Кэтрин Стоун - Красотки из Бель-Эйр
Наконец благодарный Питер повернулся к Стиву и с улыбкой спросил:
– Ну как тебе фильм, Стив? Хорошее завершение?
– Чудесное завершение! – как всегда с преувеличенным восторгом откликнулся Стив. – Всем – спасибо! Не забывайте, сегодня у меня дома вечеринка. Начинаем в шесть.
Уинтер не двинулась. Она сидела на выброшенном на берег и выбеленном солнцем куске дерева и смотрела на море. Всплеск активности съемочной группы, готовящейся к отъезду, нарастал вокруг нее, затем пошел на спад.
Потом Уинтер осталась одна.
Нет, здесь был Питер, сидевший рядом, как он часто делал в последние два с половиной месяца. И, как все время до этого, казалось, терпеливо ждал, когда она заговорит.
Но больше нечего было обсуждать. «Любовь» снята… завершена… чудесно.
Наконец Уинтер повернулась к нему, ее глаза были полны слез, которые она не могла остановить и которые выражали все чувства, которые она не могла дольше скрывать, – боль, печаль, злость.
– Она… я, Джулия… должна была умереть в конце, Питер. Или Сэм должен был ее бросить. Может, ты и получил «Тони» и Пулитцеровскую премию за свои блестящие, проницательные сочинения, но с «Любовью» промахнулся. Счастливый конец – это в духе Голливуда, а не настоящей жизни, Питер, разве ты не знаешь?
– Знаю, Уинтер.
Уинтер увидела, как в его глазах внезапно промелькнула боль. И чего она набросилась на Питера? Она восхищалась им. Они так хорошо работали вместе, он умело помогал ей делать удивительные открытия о ее же собственном таланте.
Их с Питером связывали прекрасные профессиональные отношения. И внезапно сделались личными. Чувства Уинтер были еще так свежи, она была слишком взволнована, чтобы говорить. Ей нужно уйти отсюда, побыть одной.
– Извини, Питер…
– Давай прогуляемся?
– Нет, Питер.
Питер встал, взял ее за руку и мягко потянул, приглашая пойти с ним. Его рука была теплой и сильной, а взгляд – добрым и сочувственным, она не смогла противиться.
Минут десять они шли в молчании, нарушаемом только протяжными криками чаек над головой и тихим шепотом моря.
– Что-то случилось с Марком? – произнес наконец Питер.
– Откуда ты знаешь о Марке?
– Мне сказала Эллисон.
Уинтер услышала, как смягчился голос Питера, когда он произнес имя Эллисон, увидела выражение любви на его красивом лице.
– Вы с Эллисон?
– Да. Она собиралась сказать тебе сегодня на вечеринке.
– А я планировала удрать с вечеринки и узнать, может, Эллисон сегодня свободна. Думаю, она не будет свободна.
– Полагаю, нам следует ненадолго появиться вместе, а потом, если ты захочешь побыть с Эллисон наедине…
– Да мне в общем-то нечего ей сказать такого сверхъестественного. Марк уезжает в Бостон один, а я собираюсь остаться здесь и продолжать свою блестящую карьеру. – Уинтер слабо улыбнулась. – Очень современно. Любовь на задворках карьеры.
– Так, значит?
– Значит, так. – Уинтер тихо добавила: – Только вот сердце у меня разбилось. Полагаю, это ты виноват. Снимаясь в твоем фильме, я и правда поверила, что все кончится хорошо, что жизнь повторяет искусство, но это не так.
Они молча прошли еще минут пять, потом Питер спросил, очень спокойно, очень деликатно:
– Уинтер, а как же ребенок?
– Ребенок? – Откуда Питер знает? Никто в мире об этом не знает. Уинтер даже еще не ходила к врачу! Она немного набрала в весе, но ее стройное тело хорошо это скрывало, особенно в одежде, и даже Марк ничего не заметил. Через неделю или две Марк уже заметил бы, но не сейчас. – Что ты хочешь сказать?
– Разве ты не беременна?
– Откуда ты знаешь?
«Я знаю, потому что ты лучишься очаровательной женственностью. Знаю, потому что те же изменения я заметил в Саре задолго до того, как она мне сказала, только тогда я не понимал, что они означают».
– Розовые щеки, лампочки повышенной мощности, чтобы оттенить твои глаза, зеленая кожа месяц назад, – негромко пробормотал Питер. Затем ласково добавил: – А сейчас у тебя на глазах свежие слезы. С тобой все хорошо?
– Нет, – призналась Уинтер и улыбнулась дрожащими губами. – Но со мной… с нами все будет хорошо. Мне только нужно немного времени. Все так ново для меня теперь. Питер, Марк никогда не узнает о ребенке.
– Разве это справедливо?
– Да. И пожалуйста, не говори Эллисон.
– Ты думаешь, Эллисон скажет Марку?
– Нет, конечно, нет. Но ты знаешь Эллисон. Она попытается все уладить. Эллисон верит в счастливые концы. Она попытается убедить меня сказать Марку, а в настоящий момент я очень склонна принять такое предложение.
– Может, это было бы правильно.
– Нет, Питер, нет. Прошу тебя. Мне просто нужно немного времени. Эллисон не должна знать… пока.
Питера и так уже тревожили секреты – его секреты, – которые он хранил от Эллисон. Питер знал, что должен рассказать ей о Саре, и расскажет, но не сейчас. Их любовь была новой и такой радостной. А Питер знал, что трагическая история Сары наполнит милые зеленые глаза Эллисон слезами, а ее великодушное, любящее сердце – грустью. Питеру было неприятно хранить секреты – свои и теперь Уинтер – от Эллисон.
– Уинтер, но ты все-таки скажешь Эллисон?
– Питер, мне придется ей сказать.
– Счастливого пути, Оладья, – уже в аэропорту прошептала Эллисон подвижному комку светлой шерсти, сидевшему в клетке для перевозки животных. – Увидимся поздно вечером в пятницу.
Эллисон поднялась, когда носильщик осторожно поставил клетку с Оладьей на тележку. Со слезами на глазах она повернулась к Питеру. Он оставался рядом с ней до самой последней минуты. Утром, в Нью-Йорке, он начнет репетиции «Гамлета».
Сейчас воскресенье, и увидятся они в пятницу вечером, но ощущение такое, что прощаются навсегда.
Это и было окончательным прощанием с частной жизнью их любви в романтическом святилище Белмида. Новая жизнь Эллисон и Питера сулила часы, проведенные в аэропортах, самолетах и такси, телефонные звонки по ночам и шепот страстного желания, уносимый за три тысячи миль, и редкие минуты, когда они будут вместе, пытаясь тридцатью шестью часами любви возместить неделю одиночества. Эллисон пыталась убедить себя, что их трансконтинентальная история любви эффектна и романтична – и наверняка кажется очень современной, – но гораздо дольше она уговаривала себя не бросить работу и не последовать за Питером прямо сейчас.
– Эллисон! – Темные глаза Питера тоже блестели. Ему не хотелось покидать ее даже на пять дней. Слова прощания пугали его. Он даже подумывал отдать кому-нибудь постановку Шекспира на Бродвее. Но это был его невероятный проект, и он уже один раз отказывался от участия в постановке, чтобы находиться рядом с Сарой, пока… Его жизнь с Эллисон продлится вечно, сказал себе Питер. Его страх вызван прошлым и не имел никакого отношения к Эллисон. – Нам предстоит настоящее приключение.
