Влюбленные антиподы (СИ) - Горышина Ольга

Глава 65 "Горчинка"

— Добро пожаловать домой! — почти пропел Кузя, привычным движением поворачивая ключ в замке своей старой квартиры.

Это был дворец, даже если в глазах дяди Бори квартира оставалась шалашом. Светлый холл — ясное дело, что в потолке зажглись мириады мелких лампочек. От кристальной чистоты я машинально скинула сандалии. Хорошо ещё, не начала искать бахилы! Две пары домашних тапочек ждали нас в миллиметре от входа.

Окно открыто и потому холодно. Или ежусь я совсем по другой причине. Мне все ещё неловко перед Тихоновым-старшим, в глазах которого я теперь обычная искательница легких денег. И он их вернул в качестве квартиры, чтобы помочь дураку-сыну, раз тому приспичило обзавестись такой вот неправильной бабой. Была же отличная партия из дочки бизнес-партнера.

— Чего стоишь? Ищи окно.

Кузьма выглядел грустным. Непонятно, чего он ждал от встречи с отцом. Возможно, дядя Боря не просто так разозлился на то, что сын притащил в ресторан меня.

— Иди сюда! — голос Кузьмы стал немного таинственным.

Или в холле он всего лишь отлетал от пустых стен. Я вошла под арку: белый диван, кресла и чёрный столик прямо передо мной, но Кузьма указывал направо: там стол у окна, стеклянный с чёрными стульями. Но Кузьма снова указывал не туда, а на кухонный островок, где в окружении алых роз стояло ведерко с бутылкой шампанского, а рядом, на хрустальном блюде, красовался торт со взбитыми сливками, украшенный апельсиновыми корками — хорватское чудо.

— Сама скажешь спасибо?

Он протянул мне телефон, но я нервно затрясла головой.

— Ну я же материться буду! — засмеялся Кузьма. — А с мамой так не говорят. Но они меня реально…то самое слово. Какого хрена весь этот спектакль? Он, видимо, с мамой чатился во время ужина, идиот! Тянул время… Я ей говорил, что приду с тобой… Она еще сказала, что это правильно.

Я пожала плечами. Кузьма тяжело выдохнул и набрал что-то в телефоне. Наверное, послал матери спасибо буквами. Потом поднял на меня глаза и лукаво улыбнулся.

— Она поймёт, что мы пьём шампанское и нам не до неё. И не до ее торта. Может, уберём до утра в холодильник?

Он прав. У меня живот что упругий футбольный мячик после грецких орехов. Я легко подхватила блюдо, и Кузьма открыл обе створки холодильника. Тот был полным. Там даже лежал один из привезенных нами сыров. Но я все же нашла место для торта.

— А папе ты написал?

— Ещё чего… Сама пиши. Дать телефон?

— Кузя…

— Борис Касьянович сделал это для тебя. Сам же сказал. Со мной мириться он не собирается.

— Кузь, ты ревнуешь? К собственному отцу?

— Нет. Я ревную к дяде Боре…

Я обняла его за шею и вжалась макушкой в высоко вздымающуюся грудь. Моя тоже дрожала, и Кузьма, чуть подержав руки на талии, накрыл горячими ладонями обе мои груди.

— Даша, ради тебя я не стану возвращать ключи. Но это именно для тебя. Здесь хорошо и близко до учебы и до работы. И вечером есть где погулять…

— Кузя, здесь красиво.

— Ты ещё спальню не видела. Там зеркало во всю стену.

— Зачем? — вскинула я голову.

— Мама ее с ремонтом уже купила. Наверное, кому-то вдвоём в постели было скучно. А мне вот нет. Может, пойдём на диван?

— А шампанское? — как-то сумела вырвать я губы.

— У моей девушки от шампанского болит голова. Зачем мне ее спаивать? Потом, мы же не расскажем родителям, что и по трезвому друг другу нравимся. Пусть думают, что устроили нам романтический вечер. Будто мы сами не в состоянии…

Я была уже не в состоянии стоять на ногах. Диван так диван, хотя там и ковёр мягкий. Впрочем, можно, успеть поваляться везде, пока прозвенит будильник…

— Черт! — я вскочила и снова села на кровать (уснули мы все же в спальне). — Как я на работу в этом…

Сейчас на мне ничего не было, но вчерашнее платье — это все, что у меня есть. Сейчас половина седьмого.

