Дик Портер - Преданное сердце
— Вряд ли она бы послушалась. Они там считают, что волосы — это нормально.
— Волосы — нормально? Что же они, слепые что ли? Неужели видеть женщину, заросшую волосами, им так же приятно, как женщину с чистой кожей?
— Они просто не обращают на это внимания.
— Я бы точно обратил. И еще я слышал, что там можно купить любую женщину, какую захочешь.
— Ну, там есть проститутки — как, впрочем, и здесь.
— При чем тут проститутки? Просто подходишь на улице к любой симпатичной женщине, предлагаешь ей нужную сумму — и дело в шляпе.
— Этот номер у тебя пройдет с тем же успехом, что и в Америке.
— У меня другие сведения. То есть, конечно, какую-нибудь богатую аристократку вряд ли так купишь, а всех остальных — пожалуйста.
— Слушай, Коэн, если ты в Европе станешь на улице предлагать женщинам отдаться за деньги, то в девятнадцати случаях из двадцати получишь по морде.
— Ну, у меня другие сведения.
Потом ко мне подошла Кэрол Энн Эллистон. Она недавно вышла замуж за Спейна Кимбро, и я еще не успел привыкнуть к тому, что теперь ее зовут Кэрол Энн Кимбро.
— Хэмилтон, — воскликнула она, — какое счастье, что ты там ни на ком не женился!
— А, собственно, почему?
— А ты спроси у родителей Тодда Гудлоу — они тебе расскажут.
— А им откуда знать?
— Ты что, не слышал?
— Я только что вернулся.
— Значит, так: Тодд служил лейтенантом в Штутгарте, там познакомился с какой-то немкой и решил во что бы то ни стало на ней жениться. Родители пробовали его отговорить, но он на них — ноль внимания. Ну, поженились они честь по чести, привез он ее сюда, а теперь рвет на себе волосы. Вид у него прямо как у мученика.
— Чем же он так мучается?
— Если бы ты ее увидел, то сразу бы понял. Поперек себя шире и целыми днями только и делает, что сидит и читает журналы про кино. Не готовит, не убирает — ничего. Тодд мне уже сказал, что спит и видит, когда она уберется восвояси. Ни с кем из семьи эта Эльке не разговаривает, а ведь они все сделали, чтобы она чувствовала себя как дома.
— Что ж он женился на такой, которая поперек себя шире?
— Наверно, из-за грудей. На нее посмотришь — одни груди видно.
Потом подошел Сэнфорд Адамс — опрятный и элегантный, как никогда раньше. Он теперь занимался продажей недвижимости.
— Слушай, тут про тебя говорят, что ты в Германии был вроде как шпионом.
— Я служил в разведке.
— А ты знаешь, что Уэбб Перкинс во время корейской войны был чуть ли не главным нашим шпионом в Японии? Его специально обучили японскому, и он там выполнял всякие хитрые задания.
— Я вел допросы в Берлине.
— Уэбб рассказывает фантастические истории про свои японские дела.
— У нас в Берлине тоже были фантастические случаи. — Вот, например, про одного японца, который был четверным агентом и работал на китайцев, а мы думали, что он тройной агент и работает на нас.
— Однажды объявили, что русские вот-вот нападут на Берлин, и мы уже решили, что всем нам крышка.
— Попроси Уэбба, чтобы он рассказал тебе эту историю.
— Подозреваю, что некоторые из тех, кого я допрашивал, были двойными агентами.
— А тот японец был четверным агентом.
— У нас там работали интересные ребята из Принстона, Стэнфорда, Беркли. Сильная была группа.
— Понятно, а мы тут с Уэббом занялись коммерческой деятельностью. Сейчас проворачиваем одну операцию по продаже участков в Грин-Хиллз. Помяни мое слово, это будет крупнейший торговый центр в Нашвилле. Уже сейчас от желающих нет отбоя.
— Должно быть, Уэбб учил японский там же, где я русский.
— Ну, сейчас он, наверно, его уже подзабыл. По-японски-то здесь ни с кем не поговоришь. Но в бизнесе он сечет — будь здоров. Надо будет как-нибудь устроить вам встречу.
Разумеется, присутствовали и Колдуэллы. Как всегда, они были исключительно любезны и рассказали о том, как замечательно я принимал их в Берлине. При этом имя Эрики ни разу не было упомянуто, так что выходило, будто мы провели то воскресенье втроем, а не вчетвером. Среди слушателей была и Сара Луиза. Я уже видел ее, когда встречал гостей, — тогда она лишь сказала, что очень признательна за заботу о родителях, потом добавила: "Сегодня ты, наверно, нарасхват — не буду тебя отвлекать", — и исчезла.
Все это время она, разумеется, пользовалась гораздо большим вниманием, чем я. Сейчас Сара Луиза стояла возле Симса и Сисси и усердно им суфлировала: "Расскажите, как вы видели русских солдат у памятника. А теперь про продавщицу в магазине, где вы покупали оловянные тарелки. А теперь про то, как папа учил бармена делать "манхэттен".[72]
Чувствовалось, что Сара Луиза неплохо подкована. Неужели родители ничего не говорили ей про Эрику?
— Да, кстати, вам привет от Эрики, — сказал я. — Она была очень рада с вами познакомиться.
— Ах, ну конечно, Эрика, — сказала Сисси, — никак не могла вспомнить, как ее звали.
— Потратила на нас массу времени, показала весь Восточный Берлин, — добавил Симс. — Внимательная девушка.
На этом разговор про Эрику закончился. Вскоре он вообще перешел на университетскую футбольную команду — тему, гораздо более близкую собравшимся, — и стал громче и оживленнее. Через какое-то время я неожиданно столкнулся с Уэйдом Уоллесом. В списке гостей его имени не было, и я даже не знал, что он в Нашвилле.
— Извини за опоздание, — сказал он, — прямо сейчас из Атланты. Ну, здорово.
— Чем занимаешься? — спросил я.
— Разве Колдуэллы тебе не сказали?
— Что именно?
— Я тоже работаю в "Камберленд Вэлли". Так что мы теперь с тобой сотрудники.
— Ну и как тебе?
— Отлично. Да, слушай, страшно рад, что ты не женился. А то тут до меня доходили всякие слухи.
— От кого?
— Да так, вообще. Говорят, ты там спутался с какой-то библиотекаршей. Только этого тебе сейчас не хватало — повесить на шею стерву.
— Никакая она не стерва.
— Это — там, а здесь все было бы по-другому. Прости — мне надо поговорить с Симсом.
Вскоре Симс сказал, что завтра рабочий день, и им с Сисси пора домой.
— Сара Луиза, — обратился он к дочери, — ты поедешь с нами или еще останешься?
Сара Луиза неопределенно пожала плечами и взглянула на меня; все прочие также посмотрели в мою сторону, а мама толкнула меня в бок.
— С удовольствием тебя провожу, — сказал я. Когда гости разошлись, я повез Сару Луизу домой. По дороге она не закрывала рта, и меня несколько раз подмывало рассказать ей все: и то, что я люблю другую, и то, что скоро уеду назад в Берлин, но нужные слова никак не шли на ум, потому что мысли мои были заняты совсем другим. Мне просто не верилось, что всем, с кем я сегодня беседовал, было глубоко наплевать на то, чем я занимался эти три года. Ни моя полная опасностей и приключений жизнь, ни мои самобытные идеи нисколько их не интересовали.