Когда гаснут звезды (ЛП) - Ааронс Кэрри

― Не так уж много, чувак... Просто пытаюсь попасть во все рестораны, которые появились с тех пор, как я уехал. И я работаю с «Желание на звезду», они поставили меня в пару с семьей Гюнтеров, ты, наверное, видел Райана на боковой линии на прошлой игре?

― О, да, потрясающий ребенок. Но так грустно, чувак… почему жизнь должна быть такой холодной сукой? И, кстати, о холодных, но чертовски сексуальных сучках ― вот почему Деми Розен была на поле в воскресенье. ― Он кивнул, наклонившись, чтобы коснуться пальцев ног, растягивая подколенные сухожилия.

― Ты знаешь Деми? ― Я стараюсь не выглядеть слишком нетерпеливым.

Энтони подходит, а Коннор продолжает:

― Чувак, все знают Деми. Лучшая леди во всем городе Шарлотт, и она закрыта настолько крепко, что даже моллюск, защищающий свою драгоценную жемчужину, и рядом не стоял.

― Что это значит? ― Я протягиваю руку над головой.

― О чем мы говорим? ― Энтони пожимает мою руку и кивает в знак приветствия Коннору.

― Деми... Шоу только что впервые встретился с ней, когда взял желание ребенка.

Энтони начинает распаковывать свою сумку на траве: несколько гирь, резинки, секундомер и коврики.

― О, она замечательная, действительно делает прекрасную работу для этих семей. А моя жена просто без ума от нее. Но да... она холодновата к новеньким. Если ты думаешь так же, как обычно думают все остальные парни в раздевалке, когда речь заходит о Деми, я бы сразу отбросил эту мысль. По словам Люси, она не ходит на свидания.

Хммм, значит, она была одинока. Разве это неправильно, что я немного взволнован тем, что цветы в ее офисе не были от другого мужчины?

― Чертовски жаль, эта девушка подходит на роль жены. ― Коннор покачал головой.

После того, как мы закончили с растяжкой, Энтони подробно рассказывает о круговой тренировке, которую мы будем выполнять: каждый раунд повторений разбивается на две минуты полноценных спринтов на траве. Мы начинаем, и тренировка становится удивительно интенсивной для солнечного парка. Приятно выбраться из тренажерного зала, ведь я редко занимаюсь подобными тренировками в наше время.

На третий раз, когда меня подрезают, поворачиваюсь, чтобы спринтерски коснуться линии во время тренировки самоубийц, резкая боль пронзает мое колено.

― Бл*дь! ― Я вскочил, подпрыгивая от боли, пронизывающую ногу.

― Ты в порядке? ― Энтони бросается к нам, его свисток все еще в руке. Думаю, он работает тренером по силовым нагрузкам для удовольствия, и мне кажется, что втайне он любит командовать.

Коннор тоже останавливается, и мне неприятны сочувственные взгляды, которые они оба бросают на меня. Я стою, потряхивая ногой и пытаясь надавить на колено. Кажется, все нормально, ничего не болит, но мне нужно быть осторожнее.

― Да, просто немного побаливает. Мои кости уже не те, что были раньше.

За исключением того, что это не просто боль. Если быть честным с самим собой, этот сезон, вероятно, для меня будет последним. Я отрицал это слишком долго, настолько долго, насколько мог... но, черт возьми, теперь я не в силах выполнить пару спринтерских упражнений. Два кольца уже лежат в сейфе в моем доме, я надеялся добавить третье, прежде чем меня отправят на пенсию. Это должно произойти в этом сезоне, иначе не думаю, что смогу снова встать на пьедестал победителя.

― Успокойся, Шоу, мне не нужно, чтобы ты порвал еще что-нибудь в мое дежурство. ― Взгляд Энтони подозрительный, и он, вероятно, знает, что я преуменьшаю боль.

Я киваю, обещая быть осторожным. Но мы все трое знаем, что либо сейчас, либо никогда, и придется жертвовать своим телом всеми необходимыми способами, чтобы добавить эту последнюю победу в свой личный рекорд.

***

Одна из лучших вещей в этом месте, с которой меня познакомило руководство «Гепардов», ― это терраса на крыше.

