По льду (СИ) - Цой Анна

— Потом правда всё узнал, — смешок, — знала бы ты от кого, кстати. Суд всё разъяснит, — его бровь дернулась, — полтора месяца, кстати. Тебе скоро повестка придет.

Я замерла с колотящимся сердцем и округлившимися глазами.

— Ты не угрожал?!

Усмешка.

— Нет, конечно. Да и в чём смысл мне угрожать тебе? Ты — жертва, Вася. Причем самый поганый вид жертвы — та, которая даже не понимает, что она жертва.

Я мотнула головой, сквасилась и вздохнула.

— Пытаешься выбелить меня? — не выдержала.

— Ни капли. Ты тоже молодец. Например, почему не сказала обо всём мне, а ушла молча?

Я мотнула головой в отрицании.

— Я не молчала, — взгляд на Соню с закрывающимися глазками, — я рассказала тебе обо всём сразу. Ну… почти.

Он внимательно вгляделся в моё лицо.

— Обо всем? Я половину узнал от посторонних людей!

Щёки опалило краской.

— Это не важно, — вынесла вердикт я.

— Да? — его хмык, — как скажешь. Только я останусь при своём, — холодное, — но знаешь, что, Вася? Ты знаешь меня лучше других, и я не сдамся до того момента, пока вы с Соней не будете рядом. Даже если для этого придется сжечь весь этот город с его проклятыми жителями.

Он резко поднялся, подошёл ко мне, бессовестно задрал мою голову вверх и поцеловал. Мельком, будто мимоходом, после чего прошёл по коридору и вышел за дверь, прикрыв её тихо, чтобы не разбудить малышку.

Мы же остались одни. Со своими вечными проблемами и предстоящим «боем» с Никитой. Потому что никто кроме него деньги из банки в ванной взять не мог. Никто туда просто не ходил. А если так, то ближайшие пол месяца нас ждала даже не экономия — мы оставались ровно с пустым карманом и полупустым холодильником. А это было уже крахом, потому что никто нам не займёт, а смеси для дочери были необходимостью. Я со своим здоровьем кормить её не могла никак.

Оставалось нервное переживание и судорожные поиски путей решения. Всё, казалось, скатилось ещё ниже в ад.

Через два часа в квартиру вернулся злой, голодный и не выспавшийся Никита, который даже слова мне не сказал, прежде чем пойти в ванную отмывать грязь обезьянника за все эти дни.

Нас ждал тяжёлый разговор, на который я настраивалась все эти дни — слёз уже не осталось, как и сил объяснять ему очевидные вещи.

Он вошёл на кухню ещё через пару минут, неся с собой только смятую пачку сигарет, которую бросил на стол с тихим хлопком, не заботясь о том, что его собственная дочь спит рядом.

— Как ты? — выдохнула я.

Мне, если честно, было уже безразлично, что он скажет, и как прошло его время вне дома. Я хотела перейти сразу к нужной теме, тем более мы с ним практически и не разговаривали ни о чём другом, кроме того, какая я плохая, и что денег вновь не осталось. Вторая тема проскальзывала даже реже, чем первая.

— Что ты ему рассказала? — он усмехнулся, глядя на то, как я накладываю ему поесть.

Я нахмурилась, взяла ложку с подставки и положила её рядом с исходящей паром тарелки.

— Кому? — сделала вид, что не поняла я.

О ком ещё он мог говорить? Артём, конечно. Вот только совсем неясно, что я могла ему рассказать. Я даже об их с братцем делах ничего не знала, чтобы проговориться или раскрыть какие-нибудь тайны.

— Идиотка, — прошипел он, — молчать не пробовала? Ты смотри — я спокойный, Вадим тебе язык обещал отрезать чуть что.

Я напряженно сглотнула, понимая, что шутить или угрожать попусту мне никто не стал бы.

— Я ничего никому не рассказывала, — честно сообщила ему.

Его глаза бегали, рука так и не обратилась к ложке, а пальцы постукивали по столу. Я стояла со скрещёнными на груди руками и пыталась придумать, как подвести его к нужному мне разговору. Напрямик с ним не прокатывало — он просто начнёт орать, тогда добьёшься от него ровным счётом ничего. Так хоть шанс должен появиться.

— Когда ты крутилась вокруг него, — он усмехнулся с долей жестокости во взгляде, — он не упоминал на кого именно капает? На меня или на Вадима?

