Наталия Терентьева - Знак неравенства
— Новым годом!
— Точно… Праздником и чудесами… Ну что, пойдем дальше?
— Отойди, я спрыгну.
— Не над… — Алена не успела договорить, как сын спрыгнул на лету с качелей. — Ой, Даня…
Мальчик, очень довольный своей ловкостью, взял ее за руку.
— Пойдем белок кормить? Ты взяла орехи?
— Пойдем, конечно. — Алена достала из кармана пакетик. — Держи.
Они пошли по аллее в глубь парка.
— Я бы знаешь, что ему сказал?
Алена, понимая, что надо договорить до конца, постаралась не выдать своей тревоги. Ну почему беспокоит мальчика то, чего нет на свете? Его, этого человека, нет. И не было, и уже точно не будет. Она давно перестала его ждать, совсем перестала, почти совсем… Ну а теперь-то уж о чем говорить?
— Что, малыш?
— Мам, я не малыш. Я все уже понимаю.
— Конечно, извини. Я просто так ласково тебя называю. Потому что люблю очень.
— А папу ты любила?
— Да, любила.
— А как ты его ласково называла? Тоже «малыш»?
— Ну, нет, конечно. Я… уже не помню.
— А он тебя как называл? Тоже не помнишь?
Алена покачала головой:
— Нет. Смотри, вон там белочка!
— Где? А, вон, вижу…
Мальчик протянул орешек белке. Та спрыгнула с дерева, бесстрашно подбежала к нему, взяла из его руки орешек и, отбежав совсем недалеко, села на ветку и стала грызть, держа орешек маленькими лапками и поглядывая на мальчика черными блестящими глазками. Данила замер, глядя на белку. Алена с улыбкой наблюдала за сыном. Тот вдруг повернулся к матери и сказал:
— Я бы ему сказал: «Я тоже никого не буду бояться! Никогда! Как ты!»
Алена обняла сына за плечи:
— Хорошо.
— Смотри, вон еще одна прибежала! — Он засмеялся и протянул орешек другой белке. — Мам… а ты плакала, когда он разбился?
Алена, не зная, как ответить, на секунду отвернулась, потом только ответила:
— Плакала. Да.
— А я правда похож на него?
— Ты сегодня уже спрашивал!
Данила виновато поглядел на мать. Она вздохнула.
— Хорошо. Повернись-ка… Вот так похож, а вот так… — Она развернула сына в другую сторону. — А вот так не очень…
— А на кого тогда?
— А на кого обычно, — чуть напряженно ответила Алена. Только не срываться на Данилу. Он-то вообще ни в чем не виноват. И вопросы его все понятны… Просто лучше бы не сегодня, не сегодня… Но он, как часто бывает, каким-то невероятным образом чувствует направление Алениных мыслей. — На меня, на дедушку… который давно умер. На бабушку Киру… Может, пойдем уже?
Данила согласно кивнул. Они некоторое время шли молча, и вдруг он спросил:
— Мам, а скоро будет весна?
Алена посмотрела на сына. Еще предстоит понять — на кого он на самом деле похож. Иногда ей казалось, что с ней говорит Денис — эти неожиданные перемены темы, и так хочется ему погрустить без причины, и такими прекрасными кажутся бабочки, червяки и козявки…
— Весна? Ну, смотри… Сначала пойдут дожди. Затем упадет снег на засохшие цветы, и они заледенеют под ним, потом снег стает, и снова зацветут цветы и даже эти желтые колючки. Вот тогда…
— Мам, а дай мне ключи! Можно я пойду вперед и сам машину открою? Можно? У меня получается!
Алена улыбнулась и дала сыну ключи:
— Можно. На большую овальную кнопку посильнее нажми.
— Я знаю! — Он вприпрыжку побежал к стоящей поодаль машине.
Алена тоже ускорила шаг, неотрывно глядя на Данилу. Он подбежал ближе к их машине, открыл ее и обернулся к Алене:
— Можно?
Алена кивнула. Данила радостно впрыгнул на сиденье водителя и стал крутить руль. Алена дала ему немного поиграть, потом погладила сына по плечу:
— Ну все, двигайся…
Данила привычно перелез назад и тут же попросил:
— Мам, давай твой диск поставим?
Алена посмотрела на него в зеркальце. Почему она раньше этого не видела… Не хотела, наверное… Вовсе не на дедушку покойного и не на бабушку Киру он похож, ее маленький ненаглядный Даня, который как-то незаметно вырос. Он похож на того человека, которого она любила больше жизни, больше самой себя, кроме которого никого не любила. И вряд ли уже полюбит… Нет, нет, нельзя так говорить! Просто прошло еще мало времени и… и… наверное, она ждала все это время, что он, предавший, забывший… вдруг поймет, и вспомнит, и… Уговаривала себя — уговаривала, а на самом деле…
Алена покрутила головой и с силой сжала пальцами виски. Все. Ничего этого больше нет. Не случайно судьба дала ей эту встречу. Чтобы она перестала ждать. Чтобы она, наконец, оглянулась вокруг… И, как говорит Кира, — хоть одну песню спела бы в мажоре. Алена посмотрела в зеркальце на сына. Хотя бы ради него.
— Диск? Ну, давай.
— Только ты не подпевай, мам, ладно?
— Почему? — удивилась Алена.
— А ты там лучше поешь.
Данила послушал немного первую песню и сказал:
— Мне больше всего нравится музыка, когда лошадка начинает быстрее бежать…
— А мне вот эти слова, послушай, сейчас будут:
Пусть будет долог тройки бег,В жару и холод, дождь и снег,И колокольчик под дугою пусть звенит,И этот долгий-долгий путьИз никуда в куда-нибудьОдной судьбою нас соединит[8].
— Мам, сделай потише! А как может быть путь из никуда? Это значит откуда?
Алена сделала музыку совсем тихо.
— Это значит… что у человека совсем ничего не было в жизни. И ему некуда было идти… Никто его не любил, и ему любить некого было. Ничто ему не было дорого…
— А так бывает?
— Раз кто-то написал такие слова, малыш, значит, бывает…
Глава 20
Денис ехал к Евгению, которого не видел несколько лет, и слушал песню на волне «Серебряный дождь». Наконец-то он ее услышал опять, эту балладу, или романс, или что это такое. Что это и кто написал, он опять не узнал, потому что слушал не с начала. Может, в конце скажут. «Из никуда в куда-нибудь…» — надо же, какие странные и хорошие слова… Постукивая пальцами по рулю в такт музыке, Денис внимательно смотрел на дорогу. Так, кажется, здесь можно проехать прямо… Секретарь сказала по телефону, что новый офис находится в здании «Гута-банка». Да, развернулся Женик… Молодец…
Из большого окна кабинета открывался прекрасный вид на Краснопресненскую набережную. Денис прошел к окну, а Евгений, поздоровавшись с ним, сел обратно в свое большое крутящееся кожаное кресло.
— Ну что, как дела у тебя?
— Да вот, побывал там, откуда не возвращаются. Точнее… заглянул краем глаза, — слегка улыбнулся Денис.
