Горечь и сладость любви - Наталия Николаевна Антонова
И тем не менее картины его продавались, правда, ровно на столько, чтобы он не умер с голоду. Мастерскую он организовал себе в подвале дома, в котором дед, скончавшийся десять лет назад, оставил ему двухкомнатную квартиру. Родители его были геологами и всю жизнь пропадали в экспедициях. Эдик рос с дедом и бабушкой, потом только с дедом, чудом не загремел в интернат, когда остался абсолютно один семнадцатилетним подростком. В детский дом он не попал по той счастливой случайности, что родители у него всё-таки имелись и регулярно присылали ему деньги на жизнь.
Снабжать Эда деньгами мать с отцом перестали после того, как ему исполнилось двадцать пять лет. Видимо рассудили, что сынок сам уже здоровенный лоб и сможет самостоятельно о себе позаботиться. Эдуард принял решение родителей к сведению и не делал попыток на установление более близких родственных отношений. Они были и остались для него чужими людьми. Если бы не дед, то вообще неизвестно, что бы из него получилось.
И теперь ему часто не хватало деда. Эдуард был уверен, что, если бы дед был жив, его жизнь сложилась бы более удачно. Может быть, он сумел бы накопить денег на хорошую мастерскую. Сейчас же стоило ему заработать приличную сумму, он пускал её на кутёж с друзьями, которые слетались на деньги, как пчёлы на мёд, и тотчас испарялись, как только деньги заканчивались. А ещё он любил потусоваться в ночных клубах и пустить пыль в глаза порхающим там девицам. Нет, ни ночным бабочкам, а тем, которых в старину называли блудницами в хорошем смысле этого слова, то есть ищущим себе подходящего жениха. Среди них были студентки, служащие, дочки бизнесменов средней и мелкой руки и откровенные лентяйки, прожигательницы жизни.
Никому из них Эдуард в мужья не годился, и как только они это просекали, сразу растворялись в ночи. Впрочем, Эдуард и сам не собирался жениться, всё, что он хотел от этих красоток, так это приятно провести время, и не только в клубе, но и в постели.
Благодаря своему красноречию и умению разглагольствовать на различные темы Эдуарду нередко удавалось удерживать приглянувшуюся ему девушку до тех пор, пока она не приедалась ему, или на его горизонте не появлялась птичка с более яркими пёрышками и более приятным голоском.
Иногда он надолго забрасывал свою работу, пол в мастерской покрывался пылью, засыхали краски. Но голод – не тётка, и как только он напоминал о себе, Эд снова становился прилежным художником и завсегдатаем выставочного пятачка в местном парке.
У него уже более полутора лет не было загулов, и старенькая соседка из квартиры напротив тётя Варя, которая в память о его деде приглядывала за Эдом, надеялась, что он наконец-то остепенился.
– Жениться тебе надо, – чуть ли не каждую неделю твердила она ему.
А он отделывался от неё шуточками да смешками.
«Легко сказать – жениться, – думал он про себя, – а чем жену кормить? Обещаниями? А в ответ получать истерики и скандалы. Нет уж, как-нибудь и холостяком проживу».
Вера давно ушла, а Эдуард всё ещё задумчиво смотрел в ту сторону, где растаял её силуэт.
Он сам не знал, зачем привлёк внимание девушки к себе и подарил ей довольно дорогую картину, а главное, одну из самых любимых своих работ. Ведь изначально он на самом деле не планировал её никому продавать, тем более дарить.
Сожалел ли он о своей щедрости? Как ни странно, нет. Он искренне хотел, чтобы картина жила в доме Веры. Именно жила, а не просто висела на стене. Ему хотелось, чтобы девушка смотрела на неё, мысленно погружалась в изображённый им мир. И, конечно, думала о нём.
Если бы его спросили, чем именно привлекла его к себе Вера, Эдуард затруднился бы ответить однозначно. Пожалуй, он бы сказал, что она необычная девушка. Хотя что значит необычная? Вера не была писаной красавицей, она не тянула на роль юной грациозной Музы. О том, какой она была внутри, в душе, он не знал. Скорее всего, необычной он воспринимал её чутьём художника. Было в ней что-то такое! Нет, не изюминка. Может быть, внутренний огонёк, который мерцал в глубине её внутреннего мира. И если художник сможет уловить отблеск этого огонька и ему удастся перенести его на своё полотно, то картина оживёт и не оставит равнодушным зрителя. Наверное, как-то так.
Но дано ли ему, Эдуарду, обмакнуть свою кисть в таинственный огонёк, притаившийся в Вериной душе?
Во всяком случае, думал он, дело сделано. Он пригласил её на свидание, и она согласилась прийти.
Эдуарду Вера показалась искушённой женщиной. При всём своём развитом воображении он не мог представить, что Вера долгое время была одна. Внутренний голос подсказывал ему, что у неё и теперь кто-то есть.
Но наличие соперника только заводило Эдуарда. Ему хотелось сойтись с неведомым противником в поединке и одержать победу. Он чувствовал потребность не только завоевать Веру, но и отвоевать её у другого. Только ощутив вкус победы, он проникся бы Верой как высокой наградой судьбы.
Если бы он узнал истинное положение дел, то неизвестно, как повёл бы себя дальше. Может быть, просто отступил или превратил первое свидание с желанной девушкой в вечер дружеского общения. Как знать. Но придуманное им самим Верино прошлое и настоящее приятно кружило голову, возбуждало и толкало на романтические поступки.
Глава 4
Вера примчалась на работу минута в минуту. Она даже забыла поздороваться с приветливым ко всем сотрудникам, а к ней особенно охранником Ильёй Варнавой.
Охранник, скорее, удивился, чем огорчился, списав всё на девичью рассеянность. Хотя прежде Евдокимова не была ни торопливой, ни рассеянной. На работу она приходила заранее, ему, Илье, всегда приветливо улыбалась и даже время от времени интересовалась здоровьем его родителей, чем трогала Варнаву до глубины души. А тут даже не взглянула в его сторону. Скорее всего, сказалось послеотпускное настроение. Ведь сегодня Евдокимова вышла из отпуска первый день.
И тут Илья вспомнил, что в руках Вера несла что-то плоское и довольно большое. «Что бы это могло быть, – думал он, – похоже
