Татьяна Дубровина - Высший пилотаж
— Да что ж ты себе думаешь, молодец? — укорила она Иону. — Перво-наперво девице на зубок надо конфетки сладкие да прянички, орешки медовые. Думаешь, хлопцы просто так подарочки носили? Знали, что от кого сладкое почуешь, тот уж горьким ни в чем не покажется.
«А теперь девчонки считают, что их мужчины должны по ресторанам водить. И хлещут там «горькую». Такой вот странный перекос у обычаев, — с усмешкой подумал про себя Иона. — Все шиворот-навыворот».
— А кроме пряников-орешков? Еще какой подарок положен? Может, колечко?
— Ни-ни! — замахала руками Митрофановна. — Не ставь телегу впереди лошади! Это позже позволено. — Она задумалась. — По-хорошему, косыночку можно… Но моя матушка говорила, что косынки, платочки — это к слезам. Вот если шкатулочку… Есть такие, берестяные, их в монастыре мастерят с молитвою. Береста — материал мягкий, все слова в себя впитывает и отдает владельцу с благодатью.
— Хорошо, — моментально решил Иона. — Давай адрес монастыря, я пошлю туда человека.
Старушка несказанно удивилась:
— Так, может, и под венец кого вместо себя пошлешь? Нет уж, касатик, коли тебе это надо, так сам и поезжай, не поленись лишний раз подметки стереть да лоб в поклоне побить.
И пришлось Ионе самому ехать в далекий приволжский монастырь за берестяной шкатулкой. Собственно, на джипе он за пару дней обернулся бы, но оказалось, что по монастырской технологии шкатулка делается семь дней, и у монахов строго расписано, в какой срок и какие молитвы читать над ней следует. Иона сначала нервничал, а потом неожиданно странный, давно позабытый покой сошел в его душу. Встав спозаранку, он заходил в храм на молебен, а потом весь день проводил с удочкой на берегу реки, относя выловленную рыбу в кухню при трапезной. То ли от свежего воздуха, то ли от простой здоровой пищи он словно бы очистился внутренне. Тишина, покой, природа… не пиликает в кармане сотовый телефон, не рычит мотор автомобиля, не надо никуда мчаться, бояться опоздать, пропуская, по сути, свою собственную жизнь.
Когда через неделю ему вручили заказанную шкатулку, Иона удивился: разве уже прошло семь дней? Словно одно мгновение пролетело…
И вот теперь эта шкатулка с сахарными орешками попала наконец той, кому была предназначена. Прасковья сама отнесла ее, а потом призналась Ионе, что одобрила его выбор.
— Настоящая девка! — прищелкнула она языком, и в ее устах это прозвучало высшей похвалой.
«Сам знаю», — горделиво подумал Иона.
Хоть бы одним глазком увидеть Машу… Но Прасковья Митрофановна строго-настрого предупредила, чтоб не совался сам с объяснениями, все сватовство она на себя берет. Вот сговорятся, сладят дело, а тогда веди под венец и там уж что хочешь выясняй да объясняй.
И права она, и сам Иона знал, что так лучше: чем из пустого в порожнее переливать — сразу вопрос ребром. Идешь за меня? Видишь теперь, что я не с гнусными приставаниями, а с серьезными намерениями? Да — да, нет — нет. А если он сейчас самодеятельностью займется, то точно все испортит. Вот только повидать бы… хоть издали… хоть с высоты… А ведь это несложно. Один раз он нарушил отведенный «коридор», когда попал в грозовую тучу, так и теперь не грех. Авось пронесет…
Маша доела орешки и осторожно упаковала шкатулочку в сумку, предварительно обернув в мягкий платочек. Вещи уложены, пора идти на электричку. Маша последний раз оглядела дом. Почему такое ощущение, что она что-то забыла? Среди густой зелени уже все чаще попадаются желтые листья, они шуршат в траве под ногами, медленно кружась, падают с поредевших кленов. Уже поутру возвращаются из леса удачливые грибники с полными корзинами белых и подберезовиков. Осень… Маше почему-то всегда становилось грустно в это время года. Предчувствие неотвратимой зимы, холодов, морозов… Наверное, так же грустила мифическая Персефона-Прозерпина, понимая, что скоро уже покидать ей матушку-землю. И Маше скоро придется прощаться до весны со своим милым уголком. Без живительных токов, исходящих от теплой земли, она чахла и угасала в закованном в бетон и асфальт городе.
Она повторяла себе, что через неделю, в следующие выходные обязательно вернется, но тоска не отпускала. Маша почему-то вдруг остро стала ощущать бессмысленность и никчемность своего существования.
Через пару дней ей стукнет двадцать семь. Мама всегда старалась устроить Маше в день рождения маленький праздник, насколько позволяли средства. Но с каждым прожитым годом все меньше радости доставляло ожидание праздника, все горше было отсчитывать еще один прожитый год. В двадцать семь Лермонтова уже убили на дуэли. А он успел оставить после себя много томов бесподобных стихов и поэм. А Маша лишь протирает пыль с корешков его произведений, стоящих на библиотечных полках… На Востоке говорят, что за свою жизнь человек должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Дом для нее построил отец, несколько чахлых яблонек и кусты малины и облепихи посажены тоже его руками… а сын… появляется только в смутных мечтах, и вряд ли эти мечты станут реальностью…
Вот теперь вспомнила! Свисток… Он совершенно не нужен ей в городе, но Маше почему-то просто необходимо, чтобы он лежал в кармане и она всегда могла дотронуться до него рукой. Тогда в памяти отчетливо всплывает голоногий сорванец со щербатым ртом, несущийся по улице с заливистой озорной трелью… Чужой мальчишка, так похожий на Иону… Девушка нашла свисток и сунула его в карман.
Серебристый спортивный самолет кружил над дачным поселком. Он опускался все ниже и ниже, так, что сверху уже можно было различить каждую дощечку в штакетнике, каждую шапочку из сплошного ковра разноцветных астр на клумбах вокруг резного деревянного терема…
Вот дверь приоткрылась, маленькая фигурка остановилась на крыльце, запирая замок. Золотистая коса убрана наверх, на плечи наброшена шерстяная кофточка… Маша подхватила тяжелую сумку и медленно пошла к калитке.
Что у нее там, в этом огромном бауле? Камни, что ли? Ах да, наверное, банки… соленья-варенья… Хозяюшка… Ну что ты смотришь под ноги, что так низко голову нагнула? Подними глаза к небу, посмотри, я здесь… Неужели не слышишь стрекота мотора?
И Маша подняла голову. Остановилась, приложила ладонь к глазам козырьком и посмотрела в прозрачное осеннее небо. Прямо над ней низко-низко кружил маленький спортивный самолет… И ей на секунду показалось, что пилот за стеклянным куполом кабины приветственно поднял руку. Нет, показалось… Самолет качнул крыльями и резко взмыл вверх, набирая высоту. И скрылся вдали, за лесным частоколом.
