Шипучка для Сухого (СИ) - Зайцева Мария

— Больно, Ольк?

— Не знаю… — я говорю так же тихо, как и он. В горле сухо, даже сглотнуть не получается. И больно, да.

Губы онемели, и скула жаром жжет. Живот не чувствую совсем. Может, железным кулаком перебило что-нибудь внутри, и тело просто отключило боль? Так бывает иногда. Перед смертью.

— Лежи, дай гляну.

Он аккуратно укладывает меня на диван, распахивает кофту, задирает футболку, трогает живот. Я вскрикиваю. Больно! Так больно!

— Чшшшш… — он тут же успокаивающе гладит, трогает подрагивающие мышцы, — все хорошо, тихо, тихо, тихо…

А потом…

Наклоняется и целует мой живот! Прямо там, где побывал кулак этого мерзавца!

И я не могу ничего сделать. Просто смотрю, как он это делает, как гладит, мягко и осторожно, как целует… Это не больно, совсем.

Но это так… Неправильно. И стыдно!

— Что ты делаешь? Ты что? — шепчу сбивчиво и испуганно. Губы разбиты, шепот выходит со свистом.

— Ничего. Меня мать так в детстве успокаивала, — говорит он, отрываясь от живота и смотря на меня… Странно.

Тут за его спиной раздаются шаги, я перевожу взгляд. Мужик. Такой здоровый, что тот высокий бандит, пугавший меня, наверняка по сравнению с ним покажется совершенно обычного роста.

— Сухой, все. — Коротко басит он, деликатно не разглядывая мой обнаженный живот.

— Скорую давай, — так же немногословно отвечает Олег, который, оказывается, Сухой.

— Не надо скорую!

При простой мысли о том, что коллеги узнают о произошедшем, становится отчего-то стыдно до невозможности.

Я пытаюсь сесть, и, к моему удивлению, это удается. Даже странно!

Голова, конечно, кружится, в глазах темнеет от резкого движения, но все довольно неплохо. Я уже могу нормально вздохнуть. И могу сглотнуть.

Растерянно оглядываю обстановку, замечаю разломанный стул, сорванную со стола скатерть.

Бандитов не видно.

— А где…

Смотрю на Олега.

Тот понимает прекрасно, о чем я, медленно поводит шеей, как борец.

— Не переживай про них, Шипучка.

И улыбается. Улыбка его красит. Я это замечаю уже во второй раз. Или в третий? Ему идет улыбаться. Хочется ответить. Я несмело растягиваю губы и тут же охаю от боли. Слизываю кровь.

— Давай, пойдем умоешься, — Олег серьезнеет, смотрит на меня пристально, помогает подняться и в самом деле ведет умываться.

Его большой друг куда-то исчезает, и, судя по всему, еще и прибраться успевает, потому что, вернувшись обратно, я не застаю существенного беспорядка.

Умывание пошло мне на пользу, а прекрасный внешний вид, мелькнувший в зеркале, привел в тонус.

Бррр… Красотка!

Я иду к телефону.

— Зачем? — Олег не делает попытки остановить, просто смотрит, остановившись у косяка.

— В милицию позвоню. Нападение, избиение…

— Шипучка, не надо. Их не найдут.

— Милиция не найдет?

— Никто не найдет.

8. Сейчас

— Ольга Викторовна, давайте я первый.

Мой постоянный фельдшер, Вадим, оттесняет меня в сторону и решительно шагает вперед, в темное парадное.

Я иду следом, непроизвольно морщась от вони кошачьей мочи.

Вот, вроде, должна за столько лет на скорой привыкнуть к подобному… А не привыкается.

Квартира на пятом этаже, лифта нет.

Поднимаемся в полной темноте, только Вадим впереди фонариком светит.

Дверь, старая, обшарпанная, еще с советских времен, приоткрыта. Заходим. Вони становится больше. Я вздыхаю. Типичная питерская коммуналка. Одно время мне казалось, что они исчезли, но нет, просто я место работы меняла. И в том районе, где каталась, все коммуналки уже расселили. А затем вернулась на Ваську. И вот они, родимые.

Вызов к женщине, шестьдесят пять лет, давление. Стандарт, в принципе.

К нашему приезду давление нормализовалось, женщина бодро сидит со стаканом сивухи.