— Даша, открой шкаф…

Я отодвинула зеркальную дверцу. Он знал или догадался? Там висело пару платьев с магазинными этикетками и рубашки. Что-то ещё лежало стопочкой на полочках.

— Мамы все предусмотрят…

Я повернулась обратно к кровати: Кузя продолжал валяться. Даже руки за голову закинул.

— Она это за один день все сделала? И магазины, и торт? Как думаешь?

— Не знаю.

От всей этой заботы стало окончательно не по себе. Точно я оказалась по ошибке в люксовом номере пятизвездочного отеля. Нет, наверное, там круче, но здесь все чужое. Как- то матрас на полу куда комфортнее. Чувство, будто мне ещё нагляднее

продемонстрировали, какая большая пропасть лежит между мной и ними.

— Я сварю кофе к торту, — Кузьма вылез из кровати и потянулся. — Мы же не дегенераты пить с утра шампанское.

Вы — аристократы. Вам это привычно. Парню на восемнадцатилетние такое подарить. Квартирку в центре города. Понятно, что он баб каждую ночь менял…

— Даш! — прокатилось по квартире эхом. — В ванне есть халат, так что иди в душ!

Я пошла. Чтобы согреться. Меня колотило.

— Можно к тебе?

Нужно, чтобы не было так страшно с тобой новым. В таком окружении ты снова отдалишься от меня.

— Даша, а что у вас бывает за опоздание? Выговор? Лишение премии?

Кузьма уже тащил меня обратно в спальню, оставляя на полу и на ковре мокрые следы, а теперь и на кровати мокро. Я закрыла глаза, чтобы не видеть окружающие предметы. На ощупь Кузьма все ещё оставался прежним.

— Кофе остыл, — простонал он, отталкиваясь руками от изголовья, чтобы встать ногами на ковёр. — Любишь холодный кофе?

— Люблю, — ответила я, сжимая в руке влажные волосы.

— А меня любишь? — спросил он почти сразу, и я осталась с поднятыми к голове волосами.

Сердце трепыхалось в ушах.

— Разве тебя можно терпеть? — нашлась я с минутным опозданием.

— Можно и нужно, пока я не надоем. Давай в душ. Я новый кофе сварю.

Я на негнущихся ногах прошла в ванную, залезла под горячие струи, которые все то время, когда мы занимались любовью, так и бежали, так и бежали… Чем мы занимались? Ну явно не сексом, давно уже не сексом. Но сказать это словами трудно. Ох, как трудно! Легче, наверное, испечь хорватский торт. Он в исполнении тети Томы получился нежным, но не таким, как в Дубровнике — ее цукаты не горчили, она переборщила с сахаром.

— Я пройдусь до конторы пешком. Ты давай на такси, — заявил Кузьма, одевшись.

Я впервые увидела его в рубашке. Хорошо еще без галстука! Он как-то резко повзрослел. Из парня превратился в мужчину.

— Вечером я возьму машину, заберу тебя от метро и съездим к твоим за рюкзаком, — только голос остался прежним. — После такого завтрака нам просто необходимо бегать. Сентябрь не за горами. И нам необходимо помириться с обеими мамами.

Свою я предупредила. Не стала устраивать сюрприз. Нас даже ужином накормили и ни о чем не спрашивали. А перед уходом, когда Кузьма уже закинул рюкзак за плечо, он вдруг сказал моей маме:

— Спасибо за дочь!

— Береги ее, пожалуйста.

— Буду.

Но только не во время пробежек вдоль набережных. Он доводил меня до полного изнеможения. Так что мне потом и целоваться с ним уже не хотелось. Но под хорватским солнцем, дождавшись его на финише, я повисла у него на шее и счастливо поймала его горькие губы своими.

— Я тобой горжусь!

И пусть он лишь в первой двадцатке, но зато пробежал всю дистанцию, а не как я, жалкую стену, и сдохла.

— И только? — Кузьма еле дышал, но все равно приподнял меня в воздух, чтобы я могла смотреть на него сверху вниз. — Только гордишься?

— Нет, — покрутила я головой и припала к его губам, чтобы прямо с поцелуем признаться, что я его… — Ещё и люблю…

— Для этого стоило бежать! — прижал он меня к себе такую же мокрую, хотя после бега я и успела подсохнуть на лёгком ветерке, но сейчас сама погрузила себя в кипяток страсти.

Я отвела глаза или скорее губы, чтобы перевести дыхание, и поняла, что нас снимают на камеры многочисленные зрители со всех уголков Земли.