Барбара Делински - Сладкое вино любви
– Когда же наступает этот момент?
Карл пожал плечами:
– У всех по-разному. Это как простуда. Одни выздоравливают почти сразу. Другие – через неделю. Но наступает день, когда ты понимаешь, что снова можешь дышать, жить, работать.
– Да, но ты наверняка постараешься не общаться с больным ангиной. Зачем снова рисковать?
Карл улыбнулся:
– А если этот больной упадет от слабости на твоих глазах, неужели ты оставишь его лежать и равнодушно пройдешь мимо?
– Пример не совсем удачный, – возразил Саймон.
– Я всего лишь хочу сказать, что иногда риск бывает оправдан. Если бы я замкнулся в себе и никогда не женился, у меня не было бы Аны и тебя. Да, я потерял Ану и хотел навсегда оградить себя от того, что снова могло бы причинить мне боль. Но я счастлив, что у меня появились силы начать жизнь заново. Разве ты не видишь?
Сюзанна прислонилась к двери, выходящей на веранду. Никакая усталость не сравнится с тем напряжением, которое царило за столом. Натянутая улыбка не сходила с ее лица, а сердце ныло от необходимости притворяться, будто ничего не происходит.
Она хотела подышать на веранде прохладным вечерним воздухом, но заметила там Карла и Саймона. Решила вернуться на кухню, но тут услышала голос Карла и… осталась.
Подслушивать Сюзанна не собиралась, но и уйти не могла. Она слышала все до последнего слова и, оказавшись, наконец, на кухне, продолжала размышлять об этом, убирая со стола.
Нет, ее поразило не то, что говорил Карл, а как он говорил. Не оправдывался и не гордился. Ни разу не упомянул об Александре или винограднике – только о Саймоне, Ане и Натали. Эти люди значили для него больше всего. И его голос был таким же, каким она помнила его с детства.
Карл Берк был от природы молчалив и не привык бросать слов на ветер.
Поднявшись наверх, Сюзанна прошла к себе в спальню. Увидев вещи Марка, она невольно вздохнула. Ее всегда больно ранили их размолвки. Он гораздо лучше ее – добрее, великодушнее, мудрее.
Мысленно упрекая себя за черствость и прямолинейность, Сюзанна взяла с полки конверт с рукописью, который сунула между двумя глянцевыми томами «Кулинария и вина», и спустилась вниз. Марк читал в гостиной. Он молча поднял на нее глаза.
Сюзанна открыла дверь в отцовский кабинет, пристроилась в углу кожаного дивана и, заручившись таким образом поддержкой прошлого, отложила в сторону журналы, вынула рукопись из конверта и принялась читать.
Глубокой ночью Грег поднялся с кровати. Джилл, кажется, спала. Она лежала спиной к нему на другом краю постели.
Ее дыхание было спокойным и ровным. Грег уже несколько часов прислушивался к нему и думал о том, что Джилл теперь рядом, а он не может к ней даже прикоснуться. И это гораздо хуже, чем быть в разлуке. Все в ней, начиная от ночной рубашки до молчаливой отрешенности, словно говорило: «Не смей меня трогать».
Зачем он остался в Асконсете? Неужели ему нравится, когда его унижают? Почему не уехал сразу?
А уехать он мог только вместе с Джилл. Жизнь без нее в Вашингтоне стала невыносимо одинокой, безрадостной. И дорога домой покажется в тысячу раз длиннее – ведь там его никто не ждет, А теперь, узнав о ребенке, он тем более не сможет оставить ее здесь.
Заснуть он тоже не мог, как ни пытался. Накинув халат, он отрыл сумку в поисках книги или журнала, но, кроме своих отчетов, ничего не нашел. Нет, довольно с него отчетов.
На туалетном столике он увидел пухлый конверт. Читать это Грег тоже не собирался. Тем не менее, взял конверт и спустился в кухню.
Там он заглянул в холодильник, забитый продуктами. Его собственный холодильник в Вашингтоне опустел, как и квартира без Джилл. Грег подогрел себе молока и выпил, надеясь избавиться от бессонницы и от необходимости читать мамины мемуары.
Но сон не шел.
Наконец, решив, что заняться ему все равно нечем, и никто его не увидит, Грег вынул из конверта рукопись и углубился в чтение.
Оливия проснулась на рассвете. Она сидела у окна, пока Саймон не появился во дворе, потом спустилась вниз и догнала его уже в винограднике.
Взявшись за руки, они побежали по тропинке к лесу. Едва очутившись под прикрытием деревьев, Саймон подхватил ее на руки и уложил на мягкий мох.
Оливия видела его во сне, а теперь он целовал ее наяву. Она вскрикнула, когда он овладел ею, но не от боли, а от переполняющего ее восторга. Сколько бы они ни занимались любовью, она каждый раз испытывала ощущение счастья и полноты бытия. Она должна была бы уже привыкнуть к нему, к запаху виноградных листьев и влажного мха. Но близость с ним не могла наскучить Оливии – каждый день привносил что-то новое в их страсть, делая ее более глубокой и чувственной.
Сегодня ее удивили слова Саймона. По негласному уговору они никогда не затрагивали будущее, и Саймон до сих пор твердо придерживался этого правила. Но сегодня, лежа с ней рядом на траве, он вдруг тихо попросил:
– Останься здесь подольше.
Она повернула голову. Он смотрел в небо, и его суровый профиль внезапно показался ей беззащитным и робким.
– Здесь? В Асконсете?
– Ты неплохо зарабатываешь. Зачем торопиться?
– Я должна ехать, – сказала Оливия. – Тесс скоро в школу. А мне надо, наконец, где-то обосноваться.
– Почему не в Провиденсе? Тесс могла бы заниматься с Сэнди.
– Но у меня нет работы в Провиденсе. Меня приглашают в Питсбург.
Он повернулся к ней.
– Ты мне ничего об этом не говорила.
Ей стало неловко за свою скрытность.
– Я еще ничего не решила.
– Работа хорошая?
– Да. Предлагают работать в музее. А для Тесс поблизости есть приличная школа. Сейчас ее не возьмут – классы переполнены, – но в середине года место наверняка найдется. Там она пройдет собеседование, а пока будет ходить в обычную школу.
– Питсбург…
Оливия и сама повторяла это название тысячу раз, хотя оно по-прежнему звучало непривычно.
– Повторяю: еще ничего не решено.
– И чего ты ждешь?
– Что мне предложат что-нибудь получше, – ответила она и села, застегивая ночную рубашку. – Хотелось бы найти работу где-нибудь поблизости. И Тесс должна поступить в хорошую школу. Подожду еще неделю. Если ничего нового не подвернется, поедем в Питсбург. Никогда там не была, но мне рассказывали о нем много хорошего.
– И что там хорошего? – спросила Тесс.
– Там приятно жить, много магазинов. Рестораны на воде. А ты знаешь, что в центре Питсбурга встречаются три реки? У них есть «Стадион трех рек». Футбольные команды – «Пингвины» и «Сталевары», бейсбольная – «Пираты». Детский парк, птичник, Музей авиации. Еще там находится институт Карнеги и Храм науки. И зоопарк!
Они лежали в постели Оливии. Когда Оливия вернулась, то застала там Тесс с блокнотом. Девочка делала наброски. Она поинтересовалась, где была ее мама, и Оливия сказала, что гуляла. Потом, подумав, добавила, что ей предложили работу.