Рядом бегают дети, орут, их никто не останавливает.

Меряю давление, даю рекомендации насчет употребления спиртного.

Вадим молча пишет.

Пустой вызов.

Как и процентов семьдесят на смене.

Кроме пациентки, в комнате еще две женщины, из соседней комнаты слышны мужские пьяные голоса.

Женщина, судя по всему, хочет в больницу, но показаний для госпитализации нет, о чем я и говорю.

Тут же получаю порцию ругани, встаю, под угрозы жаловаться и крики про «Гиппократу давала» иду к двери.

Вадим топает следом. Его почему-то не матерят. Боятся, наверно, он — парень серьезный.

Прохожу мимо кухни, обращаю внимание, что на самом краю плиты стоят на огне две кастрюли с кипящим варевом. Дети с визгом носятся в опасной близости от кипятка.

— Уберите детей от плиты, пожалуйста, — не удерживаюсь я, — заденут, обварятся…

— Да не твое дело, сука! — орет мне подозрительно быстро пришедшая в себя пациентка.

Я молча выхожу в парадную.

Иду к машине, пиликает телефон.

Игорь.

«Ты на смене? Давай потом подхвачу, поужинаем».

Не отвечаю.

Игорь работает в банке, у него нормированный рабочий день, без сверхурочных, хорошая квартира в центре и дорогая машина. Он вообще неплохой. Вот только это не черта характера.

И я прекрасно знаю, что он будет мне еще писать, потом пару раз позвонит. И все этом.

Ему в голову не придет настоять, у нас же свободный мир, не так ли?

Ему в голову не придет купить всю отдыхающую смену, заставив людей выйти на работу, а потом послать за мной своего человека с приказом привезти в любом состоянии. Просто потому, что соскучился и хочет видеть.

И дело не в том, что Игорь не может себе этого позволить. Финансовый директор крупного питерского банка может себе позволить многое.

Дело в том, что он просто до такого не додумается. Такое поведение не в его парадигме совершенно.

Зато, как выяснилось, в моей.

Я сажусь в машину, вызовов пока что нет, спокойный вечер среды, поэтому едем на станцию.

Я привычно держусь за поручень, потому что водитель, работающий на скорой, наверно, еще дольше, чем я, везет нас проходными дворами, мастерски избегая пробок. И, если не ухватиться, будет мотать по всему салону.

Накатывает какая-то апатия, которую я характеризую, как усталость.

Конечно, ночь не спала, занималась активными физическими упражнениями…

При воспоминании ожидаемо сладко ноет в низу живота. Как всегда, когда думаю о нем. И о том, что мы делали этой ночью. Господи, каждый раз, словно в первый. Все то же бешенство, дикое, неконтролируемое желание, звериное какое-то… Вцепляемся друг в друга, как животные, оторваться не можем. При одном взгляде буквально трясет. Кто бы мне сказал, что так бывает?

Тогда, двадцать лет назад, неопытной, открытой девчонке…

Нет-нет, да и представляющей себе, каково это — влюбиться? Так, чтоб до сумасшествия…

Я всегда хотела именно так. До сумасшествия. Как в книгах.

Ну вот и получила то, что хотела. И даже больше.

Так получила, что до сих пор в себя не могу прийти. И до сих пор смотреть на него не умею спокойно. Он за годы изменился, стал суше, вальяжнее, и, если б не знала, какой яростный зверь прячется за холодной, полностью положительной внешностью…

Но я знала, всегда знала, что это за монстр — Олег Сухой.

Хотя вру.

Поначалу не знала.

Даже, когда спас меня от черных риэлторов, от тех упырей, что хотели прадедушкину квартиру отобрать.

Тогда для меня, молоденькой и восторженной, открытой миру, он казался кем-то вроде прекрасного принца. Притом, я прекрасно осознавала, что Олег — совсем непрост. Но почему-то закрывала на это глаза. Предпочитала не замечать. Не думать.

За что и поплатилась, конечно же.

Получила урок.

Первый из многих.

Телефон предсказуемо пиликает сообщениями от Игоря. Потом звонок. Тоже. Предсказуемо.

Я отворачиваюсь к окну, машину трясет, за окнами мелькают уже какие-то совершенно непонятные подворотни.

Вадим, который не успевает ухватиться и немного пролетает по салону, ловит мой взгляд, морщится: