Опекун. Вне закона - Ронни Траумер
Едва оказавшись в коридоре, слышу доносящиеся из кухни голоса. Один точно принадлежит Самойлову, а вот второй – женский, мелодичный, даже немного писклявый. Выглядываю за угол и вижу статную девушку в чёрном костюме, состоящем из юбки-карандаша и приталенного пиджака с широким вырезом, который подчёркивает внушительную грудь. Ярко-красные пухлые губы, тёмные длинные волосы собраны в конский хвост, на носу очки «кошачий глаз» в чёрной толстой оправе.
Девушка замечает меня и то, как я осматриваю её. Из-за высоких каблуков она выше меня на полторы головы, и её надменный взгляд свысока меня немного напрягает: смотрит на меня, как на насекомое под ногами. Знаю я подобных девиц, обычно они приходят под руку с каким-то седым и пузатым дядей в нашу гостиницу, снимают номер на пару часов или на всю ночь и думают, что они очень важные люди, а на деле как одноразовые салфетки.
– Доброе утро! – вздёрнув голову, говорю я, и на меня резко оборачивается Самойлов, который до этого был увлечён какими-то бумагами.
– Доброе, – как-то задумчиво говорит, словно забыл о моём существовании.
Самойлов с девушкой стоят у кухонного островка, на котором два стаканчика с логотипом всем известной кофейни и пара папок разного цвета, бумаги одной из них, собственно, и изучает Самойлов. Девушка бросает последний взгляд на меня, с трудом скрывая свою неприязнь, и возвращает своё внимание к Марату.
Нет, ну что за отношение? Мы не знакомы вообще-то, откуда это выражение лица, словно ей лимонный сок дали выпить?
– Встреча в “Розалии”, в час дня, – обращается к Самойлову девушка. – В десять собрание, в двенадцать машина уже будет нас ждать, – продолжает верещать деловым тоном.
Услышав знакомое слово, я даже подбираюсь. Надеюсь, встреча у него не с моим боссом? Не хватало, чтобы Самойлов и в мою работу влез.
– Хорошо, – кивает Марат, кладёт бумаги в папку, закрывает её и, схватив пиджак со спинки барного стула у островка, надевает его.
Смотрю и понимаю, что он собирается уходить, а это значит, я опять остаюсь без ответов и, наверняка, запертой.
– Мы можем поговорить? – тут же громко выпаливаю.
Эта девица поворачивает голову ко мне, опять осматривает с головы до ног.
– Вам такси вызвать? – интересуется она и уже что-то нажимает на экране своего телефона.
Не знаю, как можно в принципе что-то делать такими ногтями, и как она себе глаза не выколола ими.
– Я не к вам обращаюсь, – отвечаю недовольным тоном и перевожу взгляд на Марата.
– У меня нет времени, – сухо бросает Самойлов, рискуя разбудить во мне ту бунтарку, которая начнёт разбивать всё, что под руку попадётся.
В несколько шагов преодолеваю расстояние до двери и встаю перед ними, закрывая собой выход.
– Значит, я могу идти? – смотрю на него с вызовом.
Самойлову явно подобное не нравится, особенно при посторонних, это видно по его лицу, потемневшим глазам и плотно сжатой челюсти.
– Нет, ты останешься здесь, – сквозь зубы отвечает он.
– Мы либо поговорим сейчас, либо ты меня отпускаешь сам, чтобы я в окно не вышла, – срывается с моих губ раньше, чем к языку подключается мозг.
Я не идиотка, никогда бы и не подумала выйти в окно с двадцать пятого этажа, но, судя по всему, эта угроза возымела на Самойлова эффект.
– Марина, – обращается к девушке он, продолжая испепелять меня взглядом серых глаз. – Подожди меня в машине.
– Мы опоздаем, нам нельзя задерживаться…
– Я сказал подождать меня в машине! – рявкает на неё так, что я сама вздрагиваю.
Ничего не ответив, лишь обиженно надув и так надувные губы, она отпихивает меня и спешно выходит из квартиры. Не успеваю опомниться, как меня хватают за локоть, больно впившись пальцами, и тянут к дивану.
Позволяю Самойлову отвести меня к дивану, словно капризного ребёнка. Хотя, вряд ли у меня была бы возможность не позволить, сил мне не хватит даже его пальцы от своего запястья отцепить.
– Ты заставляешь меня жалеть, что я тебя сюда привёз, – рычит, подтолкнув меня к дивану и нависая надо мной с грозным лицом.
– Ну так не надо было привозить, – пожимаю плечами и встаю на ноги, не собираясь разговаривать с ним, оставаясь внизу.
– Я сделал это для тебя! – рявкает так, что уши закладывает.
– Не надо на меня орать! – кричу ему в ответ, сжав кулачки от злости. – Я требую объяснений, а не половину вашего состояния!
– Объяснений, значит, – кивает со вздохом и, развернувшись, скрывается за углом коридора, чтобы вернуться через минуту с папкой в руках. – Вот твои объяснения, – бросает её у моих ног, словно кость собаке. – Внимательно прочитай и запомни, что я твой царь и бог. Ты больше шагу не сделаешь без моего ведома, смирись с этим и завязывай выносить мне мозг, пока я не разозлился, – от нервов у него даже лицо изменилось, исказив его красоту.
Полегче, Лина! Какая ещё красота? Стокгольмский синдром развивается?
– А то что? – вздёргиваю подбородок я.
– А то на цепь к батарее посажу, – абсолютно серьёзным тоном отвечает, и у меня даже дыхание перехватывает.
Сказать что-то ещё я не успеваю, Самойлов разворачивается и быстрым шагом выходит из квартиры, громко хлопнув дверью. Долго не раздумывая, я наклоняюсь за папкой, а открыв её, падаю без сил на диван.
Внутри находятся бумаги, подтверждающие его опекунство надо мной, и оформлено оно не вчера, как я думала, а семнадцать лет назад с согласия моей мамы, даже подпись её стоит. Другая бумажка подтверждает, что я невменяема и недееспособна, по этой причине Самойлову пришлось продлить опекунство.
– Бред какой-то, – бурчу себе под нос, смотря во все глаза на эти чёртовы строчки.
Я бы подумала, что эти бумаги для меня, только, фэйк, напечатанный на компьютере, если бы не куча подписей и печатей. Но как такое возможно? Если всё официально, то как я в университет поступила, и, тем более, как невменяемого человека взяли на работу?
Не понимаю, почему семнадцать лет не нужна ему была, а сейчас, когда я взрослая сформировавшаяся личность, он решил, что я нуждаюсь в опеке?
Почему, раз он не просто работодатель мамы, не приходил к нам в гости, не показывался мне на глаза и не проявлял свою чёртову опеку, когда я была ребёнком?
Зачем забирать меня против воли?
