Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Пиздец.
Как это вынести? Как пережить её отчаяние? Если меня на куски таскает оттого, что ей больно?
Невесомо целую черные прядки у виска, прячу тотальное замешательство за монотонными легкими поглаживаниями по тонкой спине. И чуть позже, когда Лус чуточку стихает, вытирая нос салфеткой, толкаю нерешительно:
— Поговоришь со мной? О своих родителях.
Впервые прошу об этом не из необходимости тупо успокоить, как раньше, когда мы поднимали этот вопрос, и я действовал по инерции, а из искреннего желания узнать, понять, поддержать по-настоящему.
Меньше всего на Свете я люблю трепаться о семейных скелетах, это то нерушимое внутреннее табу, которое было неизменным для меня с детства. Но сейчас всё иначе. С ней — иначе.
— Барс, не надо. Я возьму себя в руки. Правда. Еще пару минут.
— Пожалуйста. Поговори со мной, — дроблю с паузами, но в голосе теперь твердость, свидетельствующая о готовности стать слушателем.
Она горестно вздыхает, мнется еще какое-то время.
Сползает с меня на диван, ложась впритык, и устраивается щекой на моем бедре. Ледяные катаны, стянувшие ребра, чуть ослабевают. Она рядом, не артачится. Тепло от этого. Рука моментально тянется к её волосам. Бессознательной манией.
— Слышал фразу «После детства кулаками не машут»? — из нее вырывается очередной безутешный всхлип, а я давлю пальцы свободной ладони в кулак, стискивая зубы от сжирающей нутро беспомощности. — А мне, оказывается, жутко хочется «подраться», Барс…
Шипучка содрогается мучительно.
И у меня жилы рвутся на нити.
— Как узнала всю правду, не могу перестать огладываться назад. Анализирую под совершенно иным углом. Безумно жаль маму. Раньше думала, что она человек такой… безликий, понимаешь? — блядь, еще б не понимал, сам называл будущую тещу молью с первой встречи. — Есть такие, мимо которых проходишь и не замечаешь. Как снулые тени. Серые. Бесформенные. А после скандала из-за помолвки, когда они с дедушкой ругались, и я впервые увидела ее живой, полной энергии и протеста, меня не отпускает мысль, что мама всё это время была не собой. Жертвенно взяла на себя вину за смерть брата и самоуничтожилась, блин…
Ну, вполне логично, нет? Винить себя в смерти близкого человека, который косвенно погиб из-за тебя. Жаль безумно, да. Но факт остается фактом.
— Судя по ее высказываниям, если бы дедушка не помешал ей, когда хотела сбежать из дома с… со своим… Боже, как их тогда называли? Ухажером? Парнем? Короче, если бы им дали быть вместе, не произошло бы трагедии. И мне, ты не представляешь, так обидно за нее. За то, что встретила ублюдка, поверила ему. За то, что угробила молодость на траур, ходит с опущенной головой до сих пор. За то, что живет иллюзиями, будто с конченым наркоманом могла быть счастлива тогда…
— Осуждаешь, что сглупила?
— Я не знаю. Скорее… нет. Да и какое у меня моральное право? Опыт, он же у каждого свой, часто болезненный и поучительный. Я не могу осуждать ее за то, что она полюбила не того человека. Мне просто жаль, что мама двадцать лет существует, а не живет. И… что она не справилась. Да и все мы, бабушка с дедушкой, я и мама — словно поставили жизнь на минимум из-за страха. Моя семья так боялась, что нерадивый папаша заявит на меня права, что переехала в другой город, отрезав себя от привычного быта, родственников. Я своих сестер и братьев видела два раза в год в лучшем случае. А могла расти с ними, черт возьми! Мне всегда не хватало общения со сверстниками. Параноидальные замашки дедушки связывали по рукам и ногам. Я почти никуда не ходила, не участвовала в масштабных школьных мероприятиях…
Я вспоминаю, как Лус говорила, что Кети была её единственной блажью. Теперь ясно, по каким причинам.
— Очень злилась на него. Бунтовала. Но безуспешно. Это сейчас я знаю, почему он так поступал. А тогда всё ощущалось иначе.
— Ненавидела их, наверное?
— Ненависти во мне не было никогда. И злопамятства тоже. Я любила и люблю их. Ограничивая свободу, они просто способствовали моему несвоевременному взрослению. Я познавала мир интуитивно, жадно искала лазейки, информацию, много читала, заполняя извилины и пустоту рядом с собой. Возможно, если бы не Кети, я бы стала совсем асоциальной. Она очень хороший друг… — Шипучка спотыкается о свои слова. — В двенадцать лет я самостоятельно взломала киберняню… и, знаешь, для чего? Случайно услышала, как мальчики в школе обсуждали кино для взрослых. Так воодушевленно, что захотела понять, о чем они.