Большинство парней моей профессии счастливы в шумном спортивном баре, на поле для гольфа или на вечеринках в каком-нибудь VIP-клубе. Но я? Я из тех, кто любит «сидеть и смотреть на звезды». Когда-то в маленьком городке с причалом, в котором поселились мои родители на Род-Айленде, мы с братом с ранних лет установили определенный распорядок дня. Почти каждый вечер после ужина брали наши шезлонги и устанавливали их на причале позади нашего дома, вода, занимающая небольшой залив Атлантического океана, на берегу которого мы жили, омывала крошечный пляж нашего участка. Мы сидели там, как дети, пили яблочный сок, пока звезды освещали небо. С годами у нас появились друзья, а когда начались старшая школа и колледж, появился и алкоголь. Но когда все уходили, и оставались только мы с братом или еще несколько близких друзей, мы садились на шезлонги и говорили о жизни.

Сидя сейчас на крыше моей квартиры и наблюдая за мерцанием звезд, потягивая пиво из бутылки, я вспоминаю только об одном.

О моих родителях в доме на берегу Род-Айленда.

Надеюсь, что сейчас они делают то же самое, сидя там, среди звезд. Мне хочется думать, что им не больно. Что они, держась за руки, смотрят на меня, а я, вспоминая о них, смотрю вверх.

Пять лет назад их жизни слишком рано унесло то самое море, у которого мы сидели детьми. В тот день им не следовало приближаться к воде, прогноз погоды был, в лучшем случае, неблагоприятным. Но маме захотелось после обеда прокатиться на яхте, а папа никогда не мог ей отказать.

Когда береговая охрана нашла их лодку, они сказали нам, что у наших родителей не было ни единого шанса противостоять шторму. Волны были слишком большими, и хотя мой отец был опытным лодочником, он ничего не мог сделать.

Необходимость опознать тела своих родителей... это был кошмар, который никогда не выходил из головы.

Их смерть изменила меня как личность. Если раньше я был общительным, то теперь, скорее, предпочитал держаться в небольших группах или просто оставаться в одиночестве. Вечеринки и женщины меня больше не интересовали, и я уже давно не был с женщиной. Каждый день корю себя, что не дал родителям то, чего они хотели больше всего: обретение своей семьи. Черт, как же они хотели, чтобы у них был внук, которого можно было бы обожать.

Когда море забрало моих родителей, оно забрало и мое эго. Немного моей искры. Это заставило меня осознать, даже если у меня были прекрасные отношения с матерью и отцом, насколько важно проводить время с семьей. Все остальное было просто мелочами. Все это ничего не значило, если в твоей жизни не было людей, которых ты любил.

И поэтому, глядя на многочисленные галактики, на шум Шарлотт после наступления темноты внизу на улице, я не могу не сожалеть о том, что не нашел времени, чтобы наполнить свою жизнь большим количеством людей, которых больше всего любил.

ГЛАВА 10

ПАКСТОН

Райан съеживается, отворачивая свое маленькое личико, когда игла входит в его руку, но я все время наблюдаю за ним. Комната, в которой мы сидели, в Детской больнице Шарлотт, заполнена детьми в возрасте до двенадцати лет, проходящими курс химиотерапии. Я хочу, бл*дь, закричать, моя внутренняя ярость настолько сильна, что мне приходится впиваться ногтями в ладони, сжимая руки в кулаки. Кто, черт возьми, допустил, чтобы у невинных детей диагностировали рак? Это незаконно, аморально, невозможно… Мне хотелось схватить этих докторов и потребовать лечения. Но, зная, что ничего из этого не поможет, я просто сижу рядом с Райаном и обсуждаю проходящие игры, держа его за руку, пока яд капает в его вены.

До несчастного случая с моими родителями я, наверное, был бы просто парнем «раз и готово». Позволил бы ребенку прийти на игру, проводил бы его, подарил бы ему майку. Но... та была другая половина моей жизни. Это же была новая половина, разрезанная на две части окончательным событием ― их кончиной.

Если увидев меня и поговорив со мной, Райан почувствует себя лучше, то я буду тратить каждую свободную минуту, делая это для него. Этот парень, такой храбрый и отважный, заслуживает все, чего он хочет, за то, что ему приходится пройти через это дерьмо. И я собирался дать ему все, что бы это ни было. У меня, черт возьми, были деньги и время. И, кроме того, он был потрясающим маленьким чуваком.