Элиф Шафак - Честь
Игги Поп, в афганском жилете и желто-коричневой коротенькой футболке, едва прикрывавшей соски, заткнул уши руками.
– Умоляю, заткни глотку! – простонал он.
– Что? – спросил Богарт, оборвав свои завывания.
– Дерьмовая песня, парень, – заявил Игги Поп.
– К тому же нас вышибли из дома не во вторник, а в среду, – добавила Тобико.
– Фиг тебе, в среду! – нахмурился Богарт. – Это было во вторник.
Юнус наблюдал за перепалкой, которая одновременно и забавляла, и пугала его. Он знал, как легко его друзья переходят от безобидного трепа к бурным ссорам со взаимными оскорблениями, проклятиями, хлопаньем дверями и битьем посуды.
– Что вы можете помнить? У вас мозги давно протухли, – проворчал Богарт. Он повернулся к Тобико: – Ты не помнишь, что ела сегодня на завтрак, а туда же, лезешь меня поправлять.
– Давайте спросим Юнуса, – предложила Тобико. – Он – независимый свидетель.
– Если он независимый свидетель, то я – английская королева, – ухмыльнулся Капитан. – Чтобы к тебе подмазаться, он подтвердит, что снег черный.
Щеки у Юнуса пылали, однако он изо всех сил притворялся равнодушным. Надо было что-то сказать, отпустить какое-нибудь прикольное замечание, которое утихомирило бы страсти. Не придумав ничего лучше, он заявил:
– Я хочу сделать себе татушку.
– Вау! Вот это круто! – расхохотался Богарт.
– Хочешь – сделаем, – кивнул Игги Поп. – Нет проблем. Я лучший тату-художник в этом городе.
– Малыш, а это не расстроит твою маму? – обеспокоенно спросила Тобико.
Разумеется, Юнус об этом подумал.
– Если сделать тату где-нибудь на спине, она ничего не увидит, – сказал он.
– Сообразительный парнишка, – усмехнулся Багдадский Вор.
– Пойду принесу инструменты, – сказал Игги Поп, потирая руки.
– А мне надо пописать, – пробормотал Юнус.
Поднявшись наверх, он увидел по обеим сторонам коридора две двери. После короткого замешательства Юнус открыл левую и, к своему великому удивлению, увидел пожилую леди в розовой ночной рубашке, сидевшую в постели. Она ела печенье «Ритц» и смотрела по телевизору очередной эпизод шоу «Южный берег». Прическа ее походила на воронье гнездо, на щеках чернели разводы туши. Должно быть, она плакала. В общем, она здорово походила на чокнутую.
– Извините, мэм.
Юнус уже собирался закрыть дверь, когда женщина, не отрываясь от экрана, спросила:
– Они что, и тебя втянули в свою шайку?
Юнус замер, не уверенный, что слова обращены к нему.
– Простите?
– Я спрашиваю, ты тоже с ними? – повторила пожилая леди. – Ты что, самый юный панк в Англии?
– Нет, – обеспокоенно прошептал Юнус.
– Это хорошо, – кивнула леди, по-прежнему глядя на экран телевизора. – Я работала с детьми всю свою жизнь. А собственному сыну ничем не могу помочь.
Всмотревшись повнимательнее в лицо женщины, Юнус догадался, что перед ним миссис Пауэлл. Она была не только матерью Капитана, но и учительницей его старшей сестры. Именно она уговорила родителей отдать Эсму в хорошую школу. Теперь он увидел, как похожи мать и сын: у миссис Пауэлл тоже высокий лоб, длинный нос с круглым кончиком, широко поставленные темно-серые глаза.
– В твоем возрасте мой сын был чудесным мальчиком, – продолжала она. – Все дети милые, пока маленькие. А когда они вырастают, выясняется, что они тебя ненавидят.
Миссис Пауэлл наконец отвернулась от экрана и вперила взгляд в Юнуса. Под глазами у нее набухли темные мешки. Можно было подумать, что она хронически недосыпает.
– Как ты называешь свою мать, дорогой?
– Я… я зову ее «мама», – с запинкой ответил Юнус.
– О, тогда ей очень повезло. Мой сын называет меня винтиком системы. Или прислужницей буржуазии. – Она тяжело вздохнула. – Как ты считаешь, он прав?
– Нет, что вы! – яростно затряс головой Юнус.
Он вспомнил, что когда-то обещал Тобико никогда не становиться винтиком системы. Но дать стрекача он не мог.
– Я думаю, вы очень красивая, миссис Пауэлл. Только вам надо чаще бывать на воздухе.
Она удивленно уставилась на него и расхохоталась. Смех был невеселый, хриплый, но, когда она вновь посмотрела на мальчика, в глазах ее блестели живые искорки.
– Это самый очаровательный комплимент, который я когда-либо получала.
– Спасибо, мэм.
Когда Юнус вернулся вниз, Тобико сидела у окна и наблюдала за птичкой, скакавшей по дорожке сада. В ярком солнечном свете перья пичуги отливали всеми цветами радуги. На столике стояли две чашки горячего шоколада.
– Можно мне кое о чем спросить? – сказал Юнус, прихлебывая шоколад.
– Конечно, зайка.
– Это насчет секретов, – волнуясь, начал Юнус. – Моя сестра говорит, секреты нельзя доверять никому. Даже тростнику.
Тобико с любопытством взглянула на него:
– Никак не пойму, о чем ты.
– Ну, видишь… Представь, есть один человек, которого ты любишь. И у этого человека есть секрет… А ты его нечаянно узнал. Как думаешь, мне сказать ей об этом или лучше молчать?
– Вау, это сложный вопрос. Наверное, лучше все же молчать.
С этими словами Тобико опустила голову ему на плечо – осторожно, лишь слегка касаясь. Сердце Юнуса заколотилось где-то в горле. Больше всего на свете он хотел, чтобы это мгновение длилось вечно. Но вскоре вернулись Капитан и остальные. С иглами и рисунками для татуировок.
– Ну, приступим, – изрек Игги Поп. – Сразу предупреждаю, будет больно. Но не очень. Готов?
Юнус кивнул, прикусив губу.
– Какую татушку ты хочешь? Какое-нибудь слово или, может, лозунг? Или картинку?
– Можешь выколоть мне кита? – спросил Юнус. – Вроде того, что когда-то проглотил пророка Иону.
То, что получилось в результате, больше походило на большую коричневую форель – рыбу, в которую в незапамятные времена, в канувшем в небытие мире, хотела превратиться бабушка Нази.
Глава семьи
Лондон, сентябрь 1978 года
Четвертая встреча Искендера и Оратора отличалась от всех предыдущих. Оратор заявил, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз и не в «Пещере Аладдина», а где-нибудь в другом месте. Они условились встретиться в парке Виктории.
Войдя в парк через Королевские ворота, Искендер решительно направился к фонтану Виктории. Увидев Оратора, он замедлил шаг. Тот стоял, прислонившись спиной к каштану. На плече сумка, руки в карманах, лицо задумчивое и непроницаемое. Трудно было определить, ждет он уже долго или пришел только что. Сегодня на нем были очки в тонкой оправе, в которых лицо казалось еще более квадратным. Коричневые остроносые ботинки, свободная линялая куртка и джинсы из тех, что обычно покупают своим сыновьям заботливые матери, – так, по крайней мере, решил Искендер.
