Томас Уайсман - Царь Голливуда
— Думаю, я возьму бифштекс, — нерешительно сказала она.
— А сначала, мадам?
— Немного черепахового супа, — ответил за нее Сейерман.
— Пожалуй, — согласилась она.
— С чем вам подать бифштекс, мадам?
Джанет вновь растерялась.
— Подайте ей добрый филей, слегка недожаренный, — вмешался Сейерман, — и немного спаржи. — Он взглянул на нее вопросительно, она кивнула. — А после этого — бекаса, фаршированного раковыми шейками. — И он, взглянув на нее, добавил: — Мы и себе заказали это блюдо.
— Прекрасно! Я никогда этого не пробовала.
— Если не хотите, можете его не брать, — сказал Сейерман, — но, думаю, стоит вам на него взглянуть, как сразу же захочется и покушать. — А как вы, Льюис?
— Я возьму все то же самое, — быстро проговорил Шолт.
— Великолепно, — заявил Сейерман.
Он откинулся на спинку стула и с бесстыдной начальственностью несколько минут рассматривал ее. Джанет не знала, что ей делать с глазами; отвести ли их в сторону, ответить ли на его взгляд или, скромно потупясь, рассматривать свои ногти.
— Итак, вы хотели бы сниматься в кино, мисс Деррингер? — наконец заговорил он.
Все мужчины заулыбались, будто он сказал нечто весьма остроумное.
— Кто же не хочет.
— Хм… У вас что, талант к этому делу?
Послышались сдержанные смешки присутствующих. Льюис Шолт быстро проговорил:
— Признайтесь, Вилли, она замечательно красивая девушка.
— Встаньте, мисс Деррингер, — сказал Сейерман.
Джанет слегка нахмурилась, рот ее изобразил полуулыбку вежливого непонимания.
— Встаньте, бэби, раз Вилли просит, — мягко обратился к ней Шолт.
Она пожала плечами и встала, слегка отодвинув стул. Взгляд Сейермана пополз от ее лица вниз; когда он дошел до талии, он перегнулся через угол стола, чтобы осмотреть ее ноги; стол ему все же мешал, хотя он и придерживал рукой складки скатерти, поэтому он подал ей знак немного отступить от стола. Она сделала шаг назад, и он продолжал внимательно разглядывать ее.
— Хм, — пробормотал он, — я вижу, Льюис, что, когда вы расхваливали ее, это не было преувеличением.
— Могу я теперь сесть? — спросила Джанет, пытаясь придать хоть немного ироничности своему голосу.
Официант взялся за спинку стула, собравшись подставить его, когда девушка будет садиться, но Сейерман сказал:
— Не только красива, но изрядно горда. Почему вы не хотите показаться нам стоя? Ведь если вы сядете, мы же ничего не увидим. А ведь нам надо хорошенько вас рассмотреть, чтобы решить, имеет ли смысл дать вам возможность сняться в кино. Хотите, я покажу вам свою ногу? Буду рад. Смотрите, я не стесняюсь.
Не дожидаясь помощи официанта, он сам отодвинул стул, поставил ногу на бархатное сиденье и в несколько приемов закатал брючину, обнажив волосатую голень. Мужчины одобрительно засмеялись.
— Великолепно! — заявила Джанет.
— Вы знаете, мне эта девушка нравится, — сказал Сейерман, поворачиваясь к своим приятелям, — у нее определенно есть чувство юмора, и ее нелегко испугать. Это девушка с душой. Такая девушка вполне может стать кинозвездой.
Мужчины улыбались, но как-то уклончиво, не разобравшись, шутит ли Сейерман или говорит серьезно.
— Вот и я то же самое говорю, — тотчас откликнулся Льюис Шолт. — Она определенно сделана из того материала, из которого делают звезд.
— Помнится, — произнес Сейерман, — что у вас, Льюис, была настоятельная необходимость покинуть нас из-за какого-то свидания, назначенного на вечер, или что-то в этом роде… Кажется, вы собирались нанести визит вашей матушке?..
На какую-то долю секунды Льюис Шолт оторопело замер, но, быстро взяв себя в руки, ответил:
— Ах, да! Действительно! Попозже мне надо будет кое-кому позвонить.
— Хорошо, тогда почему же вы, Льюис, не идете звонить? Может, ваша матушка заболела и ждет вашего звонка. Молодые люди теперь так бесчувственны. Его мать при смерти, а он сидит себе где-нибудь, набивая брюхо едой, и лазает рукой под скатерть, пытаясь прощупать, что там у девушки между ног. Почему вы не поторопитесь, Льюис, к вашей умирающей матушке, как подобает всякому хорошему сыну? А проверять на ощупь, что там между ног у мисс Деррингер предоставьте мне самому.
— Вилли, вы большой ребенок, просто большой ребенок, — сказал Шолт, обрамляя свои слова в раскаты сугубо мужского понимающего хохотка.
— Что здесь детского? — сказал Сейерман. — Даже если у вас на руках нет умирающей матушки, то, может, хоть сообразительность есть, чтобы понять, что вам вежливо намекают на нежелательность вашего присутствия?
— Дело в том, — серьезно ответил Льюис Шолт, — что, как я вам уже говорил, Вилли, у меня намечается визит к приятелю, который…
Сейерман его оборвал:
— Слушайте, ваши личные дела не имеют никакого отношения ни ко мне, ни к делам моей фирмы. Если вы решили позволить вашей матушке умереть в одиночестве, пока вы тут ввинчиваетесь в некую маленькую штучку…
— Это… Этого я не делал, — залепетал Шолт. — Это…
— Мальчик! — воскликнул Сейерман в притворном ужасе. — Разве я сказал, что вы это делаете именно сейчас? Я просто хотел сказать, что это именно то, что вы любите делать… Идите звонить!
— Хорошо, Вилли, — сказал Шолт, вставая.
— А еще лучше, даже не звонить, а просто берите кэб, да, да, хватайте кэб и летите к вашей маленькой подружке, поджидающей вас с бьющимся сердцем.
Ухмылка на лице Шолта выглядела изрядно замороженной.
— Возможно, бэби, — проворковал он все еще стоящей Джанет, — я отлучусь, у меня назначено свидание. Но я уверен, что Вилли проследит, чтобы вы нормально добрались до дома.
— Добраться до дома? — воскликнул Сейерман. — Мисс Деррингер планирует сегодня добраться до дома? Девушка приняла приглашение пообедать с тремя импозантными мужчинами и, даже не успев присесть, уже думает о том, как ей добраться до дома? Разве это вежливо? Мисс Деррингер, вы действительно спешите домой?
Все это крайне веселило импозантных мужчин, и слова Сейермана сопровождались смешками и ухмылками.
— У меня тоже назначено свидание, — холодно сказала побледневшая Джанет. — Думаю, мне лучше уйти с мистером Шолтом.
— Ладно, — заявил Сейерман. — Пускай себе его матушка помирает в одиночестве. Пусть его подружка тоскует одна. Садитесь, Льюис, кушайте ваш обед. Мисс Деррингер чувствует, кажется, себя в большей безопасности, когда вы рядом. Мисс Деррингер, почему вы не хотите присесть? Садитесь, прошу вас.
Официанты приступили к подаче супа; Льюис Шолт сел. Села и Джанет. В наступившей тишине все приступили к поглощению черепахового супа и так сконцентрировались на этом, что в течение некоторого времени никто не проронил ни звука. Льюис Шолт заговорил первым:
