Анна Берсенева - Ревнивая печаль
– Куда он денется? – хмыкнула Зоська. – Чует мое сердце, мы с ним просто идеальная пара. Оба не переборщим…
Лера вышла из такси рядом с аркой и, войдя во двор, остановилась, не зная, куда идти. Мамина квартира была пуста – Роза уехала к матери в деревню – и Мити, как сказала Аленка, тоже не было в Москве.
«Может, лучше сразу – к себе, чтобы уже и отвыкать?» – подумала Лера.
И тут же поймала себя на мысли, что «к себе» значит для нее – к Мите, в его дом… Но она как-то спокойно это отметила, без надрыва. И, словно ухватившись за свое спасительное спокойствие, вошла в гладышевский подъезд.
В квартире стояла такая тишина, которая устанавливается не сразу после отъезда хозяев, а, наверное, не раньше, чем через месяц. Лера просто утонула в этой тишине. Прежде ей, может быть, даже страшно стало бы, но теперь она вздохнула едва ли не с облегчением.
Она поставила сумку на пол в прихожей, прошлась по комнатам. Книги молчали за стеклами высоких шкафов, музыка таилась под крышкой пианино… Елена Васильевна смотрела с фотографии, висящей на стене в Митином кабинете. Лера отвела глаза от ее ясного взгляда.
Она так давно не заходила сюда, в его кабинет! С тех самых пор, как увидела белую постель на узком диване… Ей даже казалось, что она вообще не сможет сюда зайти – сердце разорвется.
Но сейчас Лера медленно прошла через всю комнату, остановилась у пюпитра, перелистала оставленные на нем ноты. Несколько книг были открыты на Митином столе – «Каменный гость», «Письма к другу» Шостаковича, Лесков…
Лесков, Шостакович – понятно, а почему он «Каменного гостя» читал? Лера заглянула в пушкинский том, словно надеялась там найти ответ.
Дождемся ночи здесь. Ах, наконецДостигли мы ворот Мадрита! скороЯ полечу по улицам знакомым,Усы плащом закрыв, а брови шляпой, —
прочитала она на открытой странице и вздохнула.
«А я тоже через Мадрид летела, – подумала Лера, совсем уж глупо, и неизвестно к чему. – Потому что самолета прямого не было на Москву».
Она так боялась этих первых минут дома! А теперь удивлялась тому, как спокойно ходит по Митиному кабинету, вслед за ним читает книги. Но, наверное, в этом ее бесчувствии тоже была завершенность круга жизни – все завершалось мертвенным покоем.
И кошмары не мучили ее ночью. Она вообще спала без сновидений, погрузившись в сон, как в омут.
В Ливнево Лера поехала на следующий день. Даже звонить не стала, предупреждать о своем приезде. Не то чтобы врасплох хотела кого-то застать, а просто – зачем? Все равно ведь она поедет в театр, что еще ей делать?
Оркестр и труппа должны были улететь в Эдинбург завтра, и настроение у всех было чемоданное, слегка приподнятое. Лере даже показалось, что взволнованный гул стоит на лестницах и в коридорах, когда она шла к своему кабинету.
Тамару она в этот день не видела, хотя успела поздороваться со многими. И даже не знала: может, та уже уехала в Эдинбург…
Поездками Лера теперь почти не занималась, все гастрольные дела взял на себя новый администратор Коля Мингалев. С тех пор как он сменил на этом посту бестолковую Зиночку, Лера могла быть уверена: то, за что берется Коля, можно не контролировать. Чувство ответственности, кажется, было главной чертой Колиного характера. Это было тем более удивительно, что ему было всего двадцать пять. Коля принадлежал как раз к тому поколению, наиболее способные представители которого либо сразу пошли в бизнес, либо спились от комплексов и безденежья.
Поэтому Лера не могла нарадоваться на своего администратора и мысленно не уставала благодарить Женьку Стрепета, давшего «наводку». Самим своим существованием Коля напоминал о незыблемости каких-то неназываемых вещей…
– Что случилось, Валерия Викторовна? – удивленно спросил Коля, входя в ее кабинет. – Я прямо глазам не поверил – вы ли по коридору идете? Думал, показалось.
– Ничего не случилось, Николай Егорыч, – улыбаясь, ответила Лера. – Надоело мне отдыхать, вот и приехала. А так – нисколько не сомневаюсь, что у вас к отъезду все в полном порядке.
Это она добавила, чтобы не обидеть Колю. Как будто из-за недоверия приехала его проверять!
– Да, у нас все на высшем уровне, – кивнул Коля, и в голосе его послышались с трудом сдерживаемые хвастливые нотки, которые, конечно, вполне можно было понять. – Хотя и пришлось попотеть, особенно с отправкой декораций. Таможня у нас – нечто нечеловеческое! То у них наркотики килограммами возят, а то на каждую нитку требуют справку из Mинкультуры, не антиквариат ли! Но все уже в порядке, – успокоил он Леру. – Я с Дмитрием Сергеевичем только что разговаривал. Он нас ждет.
Коля сказал «нас», зная, что Лера не едет в Эдинбург. Но ни в голосе его, ни во взгляде не выразилось ничего, кроме спокойной уверенности в том, что все идет прекрасно.
Кажется, в театре вообще никто не заметил того надлома отношений, который произошел у нее с Митей. Во всяком случае, Лере ни разу не приходилось ловить на себе чьи-нибудь невразумительные взгляды, слышать сочувственные или осуждающие интонации.
Это могло показаться невероятным, учитывая неистребимую любовь к сплетням и интригам, присущую любому театру. Но то ли здесь, в Ливневской Опере, установились какие-то особенные отношения, то ли Митя вел себя настолько сдержанно, что никто не ощутил даже тени напряженности.
«А может, просто работать всем приходится много, – подумала Лера. – Некогда сплетничать!»
Она поговорила еще немного с Колей, узнала последние новости и, отпустив администратора, вышла в парк.
Лера всегда удивлялась тому, как рано в Москве чувствуется осень. Август еще только начинался, а в кронах деревьев уже проглядывало золото, и воздух в парке был подернут особенной, не летней какой-то дымкой.
Лера прошла по аллее, спустилась к ручью и села на скамейку в ротонде. На белых колоннах не было теперь и следа похабных надписей и рисунков. Ротонда издалека поражала чистотой очертаний и не разочаровывала вблизи.
Вдруг Лера вспомнила, как познакомилась с Саней – вот здесь, в этой ротонде. Как он смотрел на нее, и глаза его сияли такой синевой, какую ей не приходилось видеть даже в небе.
«Куда это он пропал, интересно? – подумала Лера. – Обиделся на меня, наверное».
После незабываемого празднования своего дня рождения она решила не встречаться больше с Саней, хотя и жаль было расставаться с ним и с тем ясным чувством, которое он вызывал в ее душе. Но еще больше ей было жаль его самого. Чем она может ответить на ожидание, стоящее в его глазах? Невозможно обманывать такое ожидание, невозможно отводить взгляд, делая вид, будто ничего не понимаешь. Да и долго ли он сможет сдерживать себя, ведь он мальчик совсем, несмотря на свой крутой прищур!