Новенькая не для меня (СИ) - Дорофеева Тина

– Пойдем-ка, – Ника испуганно округляет глаза и упирается пятками в пол.

– Куда ты меня тащишь?

– Яр, ты там аккуратнее только будь, – доносится взволнованный голос Глеба, но я только трясу башкой, чтоб не лез.

Мне давно надо было разобраться с Никой, но я все не придавал значения ее подкатам.

– Да отпусти, мне же больно, Ярослав, – пищит девчонка и вырывает руку.

Пытается вырвать. Но я прекрасно понимаю, стоит отпустить – свалит и останется безнаказанной.

– А ты, я смотрю, только о своей шкуре думаешь, да? – выталкиваю слова сквозь сжатые до боли зубы.

Заталкиваю её в темный угол под лестницей и нависаю над Никой. Она ниже меня на голову и сейчас ещё сильнее сжимается. Становится крохотной.

– Яр, – прячет глаза, руки заламывает. Прямо сама невинность.

– Что, Ника? Какого фига только что было? Ты резко разучилась ходить?

Заправляет волосы дрожащими пальцами и прикусывает нижнюю губу. А у меня даже не екает рядом с ней.

С чего она вдруг решила, что мы будем вместе, ума не приложу? Но кто этих девчонок разберет.

– Ну а что она вечно к тебе лезет? Постоянно возле тебя крутится, – наконец Ника обретает голос.

И он даже довольно-таки тверд и непоколебим.

– А тебе какое дело, кто вокруг меня крутится?

– Ну как? Яр, ты мне нравишься. Мы бы были крутой парой, только представь… Капитан сборной баскетбола и капитан группы поддержки.

– Зато ты мне не нравишься, Ника. Я устал тебе это вдалбливать! Ты красивая, да, но ты не для меня абсолютно.

– А кто для тебя? Вот эта калека для тебя, да? – голубые глаза вспыхивают яростью.

Скриплю зубами. Делаю несколько рваных вдохов. Прищуриваюсь, и, кажется, Ника понимает, что сказала не то.

– Послушай меня, – наклоняюсь ближе, чтобы она точно услышала каждое мое гребаное слово, – если ты себя хоть немного уважаешь, прекрати за мной бегать и строить розовые замки с сопливыми пони. Вдолби себе это в свою блондинистую голову и перестань вести себя как истеричная баба. Ты же не такая. Была, по крайней мере, не такой, – уже тише добавляю я. Потому что помню прекрасно, когда Ника была вполне нормальной девчонкой, а потом связалась с Викой, и все пошло через одно место.

Нос задрала. И считает, что она выше всех.

– Тебя вообще не касается, какой я была. Это все было в прошлом, – прячет взгляд, но в голосе проскакивает что-то непонятное.

– У тебя проблемы какие-то? – тут же вся моя настороженность принимает стойку и готовится защитить одноклассницу, которая мне как бы не посторонняя.

В глазах Ники блестят слезы, но она мотает головой.

– Тебя это не касается, Бородин, иди трясись над своей хромоножкой.

Тут же берет себя в руки и надевает снова маску надменной стервы, от которой меня подкидывает.

– Лучше не трогай её, – шиплю.

Миг разрушен, а может, мне просто показалась секунда слабости Ники. И она и есть та самая стерва, которая ни перед чем не остановится.

– Иначе что, Бородин? Набьешь мне морду, как и всем, кто тебе не нравится? – вздергивает вопросительно бровь.

Складывает руки на груди и надменно усмехается.

– Ника, блин, лучше не играй с огнем. Найди себе другую жертву. Я точно мимо…

– Ненавижу вас всех, – выплёвывает мне в лицо и отталкивает в грудь.

Не сопротивляюсь. Делаю пару шагов назад, и это позволяет Нике скрыться с глаз.

Опираюсь о стену, роняю голову на грудь и делаю несколько вдохов. В груди все в полном хаосе.

Порыв сейчас залететь в комнату к Снежинке и убедиться, что с ней все хорошо.

Давлю его последними крохами силы воли. Это ни к чему.

Я просто буду наблюдать, чтобы ей никто не навредил, потому что иного выбора я для себя не вижу. Как ненормальный реагирую на неё. Сам не могу понять, что со мной, но её безопасность вдруг встала на первое место.

Телефон в кармане оживает. Хмурюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Нет желания разговаривать ни с кем. Но вот телефону мое желание до одного места, он продолжает вибрировать. Раз, два, пять.

Психую и выдергиваю гаджет из заднего кармана.

Морщусь при виде звонящего. Палец застывает над красной кнопкой, но волнение за маму заставляет ответить.

– Да.

– Привет, сын, чего делаешь?

– В школе.

– К воротам выйди, – голос отца очень уж бодро звучит, и это настораживает.

– Зачем?

– Без лишних вопросов. Жду.

Сбрасывает звонок, а я медленно закипаю. Да с какого фига я должен сейчас забыть обо всем и нестись к папаше на поклон?

С другой стороны, ему ничего не стоит взять и вломиться в школу и устроить при всех выволочку мне. А мне это вообще никуда не упирается.

И так много проблем, так ещё и разборки с отцом сейчас переживать. К черту.

Выскакиваю на улицу без куртки и ежусь от порыва прохладного ветра. Погорячился что-то. На улице не лето, к сожалению.

Засовываю руки в карманы и пытаюсь сжаться, чтобы ветер под ребра не проникал. Вижу, как возле ворот стоит отец и куча газетчиков.

Закатываю глаза. Ну, блин, без представления никак он не может.

– Что хотел? – не слишком дружелюбно выходит, но мне как-то плевать.

При журналистах папочка у меня как шелковый. Нужно же показывать себя только с положительной стороны. Это вот когда дома, за закрытыми дверями…

– О, привет, сынок, – хлопают по плечу, – чего раздетый бегаешь? Давно не валялся с воспалением легких?

Он пытается шутить, только в таких же карих, как у меня, глазах застывает ярость.

Пытаюсь улыбнуться, но сомневаюсь, что попытка успешна. Скорее всего, сейчас на моей роже что-то похожее на оскал.

Но мне… Правильно – плевать!

Была бы моя воля, сразу же после совершеннолетия свалил бы на все четыре стороны. Но не могу. Из-за мамы, которая и шагу без ведома отца ступить боится.

– Пап, ближе к делу, у меня ещё треша.

Очередной порыв ветра пронзает насквозь, и я плотнее сжимаю губы, чтобы не застучать зубами.

– Ах да, спорт превыше всего, – это уже обращение в сторону папарацци, которые ловят каждое его слово.

Меня этот цирк откровенно бесит. Делает вид, как будто ему не наплевать на мою жизнь, а сам не скажет, когда у меня день рождения, без маминой подсказки.

– Сынок, – папа кладет руку мне на плечо, и мне стоит огромных усилий не поморщиться, – тебе на прошлой неделе стукнуло восемнадцать. Золотой возраст, мне бы вернуться обратно туда.

Вспышки камер, микрофоны, блокноты. Смешки молодых журналисток, которые стреляют в папу своими глазками в надежде привлечь его внимание.

Тупые курицы. От такого надо бежать.

Все это уже проходилось не один раз. И по собственному опыту прекрасно понимаю, что сейчас будет что-то грандиозное.

– Ого, ты помнишь, – бурчу себе под нос, и мое плечо стискивает стальная хватка.

Сжимаю зубы до скрипа, чтобы не показать, что это ни фига не щекотно. Отец ненавидит, когда я проявляю слабость.

– Конечно, помню, ты же мой единственный наследник. Надежда рода.

Глаза остаются холодными, хоть на лицо и нацеплена дежурная улыбка. Она у него уже отточена до автоматизма.

– Круто, пап. Так и что?

– Все готовы? – как к своим многочисленным избирателям обращается и кивает в сторону.

От толпы отделяются его телохранители и раздвигают нескольких журналистов.

Во двор школы въезжает мечта любого пацана старше восемнадцати.

– Поздравляю, теперь ты вполне самостоятельный, чтобы управлять своей каретой.

Сглатываю тугой ком.

– Так у меня же прав ещё нет, забыл, что ли? – наигранно бодро отвечаю, а у самого внутри все холодеет.

Ненавижу, когда отец дарит дорогие подарки. Вообще, предпочел бы, чтобы он забыл о моем существовании, но на мое горе – я реально единственный сын, а это трындец, товарищи!

– Так ты же учился. Я заехал и забрал права, – в его руках как по мановению волшебной палочки возникает розовая карточка, на которой мое имя и мой фэйс.