Анна Берсенева - Азарт среднего возраста
– Зачем? – Варя вздрогнула.
– Поехали. Или ты в галошах собираешься ехать? Ладно, езжай в галошах.
– Я никуда не собираюсь с тобой ехать! – воскликнула Варя.
– А я тебя не спрашиваю.
Это был какой-то бред! Ну что он будет с ней делать, если и в самом деле привезет в Москву, в огромную свою квартиру на Смоленской набережной, ту, из которой Варя сбежала без оглядки? Запрет в кладовке на хлебе и воде? С ума он, что ли, сошел?
И тут, взглянув на Олега, Варя поняла: похоже, так оно и есть… Умоисступление, в которое он сам себя привел, достигло той черты, за которой его уже нельзя было считать только проявлением характера, – оно перешло в настоящее, описанное, наверное, в каких-нибудь медицинских учебниках безумие.
Она была наедине с совершенно безумным человеком, который без особенного усилия мог проломить ей голову или перерезать горло. Это было так просто и так страшно, что Варю пробрала дрожь.
Что делать, она не знала. Подчиниться ему в надежде, что по дороге удастся выпрыгнуть из машины где-нибудь на милицейском посту?
– И не думай, что по дороге смоешься. Веревка есть у тебя? Или ладно, этим вот свяжу.
Олег сорвал со стола скатерть, скрутил ее жгутом. Сумасшедший блеск его глаз противоречил рациональности слов и движений. Но, кажется, так оно и бывает у душевнобольных. В том, что он попросту болен, Варя теперь уже не сомневалась. Да могла бы и раньше догадаться! Все его претензии к ней давно уже свидетельствовали никак не о душевном здоровье.
– Не хочешь… – с болезненным вниманием приглядевшись к Варе, зловеще процедил он. – Что ж… Не хочешь в уме ехать, поедешь без ума.
Олег пошел на нее, держа скрученную скатерть на высоте ее шеи. Варя вскрикнула:
– Олег, что ты делаешь?!
– Поедешь, поедешь, – хихикнул он. – Я тебя повезу…
Судя по всему, он собирался затянуть жгут на ее шее, чтобы она не сопротивлялась. Варя метнулась в сторону, пытаясь обежать Олега и выскочить из дому. Но он резко качнулся в ту же сторону и перегородил ей путь к двери. Окна были закрыты. Пока Варя стала бы их открывать, Олег успел бы сделать с ней все, что угодно.
Одиночество этого дома, заброшенность того, что стоял рядом, а потому отсутствие ближайших соседей – все, что прежде казалось Варе достоинством ее здешнего жилья, теперь привело ее в ужас. Соседка из дома напротив тоже уехала; Варя знала это, потому что брала у нее молоко.
Ухмыляясь, Олег сделал несколько шагов вперед. Варя попятилась. Он не торопился – понимал, что деваться ей некуда. Глаза его были так близко, что Варя видела, как расширились в них зрачки – вместо радужной оболочки зияли черные провалы. Она хотела вскрикнуть, закричать во весь голос и не смогла: ужас сжал горло.
Олег вдруг резко выбросил руки вперед, и Варя почувствовала, как скрученная скатерть, с которой она не сводила глаз, оказалась у нее на шее. Она схватилась за шею, попыталась стащить с себя этот жгут… Но Олег дернул за оба его конца, и жгут затянулся.
– Ничего, спокойно поедешь! – услышала Варя.
В глазах у нее потемнело, колени подогнулись…
«Умираю», – поняла она.
От нехватки воздуха, от темноты в глазах она поняла это даже не со страхом, а с одним лишь медленным недоумением.
И вдруг свет вспыхнул у нее в глазах, яркий свет! Варя рухнула на пол, как мешок, закашлялась, схватилась за горло, хрипло вскрикнула… И поняла, что дышит! Дышит судорожно, со всхлипами, но свободно!
Скрученная скатерть лежала рядом с нею на полу. Откуда-то сверху доносился шум. Варя подняла глаза.
Александр Игнатьевич стоял у Олега за спиной. То есть не стоял, а, перекинув одну руку поперек его горла, второй заламывал сзади его руку. Он был выше ростом, но в безумии, охватившем Олега окончательно, тот был яростно подвижен и ловок. Наверное, ему было больно от заломленной руки и пережатого горла, но это не мешало ему, хрипя, остервенело вырываться из захвата. Извернувшись, он на мгновенье высвободил руку, но Александр Игнатьевич тут же перехватил обе его руки за запястья.
И все-таки он удерживал Олега с трудом – Варя видела, как широкая синяя жила, напрягшись, перерезала его лоб. Мускулы пошли буграми; с треском лопнул ремешок часов.
– Варя… дай… тряпку… – отрывисто выдохнул он. – Ту…
«Дура! – в секунду пронеслось у Вари в голове. – Уставилась, дура!»
Но в ту же самую секунду она, охнув, вскочила с пола и бросилась к Александру Игнатьевичу, протягивая ему скрученную скатерть. Потом, опомнившись окончательно, забежала сбоку и накинула жгут из скатерти Олегу на запястья. Не отпуская Олегова горла, Александр Игнатьевич одной рукой затянул жгут. И сразу резко и сильно ударил Олега ногой под колени. Тот взвыл и тяжело грохнулся на пол, прямо к Вариным ногам.
Александр Игнатьевич упал на него сверху, не давая ему подняться. Олег орал, матерился, бился об пол лбом и ногами… Варе казалось, от этого адского грохота вот-вот обрушатся стены и потолок.
– Варя! – позвал Александр Игнатьевич. – Еще одной… нету?
– Сейчас!
Она бросилась к сундуку, который стоял в углу. Сундук был старинный, с коваными петлями. На его крышке стоял самовар. Обрушив самовар на пол, Варя распахнула крышку и выхватила из сундука вышитую скатерть, которая, как и сундук, и самовар, осталась здесь еще от прежних хозяев. Может быть, от мамы Александра Игнатьевича…
Он перетянул скатертью Олеговы ноги и, тяжело разогнувшись, поднялся с пола.
– Вот что значит двигаться отвык! Сразу спину заломило.
Александр Игнатьевич посмотрел Варе в глаза и улыбнулся. Видно, очень уж перепуганный был у нее взгляд.
– Ну как вы? – спросил он. – Испугались?
– Д-да… – Варя почувствовала, что у нее начинают стучать зубы. Такая глупая реакция была у нее еще с детства на любое потрясение. – А… вы…
– Что?
Он еле заметно качнулся вперед, к ней. Но остановился.
– Я думала, вы уехали…
– Вернулся. Только не спрашивайте, зачем.
– Я не буду. Простите меня.
– Ничего.
Он улыбнулся снова. От улыбки прямые лучи, расходящиеся от его зрачков, начинали переливаться так, словно внутри в глазах зажигался свет.
Олег, на минуту притихший, вдруг заорал с новой силой:
– Да это ж баба моя! Жена моя! Ты, урод, чего лезешь?!
Полчаса назад Варя, наверное, пришла бы от этих его слов в отчаяние. Но теперь все переменилось. Ей некогда было прислушиваться, что творится у нее внутри. Это было ей все равно.
Глаза у Александра Игнатьевича разом потемнели. Он отвел взгляд.
– Не обращайте внимания, – сказала Варя. Голос у нее больше не вздрагивал. – Это мой бывший муж. По-моему, он болен. С ума сошел. Сейчас я вызову врачей.
