Главное – любить (СИ) - Наталия Веленская
— Нет аппетита.
И это было правдой. Есть не хотелось. Курить не хотелось. Алкоголь тоже вставал поперек горла, из-за чего я безжалостно избавилась практически от всех своих запасов. А при взгляде на свои любимые кулинарные книги об итальянской кухне меня начинало трясти. И потому все книги были безжалостно убраны в дальний угол шкафа. С глаз долой, из сердца вон. Жаль, так не работает с людьми.
В итоге я докатилась до того, что обнаружила себя у прилавка магазина, выбирающей брокколи.
— Если ты станешь вегетарианцем, я перестану с тобой разговаривать, — пробурчала Сёмина, в очередной раз заглянув ко мне в гости, проверить не лезу ли я на стенку и не сошла ли окончательно с ума. Аринка с неприязнью посмотрела на моё овощное рагу и отклонила все мои попытки накормить её этим блюдом.
В вегетарианцы я не рвалась, но за считанные дни неожиданно для себя уверенно ступила на путь правильного питания. И отказа от вредных привычек. Что в ситуации перманентного нескончаемого стресса было довольно странно. Но иначе на нервах меня просто начинало мутить.
— Могла бы и предупредить, — с укоризной сказала Коваленко, вызвав меня к себе в понедельник «на ковер».
— А что отношения с клиентами у нас строго запрещены?
— Чтобы я не чувствовала себя дурой, когда меня ткнули носом в этот занимательный факт твоей биографии! — рявкнула начальница, не сдерживая своего праведного гнева, и стукнула кулаком по столу. — Тем более такие пигалицы как Скворцова!
Молчу, не находя в себе силы ни оправдываться, ни попытаться что-то объяснить.
— В договоре нет такого пункта. Здесь больше морально-этический вопрос, — продолжает уже в спокойном ключе Татьяна, задумчиво качая головой. И я чувствую в её голосе неподдельную обеспокоенность. И это то немногое за день, что могло проникнуть сквозь стену окружавшего меня вакуума. — Лиз, я не люблю лезть в чужую личную жизнь. Самое главное для меня, как для руководителя — чтобы ваши отношения не мешали твоей работе.
— Не помешают, — уверенно говорю я, поднимаясь с места. — Да и не было там никаких серьёзных отношений…
— Да? Какой интересный фотошоп тогда мне подсунули, — язвит Таня, всем своим видом показывая, что грош цена моим словам. — Лиз?
— Все в порядке, Татьян. Пойду работать.
Не очень любезно с моей стороны, но по-другому в те дни я просто не могла. Это уже потом спустя несколько месяцев я случайно узнала, что Таня не поддалась на провокации Скворцовой и не согласилась уволить меня из журнала. И не поддалась шантажу, что в противном случае, Ника уведёт за собой в «Люкстайм» несколько крупных клиентов.
И она действительно увела. Что существенно сказалось на общем плане и финансовом благополучии всего самарского филиала. От серьёзных нападок коллег меня спасло лишь то, что большая часть этих клиентов были моими. И соответственно больше всего в процентах потеряла именно я.
Косые взгляды, конечно, тоже были. Хотя та же Лана на удивление держала нейтралитет, а наш директор Ксюша не сильно возмущалась открывшейся ей информацией.
— Лиз, девчонки помнят выкрутасы твоего Берестнева. Они уже тогда тень на плетень начали наводить про твои интересные отношения с клиентами, — призналась мне как-то Косицына. — А тут ещё и Корсаков, годовой контракт и ваш тайный роман. Спасибо Нике, чтоб ей там икалось, о котором все узнали таким замечательным образом.
— И что мне теперь всю жизнь с клеймом этим ходить? — вспыхнула я. — Которое к правде вообще никакого отношения не имеет?!
— Собаки лают — караван идет, знаешь такую поговорку? Поболтают и забудут. Не обращай внимания и не поддавайся на провокации. И кстати, постарайся не профукать совместный конкурс с «Корсаром», Лиз. А то подготовка как-то туго идёт в последнее время.
Да никак она не идёт! Даже вездесущий Мереминский и тот ушёл в подполье. Хотя признаться, в первые дни я действительно ждала от него каких-то вестей. О Саше или от Саши… Или о том, что контракт с журналом они всё-таки разрывают.
Но ничего не происходило. И только пустота вокруг меня стала практически осязаемой. Казалось, я могла почувствовать её вкус, ощутить лёгкое прикосновение в ночи, услышать её, возвращаясь вечером в свою квартиру.
Единственное, чем я могла её заполнить — это воспоминаниями о счастливых моментах. Тех самых, которые ещё недавно составляли мою повседневную реальность. Вспоминать о них было больно, но и не вспоминать было также невыносимо.
Так миновала почти неделя. Каждый день из которой, клянусь, был равен практически году. Тяжёлому, гнетущему году, который только отнимает последние силы и всякую надежду на лучшее.
Но поздним вечером, уже почти в ночи, моя пустота разлетелась на тысячи осколков. Когда моё сердце услышало один знакомый мотив.
Я и не знала, что эту песню можно так сыграть на простой акустической гитаре. Пускай немного и не складно. Но какое это имело значение? Для меня этот простой попсовый мотив навсегда был связан с той безумной ночью и танцами в ночном клубе.
Наш первый танец.
И наш почти первый поцелуй, который был вероломно прерван необходимости сбросить маски. Как жаль, что уже тогда нельзя было открыть друг другу не только лица, но и души. Возможно, тогда всё было бы совсем по-другому.
Распахиваю настежь балкон, чтобы лучше слышать песню. Чтобы впустить эти будоражащие сердце звуки в каждый одинокий уголок моего жилища. Возможно, хотя бы на несколько мгновений музыка сможет прогнать отсюда уныние и печаль.
Странный, конечно, выбор песни для местной шпаны. Если они и играли под окнами, то обычно что-то более популярное среди дворовых компаний.
Выхожу на балкон и слегка, морщусь уловив запах дешёвых папирос. Киваю соседу на балконе, который по традиции совершал свой вечерний перекур. А я с удивлением отмечаю, что уже который день не притрагиваюсь к пачке сигарет. Привычные способы убежать от себя перестали действовать, и вызывали лишь отторжение.
Как будто Корсаков ушёл и забрал с собой все мои пагубные привычки. Или вселенная решила, что страдание по нему и так довольно вредно отразится на моем здоровье, и лучше не добавлять.
Глаза, будто океаны и я иду ко дну,
знаю что согрею, я тебя одну,
Помнишь нашу Москву…[1]
Я вцепилась в перила балкона дрожащими пальцами, пытаясь сохранить равновесие. Потому что узнала этот голос. И узнала бы его, наверное, из тысячи других. Тот самый голос, который сейчас в полу-дворовой, полу-рокерской манере пытался исполнить заезженный попсовый хит.
Или я уже