Его прямой колючий взгляд был на моём бледнеющем лице. Я даже своё имя практически забыла, не то что говорил Артём тогда. Потому и мотнула головой в отрицании.

— Ещё бы он такой дебилке что-то рассказал, — он даже не стал скрывать от меня собственный смех, — и даже если бы сказал, то ты кроме своих пелёнок в голове ничего не удержишь. Спасибо и на этом, иначе дочери у тебя бы уже не было.

Я сжалась, боясь вздохнуть не так, как скажет он. В этом и была причина — он напоминал о ней достаточно часто. Собирался и сейчас, а я даже слышать не могла, настолько страшно мне было это осознавать.

— Помнишь же, что сделай ты шаг против, и я её заберу? — он был льстив к своим же словам и ехиден так, что яд его слов пробирал до костей, — ты и сейчас можешь бежать к своему менту, дочь только оставь. Ты её точно тогда не увидишь.

Он прыснул и начал есть. Я же осталась стоять у невероятно сквозящего окна, осознавая, что он прав. Со связями его брата он выиграет любой суд, отомстит мне и заберёт ребенка. Я же хотела жить, в равной степени дорожа жизнью и собственной дочерью. Сонечкой даже больше — и мама права, я никогда бы не выбрала подобную жизнь для неё. Я и не выбирала. Передо мной стоял жёсткий ультиматум: или с ней и в браке с ним, или без неё, но с той самой «свободой». Самым жестоким днём я считала не тот, когда мы встретились с Никитой, а тот, в который я сглупила, решив, что моему ребенку нужен такой отец.

— Я помню, — просипела я, туша в душе рыдания.

— Хоть в одном ты не скатываешься в дурость — понимание, — рассмеялся он, — нас увезли из-за тебя? Что он хотел?

Я кивнула и поджала губы.

— Он мне мстит, — рассказала то, что поняла на самом деле, — хочет навредить любым способом. Через тебя, дочь или… я не знаю.

Руки опустились вдоль туловища, как бы показывая ему насколько я устала. Даже обороняться от него не смогла бы сейчас.

— Мстит? — усмешка, — слишком тупо. Скорее, как сказал брат, пытается выгородить свой косяк и припрятать его поглубже.

Я непонимающе его оглядела, не понимая намека. Муж хмыкнул и закатил глаза.

— Вадим был заочно связан с ним каким-то делом. Не знал, кто именно крыса в отделе, но вскоре догадался — пошли перестановки, увольнения и твой кхм… бывший выполз на свет, — он усмехнулся, — в хорошей должности и с деньгами. А после начал мешать жить брату. Прикрыл больше половины его людей и остался при должности, — он оскалился, — теперь точит зубы на самого Вадима.

Забавно, но Никита сказал мне, что я не достойна рассказа от Артёма, но рассказал всё сам. Словно не выдержал или… попытался ввести меня в заблуждение? Чтобы я рассказала о чём-то Артему?

— Меня закроют вместе с братом, если что, — он пристально уставился на меня, — останешься одна, сразу побежишь к нему обратно?

Последний вопрос он практически выплюнул. Я замотала головой и отпустила её ниже, скрывая глаза. Боже, как же я жаждала того, чтобы Артём посадит их в тюрьму! Я бы осталась в относительном спокойствии в этот момент. Уехала бы из города и никогда бы не возвращалась обратно!

— Узнаешь, что — скажешь мне, — смешок, — он теперь вокруг твоей юбки крутиться будет долго. Прыгнешь к нему в койку, убью. И не тебя одну, — он скосил взгляд к дочери.

Я дернулась.

— Я и не…

— Ой, заткнись, — он поднялся с табуретки, подопнул её под стол и пошёл было в комнату, но я не выдержала:

— Ты забрал детские деньги из банки в ванной? — голос дрожал, а мысли разбегались.

Будто он сейчас мог подойти и ударить меня. Но он так не делал, хоть и угрожал. Вселяло ли это в меня уверенность? Конечно же нет.

— Я, — ответ со снисходительной улыбкой, — а не надо было?

Ответа на этот вопрос, который не спровоцировал бы его, я не придумала.

— Вот и я подумал о том, что это не твоё дело, — уголок его губ опасно дёрнулся.

Я бы назвала его мерзким, если бы могла кого-то как-то называть. Себя же назвала бы жалкой. Потому что выхода из этой ситуации, кроме как занимать, я не видела.