Весна безумия - Нелли Ускова
— Не хочу! — покачала головой. — Я впервые чувствую в себе силу дать отпор любому, кто посмеет меня обидеть!
— Ян... — Тим чуть поморщился, приблизился, заговорил тише и взял мои ладони в свои руки. — Я не дам тебя в обиду. Но эта сила... В ней много зла, и, поверь, ты и не заметишь, когда она начнёт управлять тобой.
— Не волнуйся, я смогу отделить своё от чужого, — я чуть улыбнулась. — И очень постараюсь больше не лезть тебе в голову, хотя у тебя там так интересно.
Глава 52. Цена прощения
Искушение залезть в голову к Тиму было велико, но я держалась. Не хотела подрывать его доверие, а ещё пыталась доказать самой себе, что могу управлять силой, а не она мною. И мне это удавалось, даже когда мы обнимались и целовались, я загоняла любопытство подальше, чтобы опять случайно не нырнуть в голову Тима.
В субботу мы, как всегда, торчали на крыше, слушали музыку, я стояла у перил, смотрела на лес:
— Лес уже зелёный, там сухо?
Тим без полноценных тренировок изнемогал, поэтому стал больше бегать и по вечерам, пока я была в кванториуме, проводил время в лесу.
— Да, уже сухо.
— А до озера далеко? Ты обещал меня туда отвести.
— Километров пять. Кстати! — вдруг оживился он. — Давай велики возьмём и поедем прямо сейчас!
Но потом нахмурился:
— Хотя не выйдет. За зиму, наверное, колёса сдулись, а насос дома, как и отец. Ладно, пошли прогуляемся! — Тим, улыбнувшись, протянул мне руку и, приподняв одну бровь, зловеще добавил: — Отведу тебя в лес!
Пока шли к озеру, я вновь заговорила про отца Тима. Тим, можно сказать, жил у Паши и всё равно скучал по дому, иногда заходил после школы за вещами, учебниками и тетрадями, когда никого не было.
— Ты ведь уже не злишься на отца? Почему не вернёшься домой?
— И что я ему скажу: «Здравствуй, папа, я пришёл!»? — хмыкнул он. — Тем более он наверняка на меня злится. Не очень-то хочется опять схлопотать по щам.
— Но ты же не будешь всю жизнь теперь избегать его?
— Он, похоже, тоже не особо жаждет общения со мной. Так что все в плюсе! — всё так же беззаботно говорил Тим. — Может, потом как-нибудь вернусь.
Я не ожидала, что озеро окажется так далеко, мы пробирались через лес почти целый час. Хорошо, что у Тима в рюкзаке из колонки звучали «Драгонсы», а мы им периодически весело подпевали. Озеро оказалось не таким большим и живописным, как представлялось. Мы присели на корягу около воды, было спокойно, но мы, как два дурачка, поочерёдно орали под музыку:
— Фандер!
— Фил се Фандер!
— Лайтинг энд се фандер!
Смотрели друга на друга, подпевали песне и смеялись. Мелодия закончилась, и внезапно подул порывистый холодный ветер, небо заволокло тёмными тучами, вдалеке раздался раскат грома.
— Похоже, мы призвали с тобой грозу, — рассмеялся Тим.
— Боги решили нас покарать за плохое пение! — тоже расхохоталась я.
Но пронизывающий ветер не внушал ничего хорошего, по водной глади поползла рябь, деревья предупреждающе закачались, гром гремел где-то совсем недалеко.
— Пошли домой, — я поднялась и передёрнула плечами.
Дождь настиг нас быстро, громко стуча по деревьям и крошечным листикам. Внезапно на нас обрушились огромные сильные капли. Ветер усилился. Мы оба были в толстовках, которые почти сразу же промокли, капюшоны не спасали. Тим достал из рюкзака пакет из-под орехов, мы отключили телефоны и сложили их в пакет. Тим его плотно завязал и вновь положил в рюкзак. Сухими нам из леса точно не выбраться.
Мы шли по тропе, и дождь бил нас в спину, а когда над нами раздался оглушительный треск, мы инстинктивно пригнулись и закрыли головы руками. Но следом я нервно рассмеялась:
— Боги точно покарали нас за плохое пение!
— Тебе не страшно?! — Тим крепко держал меня за руку.
— Я люблю грозу, но лучше в такой ураган быть дома, — у меня от холода стучали зубы.
Я совершенно не представляла, куда идти, но Тим видел тропку и уверенно тащил меня вперёд. Над нами то и дело гремел гром.
— Говорят, в грозу нельзя прятаться под высокими деревьями, — периодически я поглядывала наверх.
— Это если одно, а тут их целый лес!
Снова громыхнуло прямо над нами, и мы пригнулись. Когда гром так оглушал, действительно становилось страшно. Дорога до ЖК казалась мне бесконечной, полные воды кроссовки отяжелели, на них налипла грязь, и я еле передвигала ноги. Толстовка промокла насквозь, стало противно и холодно. Тим шёл уверенно чуть впереди, тянул меня за собой, периодически оглядывался:
— Устала?! Потерпи, скоро уже придём.
Мне было адски тяжело идти, холодно, но почему-то весело. Мысль о том, что мы призвали грозу, смешила. Ещё и Тим ободряюще улыбался, а если мы вдвоём чуть пригибались от грома, то потом переглядывались и нервно смеялись. Как только показались крыши новостроек, Тим сразу потащил меня в сторону своего дома:
— Идём ко мне!
— Там же твой отец!
— Я не хочу, чтобы ты заболела больше, чем видеть отца, так что идём!
Спорить под проливным дождём не хотелось. С нас лилось, моя толстовка уже не впитывала воду, тяжёлым мокрым мешком придавливала к земле и холодила кожу. Кроссы были полны воды, зубы стучали от холода. Выглядели мы с Тимом жалко, хотя по Тиму и не скажешь, он ещё даже шутил и улыбался, когда меня трясло от холода и я еле двигала ногами.
Тим отпер замок квартиры, впустил меня и, когда захлопнул за нашими спинами дверь, в прихожую выглянул его отец, удивился:
— О, явился блудный сын!
— Пап, прости меня! — искренне выдал Тим, глядя на отца.
Тот лишь слегка кивнул, оглядел нас:
— Переодевайтесь скорее, потом поговорим.
И мне показалось, что Виктор Валерьевич обрадовался, что Тим вернулся, хоть и всячески старался это скрыть.
— Тимоша! — выглянула из кухни Лариса Александровна, бросилась было обнять сына, но остановилась с округлёнными глазами. — Вы где были? Так вымокли!
— Купались, — улыбнулся Тим. — В лесу.
— Быстрее переодевайтесь! — поторопила она.
Тим стягивал мокрые и грязные кроссовки, сразу же снял носки, засунул их внутрь обуви. Я последовала его примеру. В комнату Тим притащил таз и стягивал с себя мокрую одежду, с которой лилось. Остался в одних трусах. Влез в шкаф, вытащил футболку, треники, носки, достал худи, кинул на диван:
— Это всё тебе! Ты чего не раздеваешься?
— Не буду же я при тебе!
— Я же при тебе переодевался,