Брак без выхода. Мне не нужна умная жена - Ария Тес
Он затыкается.
В камере снова повисает глухая, липкая тишина, которую он нарушает после еще одной затяжки.
- Тебя не отправят далеко. Будешь отбывать в Подмосковье.
Из груди рвется смешок, я пару раз киваю и затягиваюсь горьким дымом следом.
- Назидание должно работать правильно, или какое это назидание?
- Верно.
- Это все?
- Да.
Он подается вперед и кидает на стол журнал, а рядом кладет голубой цветок. Я опускаю на этот натюрморт взгляд, и сердце опять скачет.
- Решил, что тебе пригодится. Ты же любишь космос, да?
- Люблю.
- Жаль, конечно, что это твой единственный космос теперь…так жаль. И цветок. Хм…он из твоей оранжереи. Вспоминай жизнь, не теряй ее вкус, - он ухмыляется и встает на ноги, - Удачи, Малик. Как гадко, что ты провалил задание. Очень-очень гадко…
Я смотрю ему в спину.
Мне нечего сказать, разве что…
- Почему Орехов?
Он замирает. Я спускаю ноги на холодный пол и тушу сигарету о ровные доски стола.
- Мне просто любопытно. Почему Орехов?
- Потому что это была ее фамилия, но ты этого даже не помнишь. Не удивлен, - хрипло отвечает он и выходит из камеры.
Дверь снова закрывается, а я наконец-то опускаю глаза на журнал. На обложке хорошо знакомое созвездие, которое я касаюсь пальцами и прикрываю глаза. Вспоминаю. Каждое мгновение до последнего…
А потом цветок. Он пугает меня до безумия, но я беру в руки и тоже касаюсь его, будто бы это что-то может поменять.
Ничего. Все поменяется, ведь нет ничего изменчивее этого мира, дорогая. Нет ничего неоднозначней судьбы… однажды мы снова встретимся. Надо просто подождать, а ждать…ждать я умею на профессиональном уровне.
Лили; четыре года спустя
Мне нравится Италия.
Исколесив почти весь мир, наверно, в конце концов, мне просто хотелось остановиться, а может, Италия — это моя страна? Я не знаю. Важно лишь то, что в моменте мне хорошо.
Мы живем здесь уже два года. Поначалу страшно было останавливаться так надолго, и однажды у меня даже случилась истерика. Остатки паранойи и того, через что я прошла, дали о себе знать. В толпе я увидела мужчину, который безумно походил на Али, и это был взрыв. Я начала задыхаться, слезы полились из глаз, и вообще. Я почти лишилась чувств посреди Рима, и если бы не пожилая пара, непременно разбила бы себе голову о мостовую.
Этого не случилось, слава богу. Как не было никакого Али. Конечно, на панике я заставила папу снова переехать, но это был последний наш переезд. Мы переместились в противоположную от Рима сторону и поселились в небольшом городке под названием Римини. Почему-то тогда выбор выглядел логичным: прячься под носом, даже если ты и не под носом. Но кто в здравом уме, увидев слежку, поселится в городе с похожим названием? Только идиот.
Конечно, теперь, я понимаю, что это работает…с натяжкой. Но не жалею. Мы живем в прекрасном домике на берегу моря, я работаю в милой, уютной кофейне, а папа занимается хозяйством. Большой, усатый нянь. Единственное, что меня расстраивает — это невозможность быть в искусстве, но я его все равно касаюсь кончиками пальцев. Фотографирую для себя, периодически гуляя по пляжу или маленьким, извилистым улочкам. Это неважно, в принципе. Я делаю это для души и давно не слежу за тем, что стало с моей галереей.
Иногда очень хочется.
Еще больше хочется узнать, что там с Ма…но нет. Нет. Я запрещаю себе даже мыслено произносить его имя, и сейчас жмурюсь, когда почти нарушаю данные себе клятвы.
Сложно, но при этом, я знаю, что если сделаю хотя бы один шаг в ту сторону, то мне будет хуже. В первое время я следила. Знаю, что его закрыли почти на год во время следственных разбирательств, а потом вынесли приговор. Двадцать лет. И это был обрыв для меня, после которого я не вставала с постели около месяца.
А я не имею права лежать бревном и смотреть в потолок. Просто. Не. Имею. Права.
Поэтому табу нерушимо даже в мыслях, и я живу дальше.
Улыбаюсь через силу, поворачиваю голову и киваю на рассказ моего нового друга. Его зовут Эмиль, и нет, он не итальянец, а приехал с Новосибирска в поисках лучшей жизни. Сначала учился в Риме, но потом что-то пошло не так, он начал пить и употреблять наркотики, и его отчислили. Он говорит, что оказавшись на дне, понял, как дорога жизнь, и решил завязать. Теперь даже не курит. Для меня это стало мостиком и какой-то безграничной мотивацией тоже не сдаваться и работать на благо себе. Да и потом. Я прекрасно его понимаю, сама была на дне, откуда снизу не постучат. Наверно, поэтому за последние три месяца мы с ним так сблизились.
Он провожает меня до дома каждый день, мило улыбается, заправляя за уши свои упругие кудряшки, а еще он очень красив. Иногда я думаю, что пора бы попытаться вновь выйти из тени бывшего мужа, а иногда мне страшно. Я знаю, что наши отношения закончились, и мы больше никогда не увидимся, но что-то внутри…все равно жмет на стоп.
Я боюсь? Да, определенно. Я боюсь снова влюбиться и обжечься, хотя вряд ли меня еще раз ждут такие злоключения. Молния в одно место а) не бьет; б) такого места просто физически больше не найти! Мое табу в своем извращенном уродстве, граничащем с чем-то прекрасным, единственно и абсолютно.
Я это понимаю.
Так говорит и папа.
Ему не нравится монашеская ряса, которую я на себя напялила, и это можно понять. Никому не захочется, чтобы их ребенок страдал всю жизнь…
- …И он начал орать, а я ни слова не могу разобрать! - смеется Эмиль, а потом бросает на меня взгляд, от которого я краснею.
Поначалу наши отношения были похожи на дружеские, потом стали дружескими, но в последнее время я стала ощущать нечто иное. Это льстит с какой-то стороны, но я не могу сказать, что хочу такого внимания. Я не знаю. Может быть, травма слишком велика? Это ведь была нелюбовь. Там была нелюбовь…и я все еще не знаю, что это такое на самом деле.
Мы останавливаемся во дворе моего домика и смотрим друг другу в глаза. Папа уехал в Сан-Марино на праздник, и сегодня я буду одна…
Снова одна? Или, может быть, мне
