Порочные сверхурочные (СИ) - Кей Саша
— Исцелилась внезапно. Там расписываться надо? — я уже на низком старте.
— Нет, это наши внутренние, — вдогонку мне кричит Ира, сраженная моим непривычным энтузиазмом.
Правда, он немного вянет, когда по дороге вниз лифт оказывается набит толпой сотрудников с верхних этажей, стремящихся на обед покинуть родные казематы.
Зато назад, когда руки у меня заняты документами, я еду одна. Бокс в черной упаковочной пленке не столько тяжелый, сколько крупный.
Очень неудобно нажимать кнопки.
Поэтому, мечтая скорее положить куда-нибудь эту бандуру, я выскакиваю из кабины весьма бодро и по сторонам не гляжу.
А зря.
— Корниенко! — знакомый баритон пугает меня так, что я, взвизгнув, оборачиваюсь.
Оказывается, Дмитрий Константинович только отвязался от Светланы Анатольевны и ждет свой супер-пупер-лифт.
От резкого движения, меня чуть-чуть ведет в сторону, но Соколов умудряется ухватить меня за шкирку, как нашкодившего котенка, и выровнять мою нестойкую натуру относительно горизонта.
Только вместо того, чтобы отпустить, он тянет меня к распахнувшимся дверям директорского лифта.
— Пойдем, Маша…
— Я не пойду…
— Поздно, ты уже пришла, — хмыкает довольный Соколов, потому что и впрямь уже затащил меня в кабину.
Драпнуть я не успеваю, потеряв драгоценные секунды, еще и Дмитрий Константинович применяет запрещенный прием.
Стоит дверям закрыться, и он целует меня.
Сразу так с претензией на безудержный секс.
Сначала я теряюсь, а потом сделать ничего не могу.
Руки-то заняты. В этот раз наш ушлый гендир поклажу мою не забирает, ее только если на ногу уронить, но с моим-то счастьем, я скорее себя же и отоварю.
А поцелуй все длится.
И он совершенно неприличный.
Все, что полагается в таких случаях, у меня ответственно отзывается на этот животный призыв. Потеря контроля происходит неизбежно, и когда я сама активно включаюсь в процесс, Соколов все-таки отстраняется.
Он смотрит на меня, но уже не насмешливо, а пристально, напряженно, и от этого взгляда мой организм словно заполняется воздушными пузырьками.
Дмитрий Константинович все-таки забирает у меня посылку с документами и уже привычным образом пристраивает ее на поручень.
Сглатывая, я в панике смотрю на очень голодного мужчину.
— Так на чем мы в прошлый раз остановились, Маша?
Глава десятая
— Прямо на этом этаже мы и остановились, — нервно напоминаю я.
— Отлично, — серьезно говорит Соколов. — Что там мне полагается по сценарию?
Очень хочется ответить, что леща, но я не настолько храбрая.
Я, может, еще разок бы и поцеловалась, но дальнейшее меню меня пугает.
Дмитрий Константинович явно рассчитывает на профессиональное обслуживание от крутой фирмы, а мое маленькое ИП только техническое задание и читало.
— Отпустить Корниенко с богом? — предлагаю я робко.
— Ну уж нет, — Соколов придвигается вплотную. — Нужно давать талантам возможность реализоваться.
— Но это нечестно! — возмущаюсь я, когда между моих ног вклинивается мускулистое бедро. — Вы же сказали, что санкции будут, только если я на глаза попадусь!
— Ты попалась. Точнее, попала, Маша, — и горячие губы прижимаются к шее, отчего у меня вырывается подозрительно одобрительный выдох.
— Но… — я все-таки пытаюсь блюсти облико морале, однако захлебываюсь возражениями, когда Соколов прикусывает чувствительное местечко.
Большие ладони скользят по ягодицам и поднимаются к груди, и я уже не булькаю.
Это мужчина на меня неправильно влияет.
Тело само льнет, подставляя все округлости для подробной инспекции.
Мои руки робко ложатся на каменные плечи, и Соколов, мой рот глубоким поцелуем, подтаскивает подол повыше.
Как дополнительный штрих к моему падению, из неглубокого карманчика прямо на пол выпадает мой телефон.
В отличие от строгой вчерашней юбки, трикотажная тряпка послушно ползет вверх, и вот уже мужские пальцы ныряют под резинку несерьезных трусиков. Стоит Дмитрию прикоснуться к сомкнутым губкам, меня дергает, как от разряда тока.
