый. В низко надвинутой на глаза кепке. Рубашка и брюки черного цвета. Только татушку на руке подмечаю. Она из-под закатанного рукава торчит. Что там изображено, мне не понятно. Да и не надо.
— Куда? — переспрашиваю.
Глазами просторный двор обвожу. Дом одноэтажный по левую сторону. Рядом сарай притулился или склад. Возле него куры в травке шныряют. Напротив длинное помещение, явно для скота предназначенное. Вот туда-то меня и подталкивает тот, что с тату.
Спотыкаюсь на неровной поверхности. Асфальтом здесь и не пахнет. Все естественное, кроме владельцев. Они — уроды!
Трое меня привезли. Из дома еще двое показываются. Но стоят в отдалении. Рассмотреть не удается. Солнце в глаза светит. Слепит нещадно.
Глаза слезиться начинают. Зажмуриваюсь. Снова спотыкаюсь.
За что мне такое? Почему дома не сидела?
А как бы у меня получилось? Мать времянку джигитам сдала. Все равно бы рано или поздно в эти самые приключения окунулась. Видимо, судьбой прописано. Значит, будем выживать.
В хлев захожу. На пороге застываю. В полумрак вглядываюсь.
Окон здесь нет. Свет от одинокой лампочки, свисающей с потолка на длинном проводе, скудно освещает пространство.
Ноздрями запах навоза ловлю. А в спину уже толкают меня, грубо так. И, как скотину, в стойло заводят.
— Падай! На соломку, — приказывает. — Руку давай!
— Зачем? — оборачиваюсь, но не подчиняюсь. Руки за спину завожу.
Солома грязная. Тысячу лет никто хлев не чистил. Потому частенько овцы и бараны такие замусоленные вдоль дороги ходят, когда на рейсовом автобусе мимо пасущегося стада проезжаешь.
Это только в кино они ухоженные. На деле ленятся владельцы заботиться о животных. Откормят и на убой. А шерсть не нужна никому.
— Падай, говорю! — голос повышает и на плечо давит. Больно.
Ноги сами собой подкашиваются. На землю оседаю.
Мужик с тату за руку меня хватает и браслет металлический на запястье защелкивает. А тот на цепи к распорке прикреплен.
Ну все! Как собака, на привязи. Осталось только выть на луну. Но и ту не видно будет. Что делать-то?
— Отпустите меня, пожалуйста! Зачем я вам?
— Сиди и не вякай!
— Меня ж искать будут! Ориентировку дадут. Люди скажут, что на вокзале видели. По камерам вас вычислят. Посадят! А так уйду я и молчать буду. Честно! Только отпустите.
— Камеры ничего не покажут, — ржет откровенно. — Да, ты выходила из здания между двумя мужиками. А мы обычные пассажиры. На такси потом уехали. А ты, типа, добровольно, с нами решила. На полпути высадили. Больше не видели. Ничего не пришьешь, детка!
— А нож! Ты в спину мне им тыкал.
— Тыкать в тебя членом буду, если гавкать не перестанешь. А ножа не было!
— Как это?
— А ты его видела? Нет. Значит, не было. Не докажешь!
Ловко он от ответа уходит. Лихорадочно в памяти похищение восстанавливаю. Действительно, отбрехаться смогут. Но только не перед Валом.
И такая злость на меня находит. Смотрю на него снизу вверх, едва ли взглядом не испепеляю.
— Кайсаров вас всех положит! Отпусти, пока не поздно. Жив останешься!
А он за подбородок меня больно хватает. К лицу склоняется. Большим пальцем по губам проводит. Усмехается.
— О как заговорила! Веришь ему, да? Посмотрим, насколько он тебя ценит. А если нет, мы поиграем с тобой да другому продадим. Ты девочка красивая! За тебя много дадут. Так что, если не Кайсаров, так…
Едким смехом заливается. Грубо лицо мое отпихивает. Не удерживаюсь. На бок заваливаюсь. На соломку навозную. И глаза закрываю…
Глава 9
Время…
Оно неумолимо ускользает. Просачивается минутами сквозь щели дощатых ворот хлева, в котором меня заточили и бросили.
Сначала я ориентировалась по солнцу. Но оно повернулось и в отверстия не заглядывало.
Сколько я уже здесь сижу? Час или пять? А сколько еще пройдет времени…
Тщетно прокручиваю браслет на запястье. Сжимаю кисть руки, чтобы стянуть его. Облизываю кожу, придавая гладкость. Но нет, ничего не помогает.
Наручники крепко удерживают меня, а цепь не позволяет отдалиться на лишний шаг.
Хочу найти что-нибудь острое, колющее, режущее. Что угодно, лишь бы освободить руку из захвата.
Как красиво в кино показывают: вытаскивает героиня шпильку из волос и ловким движением раскрывает браслет наручников.
У меня на волосах только резинка, которую я у Ольги Петровны позаимствовала.
Эх, зачем я ушла? Сидела бы тихонько у классухи. Ну, увидел меня какой-то чел на балконе. Нет, я в панику ударилась.
Но с другой стороны, кто его знает, как бы дальнейшие действия сложились. Подставила бы ненароком такого хорошего человека. Всю жизнь бы корила себя потом. Если, конечно, жизнь длинная, а то…
Прислушиваюсь. Ноги к груди подбираю. А по спине мурашки табунами пробегают.
В соседнем стойле шуршание раздается. Хлев пустой стоит, по крайней мере в тех загонах, которые на обозрении, а за перегородкой шевелится что-то. Страшно становится до усрачки!
И ладно бы хрюканье услышать или блеяние овцы. Так нет: писк доносится.
Крысы…
Ой, мамочки! Как же я боюсь этих серых тварей!
Сидели тихо. Ко мне приглядывались в полумраке. Теперь осмелели. Бегать начали. Соломой шуршать.
Тепло мое манит. Запах. А что если они голодные?
— Пошли вон!
Кричу. Цепь на руку наматываю и дергаю ее, звон издаю. Еще и ногами топаю. Хоть стоять могу, и то хорошо.
Снова прислушиваюсь. Вроде тихо. Как и с улицы: ни единого шума не доносится. Умерли они там все что ли? А если уехали, и меня тут бросили? Типа, все равно не сбегу.
А скоро ночь уже…
Шуршание снова раздается, а по перегородке, прямо на уровне моих глаз, крыса пробегает. Шустрая такая! Лапками быстро перебирает. Хвост длинный за собой волочит.
— А-а-а-а-а-а! — срываюсь на визг.
А крысу, как ветром, сдувает.
Зато двери распахиваются, впуская в затхлое, с застоявшимся навозным запахом, помещение свежий воздух.
— Че орешь, дура?
Не сразу различаю, кто вошел. Идет в вразвалочку. В руках, вроде как, тарелку держит да под мышкой тюк.
Ближе подходит. Я с ужасом Петрика узнаю. Уж лучше бы кто другой пришел. Не нравится он мне! Всю
