Дзюнъити Ватанабэ - Свет без тени
– Алло, это кафедра хирургии университета Т.? Вас беспокоят из клиники «Ориентал». Только что нам позвонили из Саппоро. Доктор Наоэ скончался. Покончил с собой… – Тон у Кобаси был чересчур бодрый и жизнерадостный. – Да… да… В озере Сикоцу, неподалеку от Саппоро. Да… Самоубийство…
– А-а… – застонала Норико и снова закрыла глаза.
Тело Наоэ медленно погружается в свинцовую ледяную пучину… Беззвучно. Мечутся в прозрачной воде руки, ищут опору… Голова запрокинута назад… Все дальше, все глубже… Со дна навстречу тянутся ветви деревьев… Вот они сомкнулись над телом: Наоэ в плену воды и деревьев.
Норико показалось, что она уже видела это. Но никак не могла вспомнить когда. Во сне? И теперь кошмар превратился в явь…
– Да… Сегодня все подтвердилось… Да-да. Хорошо. Спасибо.
Снег падает, падает… Озеро поглотило Наоэ, воды сомкнулись, круги разошлись и достигли берега – и опять почти неподвижная серо-свинцовая гладь… Тишина, от которой можно сойти с ума…
– Норико-сан! Тебе лучше?
Лучше? Нет. Но лежать – это слишком мучительно.
– Мы уже позвонили управляющему. Сейчас приедет главврач с супругой, и мы отправимся в Икэдзири.
Норико кивнула и поднесла руку к голове. Скорее… К нему домой. Откроется дверь – а он там. Все это – кошмарный сон, он скоро пройдет, стоит только открыть глаза. Не надо так волноваться.
Это всего лишь сон…
В 10 часов они приехали к дому Наоэ. Управляющий встретил их в ночном халате.
– Наоэ-сэнсэй скончался? – спросил он, дрожа всем телом, как от мороза. Глядя испуганными глазами, отдал ключ Норико.
Пятый этаж. Из лифта направо. Третья дверь от конца коридора, по левой стороне. Белая табличка: «Наоэ».
Не соображая, что она делает, Норико остановилась у двери, нажала на кнопку звонка.
Хозяина нет в живых. В квартире пусто. Норико знала это, но все равно нажимала на кнопку звонка. Сейчас он услышит. Откроет дверь. Выйдет – в авасэ, руки на поясе. Удивится: «Ты?» И Норико белкой юркнет в квартиру, быстро захлопнет дверь и ключом закроет ее изнутри.
Что же он медлит? Может быть, спит? Или проснулся, но нет сил встать, открыть дверь? Или стоит и смотрит через глазок на нее?
– Там никого нет… – мягко проговорила старшая сестра.
Норико, очнувшись, протянула ей ключ.
Как она жаждала получить этот ключ! До сегодняшнего вечера мечтала об этом. Тогда бы она могла приходить сюда и встречаться с Наоэ когда угодно. Если его не было бы дома – убирать квартиру, готовить ужин и ждать. А когда он придет, можно спрятаться и напугать его…
Но он так и не дал ей ключа. Правда, она не просила. Хотя, если бы и попросила, все равно не дал бы. И вот теперь, когда его уже нет, ключ лежит в ее ладони. Только после смерти он захотел раскрыть перед ней душу.
Норико осторожно вошла в квартиру, стараясь ступать бесшумно.
Прихожая, за занавеской – кухня. Посередине кухни стоит обеденный стол, вокруг расставлены стулья. На металлической мойке – завернутая в бумагу бутыль с сакэ, рядом пустой стакан – Наоэ, похоже, пил перед дорогой. Норико едва сдержалась, чтобы не поставить бутыль на место.
За раздвинутой фусума комната. Кровать, слева, у двери на балкон, письменный стол. Котацу. Кровать аккуратно заправлена.
– Пусто… – То, что было совершенно естественно, повергло Норико в изумление.
– А вот же оно, посмертное письмо. – Старшая сестра заметила белый конверт, лежащий на котацу.
На нем тушью было написано: «Госпоже Норико Симуре».
С минуту Норико отрешенно смотрела на конверт, не видя его, потом с опаской взяла в руки, как какую-то очень страшную вещь.
В конверт было вложено несколько густо исписанных белых листочков.
Мы больше не встретимся. Еще не знаю, как все это произойдет, но я решил умереть у озера Сикоцу.
Почему именно здесь? Особых причин нет. Просто хочу умереть на севере, чтобы никто не мешал мне. Кроме того, труп мой никогда не всплывет наверх. Я хочу, чтобы мое обезображенное тело навеки осталось там, на дне озера, среди затонувших деревьев.
Ты, я думаю, уже поняла, что я болен. У меня рак костей. Точное название моей болезни: миелома. Я узнал о своей болезни два года назад. Сейчас медицина еще бессильна помочь мне. Правда, есть несколько способов лечения, но все они могут лишь облегчить мои страдания, но не излечить. Я давно изучал эту болезнь, и вот, по злой насмешке судьбы, заболел сам. Мне осталось жить три месяца. Сейчас раковая опухоль появилась уже на правой ноге; через месяц я бы не смог ходить.
Очаг в позвоночнике возник восемь месяцев назад. Ты знаешь, там множество нервных центров, и потому временами я мучился от невыносимых болей. Только поэтому я столько пил и принимал наркотики.
Из университета я ушел потому, что понял, что у меня не хватит сил работать дальше. Лучше дать дорогу молодым. Кроме того, я получал наркотики из университетской клиники, и потому мне тем более следовало уйти.
Я знаю, ты очень переживала, думая, что я краду наркотики в клинике, злоупотребляю своим положением. Не волнуйся, это не так. Лишь иногда, когда мне подолгу не присылали из университета, я вынужден был одалживать их на время в «Ориентал».
Я причинил немало горя. Особенно тебе. Мне кажется, тебе я доставлял только страдания. Но зато я увидел, как ты добра. Почему же я огорчал тебя? Попробую ответить коротко: лишь потому, что смерть ходила за мной по пятам.
Странно, но на пороге смерти я научился видеть людей такими, какие они есть – без прикрас. Я отбросил свой прежний идеализм и веру в справедливость. Я упорно старался под пестрой оболочкой разглядеть в людях изначальное добро и зло. Возможно, это одна из причин антипатии, которую питает ко мне Кобаси-сан… Я должен извиниться перед ним за то, что так долю испытывал ею терпение.
Никто лучше меня самого, врача, не мог знать, когда смерть настигнет меня. Смерть не знает отдыха. Я не верю, что перевоплощусь в Будду, не верю в бессмертие души. Не останется ничего. Сдуть с ладони горстку пепла – и пустота. Вот что такое смерть.
Последние несколько месяцев я жадно искал женщин. Но не потому, что таков по натуре. Нет, они мне были нужны для того, чтобы забыться. Я точно оправдываюсь, но все же только они и наркотики помогали мне не думать о смерти. Лишь с ними я чувствовал, что принадлежу себе, все остальное время мною владело Ничто…
Я хотел оставить после себя память – детей. Я мечтал о том, чтобы после меня осталось как можно больше детей. Может, это покажется парадоксальным, но, чем ближе подступала ко мне смерть, тем острей становилось это желание.
Ведь скоро я должен был раствориться в небытии…
В этом письме я хочу попросить у тебя прощения: никого я не мучил так, как тебя. И еще. Может быть, ты родишь мне ребенка – увы, это случится уже после моей смерти.
