Татьяна Лунина - Когда забудешь, позвони
— Нам, — тихо поправил ее Глебов. — И это вселяет надежду, что лучшее впереди. Как говорят, спасение не приходит напрасно, у него всегда своя цель.
Две пары серых глаз пересеклись в полуметре друг от друга. По спине побежали мурашки, и почему-то захотелось вдруг оказаться далеко от этого места и от всех мест, вместе взятых. От других людей, богатых витрин, чужой речи, никчемных дней и пустых ночей. От всего, чем не живется — проживается. Захотелось почувствовать себя оплетенной этими сильными умелыми руками и, лениво закрыв глаза, позабыть о всех глупостях, сделанных до этой минуты. Так, наверное, чувствует себя заново рожденный, понимая, что прежняя жизнь была только преддверием будущей.
— Могу я попросить ваши документы, мадам?
— Да, конечно, — пробормотала Васса, открывая сумку.
Молодой полицейский с серьезным лицом принялся изучать права в тисненой кожаной обложке. Впереди завыла сирена, из машины с красным крестом выскочили санитары и побежали с носилками к тому, что раньше было «Фордом» и мотоциклом.
— Кто-нибудь погиб? — спросила она, боясь услышать «да».
— Двое, — лаконично ответил полицейский, возвращая права. — Прошу пока оставаться на месте, мадам, — предупредил он и направился к следующей машине. Но через минуту вернулся и доложил: — У вашего «Рено», мадам, разбита левая задняя фара и поврежден бампер.
Она молча кивнула в ответ, даже не пытаясь подняться с места. Все остальное время, пока полицейские выполняли свою работу — расчищали, расспрашивали, записывали, Васса и Глебов не проронили между собой ни слова. Слова плескались в горле, рвались с языка, и их было так много, что лучше молчать. По боковому стеклу постучал все тот же полицейский. Она нажала кнопку со стрелкой вниз.
— Да?
— Вы можете ехать, мадам.
— Спасибо! — ответила Васса и включила зажигание. Заводила не машину — себя и заведенным механизмом направилась вперед, приняв твердое решение, изменить которое теперь не могла никакая сила в мире. — Где вы остановились?
— Отель «Майот», — коротко ответил Глебов. — Это, кажется, недалеко от Триумфальной арки.
Она не видела ничего. Ни высокого серого здания, куда вошли, ни пожилого розовощекого портье, с понимающей улыбкой выдавшего ключ, ни оживленных туристов, ни своего отражения в зеркале лифта — ничего, кроме двух пар ног, шагающих рядом.
И, только переступив порог, поняла, что сморозила глупость, позабыв спросить, какой номер он снимает: одноместный или двухместный. Впрочем, сейчас даже это не имело уже никакого значения…
В квартире было тихо и спокойно. Нигде не горел свет, никто не томился ожиданием и не волновался о пропащей. Оно и понятно: море по рыбе не тужит.
А утром, за завтраком, намазывая тост джемом, Ив невозмутимо заметил:
— Ты напрасно вчера отослала Симону. Мне пришлось самому искать в холодильнике продукты, поскольку в девять тебя дома не было.
— Нашел?
— Да, но в будущем прошу таких ошибок не повторять. Это дискомфортно. — Он закончил обрабатывать подсушенный хлеб, с удивлением его осмотрел и положил на тарелку. Потом снова взял, задумчиво уставился на вишневую мякоть в сиропе, повертел в руке, не зная, что с этим делать, и решительно вернул фарфоровому донышку, словно отказывался от аппетитного кусочка навсегда. Тут вдруг проснулся Ванечка, выглянул из наглухо застегнутого Ива и робко спросил: — Тебе нравится господин Глебов?
— Да.
— Вас что-то связывает?
— Да. И когда ты увидишь у дома мою машину, боюсь, тебе придется присоединиться к этой связке.
— О чем ты говоришь, дорогая? — В голосе зазвучала надежда, и Вассе показалось, что проницательный, расчетливый финансист очень хочет обмануться.
— Вчера вечером мы попали в аварию. Погибли два человека. Мы уцелели чудом, благодаря реакции и опыту господина Глебова. Фактически ему я обязана своим спасением.
— Прекрасно! — нелепо обрадовался Ив. — То есть происшедшее, конечно, ужасно. Но ты жива, а это очень хорошо.
— Тебе придется потратиться на ремонт.
— Пустяки! Я пришлю водителя, он отгонит машину в сервис. Не беспокойся, дорогая, — и с удовольствием надкусил отвергнутый прежде тост.
После его ухода Васса пожелала себе на будущее твердости.
Через десять дней Ив вылетел с Жаком в Москву.
— Дорогая, мне бы очень хотелось взять тебя с собой, — объяснял супруг накануне отъезда, отводя глаза, — но, к сожалению, никак не возможно. Ты будешь там совершенно одна, ведь я полностью занят Жаком и бизнесом. К тому же в России сейчас холодно, бесконечные дожди и грязь на улицах. Зачем тебе это? Отдохни, развейся, сделай приятные покупки. У Симоны через месяц день рождения, присмотри ей какую-нибудь безделицу. Загляни к Женевьеве с Катрин, они будут рады. О нас беспокоиться не стоит. Через две недели я вернусь, бизнес не терпит долгой разлуки. — Ив нежно погладил ее по руке. — Тебе лучше остаться дома и молиться за Жака. Я буду звонить, дорогая.
Вот так, оно бы и очень можно, да никак нельзя! И она осталась. Отдыхала — до головной боли, торчала перед телевизором — до одури, до изнеможения пялилась в окно, до дыр зачитывала «Унесенные ветром». И вспоминала то, что забыть невозможно. А еще думала — ежеминутно, ежечасно, ежедневно. И особенно — ночами. К исходу второй недели надумала. И столкнуть ее с этой думки теперь не под силу даже танку.
Через две недели, день в день, вернулся Ив, и по его лицу Васса с порога поняла, что дело пошло на лад.
— Дорогая, — сиял за обедом счастливый отец, — может быть, и не стоит преждевременно радоваться, но я отчего-то уверен в успехе. Этот русский ученый — гений! Думаю, он достоин того, чтобы вкладывать в него деньги. Немыслимо поверить, но Жак меняется на глазах. Будь любезна, дорогая, придвинь рыбу. — Васса переставила блюдо с тонкими розовыми ломтиками семги. — Спасибо! Так вот, его изобретение достойно Нобелевской премии, никак не меньше. Я молюсь за Жака всей душой и очень желаю, чтобы он остался с нами. — Голос вдруг дрогнул.
— Все будет хорошо, — ласково коснулась его руки Васса. — Надо настраиваться на лучшее, тогда худшее задержится в пути — так говорила моя мама.
— О, твоя мать была мудрой женщиной! — повеселел опять Ив. — Ну, а как ты? Отдохнула от занудного супруга? — Хорошее настроение его красило, впрочем, как и любого другого. Но ее мужа оно преображало, вытесняя чопорного и сухого Ива милым, простодушным Ванечкой. — , приглашаю тебя завтра в ресторан. Куда бы ты хотела пойти?
Приглашение было неожиданным. За все время ее пребывания в должности мадам де Гордэ они обедали вне дома раза три, не больше. И Васса уныло признала, что виконт прижимист. Может быть — на деньги, возможно — на время, а скорее всего — и на то, и на другое.
