Джио + Джой и три французские курицы (ЛП) - Холл Элли
— М-м-м. На самом деле, это очень вкусно. Ты должна попробовать. — Я накалываю на вилку еще один кусочек, подношу к губам новенькой, держа ладонь внизу, под ней, чтобы девушка видела, что я не собираюсь разыгрывать ее и размазывать начинку ей по лицу — это будет в день нашей свадьбы, ха-ха.
Лицо новой девушки краснеет, когда вилка оказывается перед ее ртом. Ее взгляд несется к Фрэнки, затем к пирогу, словно не зная, стоит ли его брать. Возможно, я однажды и подшутил над Фрэнки, заменив ее спагетти пластилином, но это было давным-давно.
— Давай, ты не пожалеешь, — уговариваю я.
Я ловлю взгляд новенькой, ожидая увидеть в нем обычный кокетливый интерес. Но вместо этого вижу в ее нефритово-зеленых глазах невинность и честность, от которых у меня перехватывает дыхание. Комната слегка накреняется, словно планета сбилась с курса.
Полные губы новой девушки смыкаются вокруг вилки, и, опустив глаза, она кивает.
— О, это вкусно. Очень, очень хорошо.
Звук ее голоса напоминает мне о том, где я нахожусь и что делаю — типичный тест, позволяющий определить, подходит ли женщина для свиданий. Окружающая обстановка выправляется, и я делаю дрожащий вдох. Уголок губ подрагивает в полуулыбке.
— Ты новый пекарь? — Прежде чем она успевает ответить, я говорю: — Потому что ты лакомый кусочек.
Ее щеки еще больше краснеют.
Фа-ла-ла-ла.
Я не решаюсь посмотреть на Фрэнки, потому что, скорее всего, у нее из ушей идет пар. И наполовину ожидаю, что Мерили вмажет мне пирогом в лицо. Вместо этого я неторопливо выхожу из кухни, крепко сжимая ящик, чтобы подразнить новенькую своими бицепсами.
Как будто я передал право Нико вступить в матч, он бросается к двойным распашным дверям и заглядывает в круглое стеклянное окно.
Не успевает он пройти внутрь, как я кричу:
— Чур моя.
Нико замирает, словно в замешательстве, и произносит что-то, чего я не могу разобрать. Покрывало? Перчатка? Любовь?5 Не теряя ни секунды, он врывается в двери.
Несмотря на то, что у меня большая семья и я редко бываю один, иногда мне бывает одиноко. Как будто лечу один в темноте, и мне негде приземлиться. Я объездил весь мир и запечатлел все это на камеру, но так и не нашел того, что искал — способа раскрасить пустоту, почувствовать связь.
Как будто я всю жизнь стремился заполнить эту пустоту… или найти кого-то, кто присоединился бы ко мне в этом путешествии. Хоук-Ридж-Холлоу — маленький городок, поэтому не думаю, что здесь много местных вариантов. К нам приезжает много туристок, которые проявляют интерес, но не то чтобы я искал этого. Но их краткий визит напоминает мне, что я все еще в игре, а не какой-то богом забытый разносчик пиццы. Мне не хочется длительных отношений. По крайней мере, это то, что я говорю себе, потому что для этого мне пришлось бы остаться здесь.
Женщина примерно моего возраста, одетая в зимнюю белую куртку с бледно-розовой меховой отделкой, практически вваливается в дверь, когда видит меня. Вот наглядный пример.
— Похоже, снежный кролик нашел дорогу сюда из домика, — кричу я скорее Нико, чем кому-либо еще.
— Привет, я пришла за большой пиццей пепперони. — Ее ресницы трепещут.
— Имя? Номер? — спрашиваю я.
— Мэдисон. И у меня не спрашивали мой номер, но я возьму твой. — Она наклоняется ко мне.
Надеюсь, мой младший брат обратит на нее внимание.
— Ну, ты знаешь, где меня найти и… — Я уже собираюсь представить ее Нико, но она перебивает.
— В таком случае… — Она сдвигает в сторону лежащий на стойке блокнот с заказом, размашистым почерком записывает свой номер, расплачивается и уходит, слегка подпрыгивая на ходу.
Я машу ей рукой, когда она уходит.
Нико отталкивает меня в сторону, вырывает страницу из блокнота, комкает ее и выбрасывает в мусорное ведро.
— Вполне уместный заказ на большую пепперони, раз уж ты одинок6. — Он смеется над своей шуткой.
