Эмили Листфилд - Деяния любви
Ее тело напряглось, сначала она ничего не ответила. Наконец спросила:
– Как ты думаешь, мне стоит в тебя влюбиться?
– Что?
– Я имею в виду, каковы шансы, что это сработает? Если бы ты был на моем месте, ты бы влюбился?
Он засмеялся.
– Разве это было бы так ужасно?
Она снова опустила голову ему на плечо.
Только услышав, как его дыхание начало замедляться и тяжелеть, она прошептала: «Я тебя тоже люблю», и он, засыпая, сжал ее в объятиях.
Сквозь тяжелый, навеянный красным вином сон, она нашарила телефонную трубку.
– Ну? – спросил он.
– Как ты смеешь звонить мне так поздно? – пробормотала она. – Ты разбудишь девочек.
– Ты говорила с ней? Говорила с Эйли?
– Я работаю над этим, Тед. Мне нужно время.
– Время – единственное, чего у меня нет, – сказал он. – Не води меня за нос, Сэнди.
– Ты и сам это можешь сделать.
– Что?
– Ничего. Говорю тебе, я этим занимаюсь.
– Перезвони мне. Не тяни.
Телефонная трубка смолкла.
– Защита вызывает Теодора Уоринга.
Тед сел на свидетельское место и был приведен к присяге. Когда он клялся говорить правду, собственный голос отдавался у него в ушах далеким металлическим эхом, как может случаться при недосыпании или сильном потрясении, когда дыхание, звук и значение слов заглушает постоянный ток адреналина.
– Для протокола, – начал Фиск, – назовите, пожалуйста, ваше полное имя.
– Теодор Лайонел Уоринг.
– Мистер Уоринг, в каких родственных отношениях вы состояли с погибшей, Энн Уоринг?
– Она была моей женой.
– Сколько лет вы были женаты?
– Шестнадцать лет.
– И на момент ее смерти вы жили раздельно?
– Да.
– Мистер Уоринг, я бы хотел получить некоторое представление о ваших взаимоотношениях с женой. Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились.
– Мы познакомились в школе.
– Вы поженились очень рано, не так ли?
– Да. Ей было двадцать лет, мне – двадцать один год.
– Не могли бы вы описать нам ваши отношения с ней на раннем этапе?
– Это вообще единственное, что когда-либо имело смысл. – Он посмотрел мимо Фиска на ряды невзрачных лиц, наполнявших зал, потом вниз на свои сложенные углом пальцы, его веки чуть дрогнули. Слышно было, как две женщины из состава присяжных сочувственно цокали языками. – Я это говорю не для красного словца, – тихо продолжал он, – а имею в виду совершенно буквально, без всякого преувеличения. Пока я не встретил Энн, ничто для меня не имело ни малейшего смысла, и мне кажется, она чувствовала то же самое по отношению ко мне. Я это знаю. Может быть, именно это и имеют в виду, когда говорят о поисках своей утраченной половины. А все остальное – взлеты и падения, дурацкие мелочи, даже ссоры, – все это на самом деле ерунда. Во всяком случае, так было, когда мы познакомились. Именно так и было всегда. Мы не могли дождаться, пока поженимся. Конечно, мы были молоды, но, – он улыбнулся, несмотря на предупреждения Фиска не делать этого, поскольку Фиск считал, что улыбки Теда слишком смахивают на ухмылки, – мы, видите ли, оба были людьми не того склада, чтобы ходить на вечеринки или гулянки. – Тед заметил неодобрительный взгляд Фиска и согнал улыбку с лица. – Просто мы… – Его голос смолк. – Ничто с тех пор не имело особого смысла, – прошептал он.
В зале стояла полная тишина. Даже судья Карразерс обнаружила, что сама выжидательно подалась вперед. Один из стариков на заднем ряду громко прочистил горло.
– Наверняка эти первые годы были очень трудными. Не так много супружеских пар, вступающих в брак в столь раннем возрасте, справляются с этим. И все же вам удалось остаться вместе?
– Да.
– Вам с женой случалось спорить?
– Разумеется. Невозможно, чтобы два человека жили вместе и не спорили, верно? Я никогда не верил тем, кто утверждает, будто у них нет никаких разногласий. Или они лгут, или у них мозги не работают.
– Понятно. – Фиск оставил эту тему. – За все годы, что вы были женаты, не сомневаюсь, что вы переживали и тяжелые времена?
– Да.
– Вы хоть раз били свою жену, мистер Уоринг?
– Никогда.
– Даже когда ссорились с ней?
– Я никогда бы не сделал ничего подобного.
– Мистер Уоринг, к моменту ее смерти вы все еще любили жену?
– Да. Очень, – в его голосе прозвучали виноватые нотки. – Как можно рассчитывать, что любовь исчезнет лишь потому, что какой-то клочок бумаги утверждает, будто так положено с определенного числа?
– Вы хотели воссоединиться с ней?
– Да. Больше всего на свете. И мы бы это сделали. Я в этом уверен.
– Мистер Уоринг, за четыре дня до того, как вы повезли дочерей в горы, виделись ли вы с миссис Уоринг?
– Да.
– Можете рассказать, при каких обстоятельствах?
– Мы встретились на школьном спектакле Эйли.
– Эйли – это ваша младшая дочь?
– Да.
– И что произошло в тот вечер?
– Вы смотрите на ребенка, которого произвели вместе, смотрите друг на друга… – Он помолчал. – Мы отправились домой вместе.
– В дом на Сикамор-стрит, 374?
– Да.
– Что произошло потом, мистер Уоринг?
– Мы занимались любовью.
– Вы принуждали жену, мистер Уоринг?
– Нет. Господи, конечно, нет. Между нами все еще существовала та удивительная связь, вы должны это понять. Она никогда не исчезала. Мы все еще любили друг друга. Это была самая естественная вещь на свете. А то, что мы разъехались, – ужасной ошибкой. Нам нужно было всего лишь признать это. И мы были готовы это сделать.
– Оба?
– Да.
– Вы могли бы назвать тот вечер романтическим?
– Да. В некотором роде даже более романтический, чем в молодости. Мы были опытнее.
– Вы ссорились?
– Нет.
– А когда вы увиделись с женой в следующий раз?
– Когда забирал девочек на выходные.
– Днем в пятницу, 20 октября?
– Да.
– Можете ли вы описать суду вашу встречу с женой в тот раз?
– Я сказал ей, что хочу с ней помириться. Сказал, что люблю ее.
– И что она ответила?
– Она обещала подумать о том, чтобы нам снова жить вместе.
– Вы думаете, она говорила серьезно?
– Энн всегда говорила серьезно.
– Итак, вы расстались в хороших отношениях?
– Да, в очень хороших.
– А потом вы повезли дочерей в горы. Мистер Уоринг, как бы вы охарактеризовали ваши отношения с Джулией за прошедший год?
– Джулия очень злилась из-за нашего расставания. Что ж, я полагаю, ни одному ребенку не нравится, когда родители расходятся. Да и с чего? Дети любят порядок. Как бы то ни было, она винила меня, хотя мы с ее матерью оба старались объяснить ей, что, по сути, не виноват никто. Она ведь всего лишь ребенок. Она запуталась. Это можно понять. Но с тех пор она была на меня очень сердита.