— Посмотрела порнушку в двенадцать? Мелкая чеканушка с косичками? — воображение рисует картинку, и я не могу сдержать свой смех.
— Мне не понравилось, — девчонка гнусавит, вытирая нос. Почти перестала плакать, и я тоже стараюсь разрядить обстановку. — Всё так наигранно и искусственно…
— Оценка настоящего эксперта, ну-ну, — подтруниваю, перебирая гладкие черные пряди.
— А потом я стала читать женские романы. Тоже тайно, естественно. Там хоть красиво описывались откровенные сцены, не вызывали отторжения. Дальше пошла тяжелая литература. В разных жанрах. Я всё искала и искала свою нишу. Место, куда могу приткнуться. Где мне будет уютно без постоянно внешнего контроля. Который дедушка не ослаблял.
— Тебя послушать, он… какой-то тиран и деспот.
— Мой дедушка? — переспрашивает она настороженно и замолкает секунд на пять. — Не помню, сколько мне было лет, я еще ходила в детский сад. Как-то так получилось, что дома мы были вдвоем с дедом. Я играла с кроликами во дворе, за что-то зацепилась, и у меня расплелась коса. Почему-то дико разревелась и кинулась внутрь с криком, что у меня «порвалась косичка». Вселенская катастрофа, прикинь. А дедушка… он заплел мне новую! Шок для моей неокрепшей психики! Дедушка! Впервые! Посмеиваясь и успокаивая. Репкой меня называл. Такой монументальный, излучающий защиту, спокойствие. Да он был моим героем! В тот момент я поняла, что дед всё умеет и может, сильный и надежный. Добрый и любящий. Какой из него тиран? У него просто был пунктик по поводу моей безопасности. Исходя из горького опыта.
— Тогда почему у тебя не вышло с ним договориться по поводу учебы? Зачем их обманывала? Если в конечном итоге ты здесь, тебя отпустили.
И это охуеть как странно особенно после подобных рассказов о строгости.
Лус ощутимо напрягается. Я успеваю пожалеть о заданном вопросе и покрыть себя матом за оплошность, когда она укоризненно гундосит:
— Я не обманывала… Я пыталась уберечь их от неизбежной боли. Оттянуть ее.
Не совсем понимаю эту интерпретацию, поэтому жду пояснений, не прекращая своих монотонных действий.
— С дедушкой невозможно было договориться, он был категорически против учебы в Москве. А я… уже твердо решила, что не соглашусь на что-то меньшее, чем мои мечты. Я устала вариться в запретах. Рискнула жить. Конечно, прямого противостояния позволить не могла. И дело не в том, что мне перекрыли бы кислород… а больше в стремлении не тревожить родных, которые и так будут страдать, когда я уеду. Чувствовала себя предателем из-за того, что вынужденно оставляю их позади. Но желание пробить коробчонку, в которую меня впихивают всю жизнь, было сильнее. Мне всегда казалось, что я есть нечто большее, чем из меня лепят. И хотела соответственно — больше, выше, круче…
Лус чихает и прочищает горло. Уже не плачет, к моему облегчению.
— Ты называешь это обманом, а я — компромиссом. После серии бесполезных бунтов лет в тринадцать-четырнадцать, моя спесь пошла на убыль. Я привыкла во всем уступать дедушке, чтобы сохранять его покой, потому что люблю и ценю, а сама в глубине души знала, что когда-нибудь у меня будет возможность поступать по-своему, и не надо раньше времени огорчать его. Согласилась пойти на бухучет, раскидала план заработка, чтобы не вызвать подозрений. Даже внешний вид — одежда, отсутствие макияжа, всё это было уступкой с моей стороны. Дедушка не заставлял, но обосновывал потребность быть скромнее, я не возражала. Думала, пусть ему будет приятно. Переодевалась по дороге в университет и обратно, когда меня не видят родные, и не считаю это чем-то предосудительным. Я всего лишь облачалась во что-то практичное и современное, приводила себя в божеский вид, более подходящий моему возрасту. Ну, пусть будет ложь во благо. Мне за это ни капли не стыдно. В общем-то, я постепенно шла к намеченной цели, копила деньги, поддерживала конспирацию… и тут новость о свадьбе. И по накатанной.