— Эй, я приберег это для тебя. — Я складываю руки на груди. — И я не одинок.
Он вздергивает подбородок, прищуриваясь, как будто видит меня насквозь, как старый фотографический негатив.
— Как я могу быть одинок, если ты постоянно рядом? И Томми хочет, чтобы мы впредь спрашивали номера телефонов при приеме заказов.
Мы еще пару раз препираемся по-братски, прежде чем отправляю его складывать коробки.
Сейчас середина дня, и мы находимся между обедом и ужином. Болтовня в столовой негромкая. В звуковой системе играет мягкая интерлюдия к рождественской песне.
Из кухни я слышу, как моя сестра говорит:
— Эмонд Джой, прости, что так получилось. Он флиртует со всеми подряд. Но подумай, может быть, в Хоук-Ридж-Холлоу ты найдешь кого-то особенного.
Если только Нико не приобрел какие-то навыки за последние двадцать четыре часа, ведь мой младший брат не умеет флиртовать, так что она, должно быть, имела в виду меня.
— Я не флиртую со всеми подряд, — бормочу я.
— А как же Мэдисон? — спрашивает Нико, который тоже подслушивает.
Меня охватывает тревожное чувство. Схватив тряпку и распылитель, я протираю стойку с газировкой, чтобы Томми не кричал на меня, когда вернется. Фрэнки сделала грандиозное, огульное обобщение. Конечно, у меня есть приемы, чтобы понять, заинтересована ли женщина, но я не флиртую со всеми подряд.
Это просто смешно.
— Я не флиртую с миссис Козак, — обращаюсь я к Нико.
— А как насчет того, что ты спросил ее, есть ли мистер Козак?
— Я просто поддерживал разговор.
— Ты сказал то же самое той девушке, которая пришла со своим девичником.
— Не уверен, был ли это девичник или…
Он насмехается.
— Как будто ты когда-нибудь женишься.
Я оттираю стойкое липкое пятно с боковой стороны машины.
— Меня это возмущает.
— Просто говорю правду. — И Нико замолкает, вероятно, понимая, что ударил ниже пояса и зашел слишком далеко.
Из всех нас, Коста, я не слыву глубоким мыслителем — это относится к любому из них, кроме меня. Однако обвинение в том, что я флиртую со всеми подряд, прилипает ко мне, как брызги газировки к автомату. Пытаюсь найти контраргумент, пример в свою защиту, но тут в мои мысли вплетается другой голос.
— Ты никогда не говорила о пиццерии. Или о пироговой. — Это новая девушка с ее легким нью-йоркским акцентом.
В памяти всплывает момент, когда я держал вилку для нее и думал о том, чтобы запихнуть ей в рот кусок свадебного торта. Да, я определенно флиртовал с ней, но это подействовало на меня иначе, чем обычная вспышка дофамина, которая приходит и уходит так же быстро, как и остальные женщины в моей жизни.
— Можешь объяснить? Почему ты не рассказала мне об этом? Это же очень важно, — говорит она, обращаясь, скорее всего, к моей сестре.
— Это все пролактиновый мозг. Я могу вести хозяйство, не высыпаясь, держать всех одетыми, сытыми и в безопасности. Совмещаю встречи, мероприятия, хотя очень беременна, но такие мелочи, как новый семейный бизнес, вылетают у меня из головы. Поди разберись, — объясняет Фрэнки.
Они обе смеются. У Фрэнки — низкий и хриплый. Смех новой девушки похож на звяканье колокольчиков, ясный, чистый и свободный.
Мое сердце устремляется к горлу. Не буду воздавать должное Нико, но был ли он прав? Одинок ли я? Я определенно скучаю по тому, что мои братья называют моей яркой жизнью, по путешествиям по всему миру в качестве профессионального фотографа. Это была нескончаемая карусель вкусной еды, вечеринок, женщин и поздних вечеров с музыкой и танцами в экзотических местах. А под всем этим — глубокая пропасть одиночества и неуверенности в себе. Я не уверен, кто я такой вне объектива, кто я без своей репутации. Кем стану, если оставлю все это позади и остепенюсь. Но никто не знает этих секретов.
Двойные распашные двери открываются, и сначала появляется живот Фрэнки. Девушки продолжают свой разговор, как будто меня здесь нет.
В моих работах, как правило, центральное место занимал объект фотосъемки, но я все равно присутствовал, даже если был за кадром — меня хвалили, обожали, уделяли внимание, а не дразнили.
