Виктория Рутледж - Взрослая жизнь для начинающих
— Что творится с Мэри? Она почти не притронулась к баранине, — встревоженно спросил Ангус, встав позади рядов сложенных один в другой мутных стаканов. Стаканы служили пока только прикрытием для наблюдения — для других целей они были бы слишком грязными. — Ты не думаешь, что мясо не получилось? Не стоит ли мне все разузнать? Может быть, она ничего не говорит, чтобы не расстраивать Неда? Потому что мы должны знать, что именно не получилось у нас на должном уровне. Я хочу сказать, нам нужно понять, что за поставщики нам попались. Если мы сейчас их не приструним, то потом весь год будем получать негодное мясо…
Айона, не перебивая его, наблюдала за Мэри. Та как будто не обращала внимания на спектакль, который происходил вокруг: Габриэл и Тамара бросали друг на друга пылкие взгляды, как будто состояли в каком-то арийском клубе взаимолюбования, а Джим мрачно баловался с пюре, поднимая его на вилку, а потом снова размазывая по тарелке, как дошкольник.
Нед, казалось, полностью сосредоточился на поданных блюдах — он пробовал все, в том числе и с чужих тарелок, глубокомысленно нахмурив брови.
Айона не отрицала, что такое страстное отношение к вкусной пище казалось ей в мужчине очень привлекательным. Именно с этого когда-то началось ее увлечение Ангусом: он так явно, с безумной настойчивостью, стремился раздобыть идеальный соус «Песто»[41], еще даже в университетские годы; Айона честно признавала, что до двадцати одного года ни разу не видела свежего базилика, не говоря уже о кедровых орехах.
— Впрочем, она вообще неважно выглядит, — продолжал Ангус, затаившись за стаканами. — Тебе не кажется? То есть с бараниной, возможно, все в порядке, а у Мэри какие-то проблемы. М-м? Айона? Айона.
Айона снова сосредоточилась на Мэри. Та выглядела неважно, но ведь стоит на это намекнуть, и она все просто свалит на простуду. Кроме того, она пришла ровно в три тридцать, а, как Айона знала, в это время занятия в школе только заканчивались. Мэри никогда не уходила раньше времени, а для того, чтобы добраться сюда через лондонские улицы в такое время дня, требовалось три четверти часа, не меньше, — так что она пришла не из школы, но откуда?
— Айона? Ты меня слушаешь?
Она машинально подняла глаза, не оборачиваясь.
— Ты записала, как зовут того помощника в фирме, поставляющей нам мясо? — Ангус пристально посмотрел на нее. — Да ладно, не важно. Теперь ты поняла, как пользоваться посудомоечной машиной?
— Я думала, что придет и начальник Джима, — сказала Айона и с сознанием долга стала возиться с машиной, демонстрируя свою старательность. — Чтобы попробовать невероятные блюда, приготовленные в кухне Неда Лоутера, и вообще повосхищаться, что мы сделали на месте паба, где раньше была только грязь и паразиты.
Ангус посмотрел на часы.
— Мартин? Он собирался. То есть думал, что собирается. Но он позвонил Джиму около шести и сказал, что прийти не сможет. Возможно, заскочит завтра, посмотрит, как тут дела.
Айона подняла брови.
— Ну, мы, должно быть, все эти годы просто недооценивали Джима.
— То есть?
— Ну, ведь до сих пор никто из «Оверворлд» не зашел проверить, как идут дела, да? За всем следил один Джим. А ведь вложены такие деньги! — Айона протерла стойку новенькой салфеткой из той партии, которую им привезли сегодня утром. Пока что она была белая, как свежеокрашенный потолок. — Если бы я столько вложила в это заведение, я бы кого-нибудь обязательно приковала к барной стойке, чтобы он за всем присмотрел. Ну, или бы на площадке всегда был бы человек, которому я очень доверяю.
— М-м, — уклончиво согласился Ангус. — Как ты думаешь, знает ли большинство наших посетителей, что такое лангусты? Или нужно быть проще и заменить их креветками?
Айона посмотрела на него. Ангус что-то писал на одном из меню для ланчей, которое подготовил Нед, записывал на полях округленные суммы, считал что-то на калькуляторе, который теперь постоянно держал в кармане рубашки, где раньше была расческа. A у нее так и чесались руки схватить ручку и написать, поверх всех его расчетов, огромную сумму, которую перечислил «Оверворлд» на счет паба на прошлой неделе, — она все никак не могла представить себе столько денег сразу. Джим и Ангус относились к этому, по всей видимости, непринужденно, а Неда вроде бы не волновала финансовая сторона дела, так как пока что простое и добротное оборудование его кухни работало превосходно.
У Айоны началось непроизвольное слюноотделение от одной мысли о шафрановом пюре. Такие большие цифры пугали ее. Ей было с ними не справиться, ведь она привыкла получать только чаевые, да еще небольшие суммы за свои картины. А при таких вложениях проект становился серьезным, очень серьезным, и как будто переставал быть тем, чем она так непрофессионально занималась. Но для Ангуса…
По спине у нее прокатилась холодная волна ужаса.
Нед снова застучал по металлическому окошку для готовых блюд.
— Готово! Готово! Третий столик! Господи, Айона, подъем! Подъем!
Она посмотрела в его сторону и увидела, что за спиной у Неда стоит Габриэл и посыпает сахарной пудрой клубнику в шоколаде. Рядом стояло еще одно огромное белое блюдо, на котором мерцал карамельный крем, окруженный темным соусом и густыми сливками. Казалось, Мэри и Джим полностью увлечены едой, но Айона опытным взглядом тут же определила, что Мэри думает о другом. Она настолько выразительно жестикулировала, что чувствовалась некоторая наигранность.
Ангус как-то встрепенулся, и она подумала, что он мог тоже это заметить.
— Милый, не делай этого, — сказала она, положив ладонь ему на плечо, — давай я с ней поговорю…
— Клубника? Зимой? — Ангус сразу же отложил свои математические выкладки. — Нет, нет, нет и нет. Нет и еще раз нет. Мы же говорили, у нас будут только блюда из тех продуктов, которые в это время года бывают в Англии… — Он бросил ручку и вышел из-за стойки. — Нед, нельзя готовить клубнику! Она же импортная!
Айона побежала за готовыми блюдами.
Глава 18
— Доброе утро, милая!
Джимми Пейдж махнул на прощание длинными пальцами и перевесил через плечо свою знаменитую гитару Яркие лучи заходящего солнца заставили его зажмуриться, так что вокруг карих глаз появились морщинки, — он улыбнулся. Айона протянула руку, чтобы не дать ему уйти, и увидела, что ее ногти стали синими. Как и остальная часть руки.
Ее накрыла какая-то тень. Ей казалось, что еще рано просыпаться. Сегодня же вторник, правда? А по вторникам она работала только днем и вечером.
Джимми Пейдж, которого подсознание Айоны почему-то жестоко превращало из образа времен 1968 года — божества рок-музыки — в его же, но уже в сегодняшнем виде, скажем так, не особенно эфемерном, — рядом с ним был музыкант, которого она узнавала, хотя не знала по имени, — явно шел прочь от нее где-то на автостоянке, и оба выглядели несколько размыто, потому что фотографий, где они стояли бы спиной, Айона никогда не видела, и, вот проклятье, Джимми Пейдж постепенно превращался в ее дядю Эдвина…