До меня доходит, как далеко все зашло, я хочу запротестовать, но подушечка пальца надавливает, раздвигая бритые складочки, и я вытягиваюсь в струну.
Божечки! Там достаточно влажно, чтобы скомпрометировать меня!
Но Соколов, известный в компании своим лозунгом: «Если не полностью, то недостаточно», уверенно работает над тем, чтобы смазка потекла по бедрам.
Мои пальцы комкают ткань рубашки на его плечах, киска пульсирует и слезно умоляет не оставлять ее одну, но я понимаю, что все это очень и очень плохо.
Только очень плохие девочки разрешают своему боссу забираться в трусики грубой властной ручищей и бесстыдно готовить ее к тому, чтобы как следует натянуть.
Это переполняет меня стыдом и похотью.
Я хочу это все остановить, но так сладко от умелых ласк, что я дрожу и ничего не делаю.
Настоятельная потребность, хотя бы голосом озвучить, что я против, пресекается жадными поцелуями, от которых кружится голова. Я уже запускаю пальцы в жесткие волосы Дмитрия, выдавая собственное возбуждение, трусь грудью о Соколова, внутренне проклиная платье, которое мешает мне прижать к боссу кожа к коже.
Генеральный выпивает все мои лицемерные лживые протесты, застывшие на губах, вместе со стоном от проникновения в меня двух пальцев.
Киска сжимается сильнее, заставляя Соколова оторваться от моих и зашипеть.
— Маш-ша, ходить ты не сможешь. Хорошо, что завтра выходной, — пугает меня перспективами Дмитрий, не переставая работать рукой в узкой дырочке. — Продолжай стонать, мне нравится.
Что?
Это я?
Это похотливое мяуканье — мое?
Ну вообще, наверно, логично. Нас тут всего двое.
Только, до меня вдруг долетают обрывки разговоров снаружи лифта.
Мы все-таки же дрейфуем на пятом этаже, а звукоизоляция у кабины не так что бы уж идеальна.
То есть меня могут услышать!
Кошмар!
От ужаса и всколыхнувшегося с новой силой возбуждения я дрожу. Соскочить не получается. Соколов, почувствовавший мое желание, прекратить все, усиливает натиск и жестко буравит меня снизу, подыгрывая подушечкой большого пальца, скользящей вверх-вниз по клитору.
— Нас могут услышать, — кусая губы и продолжая сжиматься вокруг пальцев, шепчу я. Соски ноют так, что я схожу с ума. Кажется, стоит Дмитрию их лизнуть, и я рассыплюсь на миллиарды наночастиц. Вся эта ситуация сводит меня с ума.
— Хочешь, чтобы услышали? — обжигая дыханием, провокационно спрашивает на ухо Соколов.
Я не настолько плохая девочка!
Риск быть застуканной, конечно, заводит, но я за анонимность, а двери лифта непременно однажды откроются.
Отрицательно мотаю головой, стараясь даже не дышать шумно, хотя это становится все сложнее. Дмитрий поймал какой-то ритм, и теперь каждую мою клеточку заполняет лава. Промежность пылает, зуд в дырочке превращает меня в течную самочку.
Глупенькую самочку, попавшую в лапы к опытному самцу, который знает все-все обо всех ее потайных желаниях.
— Ладно, но ты за это расплатишься, Маша…
Я тянусь за поцелуем к Соколову, чтобы заглушить то, что из меня рвется, но он словно издеваясь уклоняется и опять прижимается губами к моей шее, оставляя меня без прикрытия.
Дмитрий же, решив, что я готова, проталкивает третий палец в мою тесноту. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, и все равно у меня вырывается тоненький протяжный стон, когда всеми тремя он куда-то нажимает на передней стеночке и круговым движением обводит клитор.
Меня трясет у него в руках.
Фоном слышу вопрос снаружи: «… видели Корниенко?».
Перед глазами пелена, стук сердца громче дыхания.
Ослепительная вспышка лишает меня всех сил.
— Хорошая, — хвалит меня Соколов. — Хорошая девочка.
На секунду я чувствую свободу и чуть не съезжаю по стенке на пол. Это Дмитрий отстранился от меня на минуту. И только в это мгновение я понимаю, что икры ног почти свело судорогой от того, как я балансировала.
