Эмили Листфилд - Все, что нам дорого
– Нет, – сказал он, – не так. Будь повнимательнее.
Она кивнула. Она все еще заливалась краской при малейшем критическом замечании в отношении ее работы, высказывалось ли оно лично или писалось синим карандашом.
– Это все?
– Да.
Она встала и направилась к двери.
– Когда ты будешь руководить газетой, можешь пересмотреть ее направление, как ты изволила любезно выразиться, – сказал ей вслед Рэй.
Она с любопытством посмотрела на него, но он уже вернулся к макету на столе.
В половине пятого Джулия зашла забрать Эйли с факультатива по рисованию, которые бывали два раза в неделю. Они учились делать коллажи, и Эйли несла большой лист картона, украшенный разнообразными кусочками плотной цветной бумаги.
– Что это такое? – спросила Джулия.
Эйли быстро переложила коллаж в другую руку, подальше от Джулии.
– Ничего.
– Я хочу посмотреть.
Эйли неохотно отдала ей лист, и Джулия остановилась, держа его прямо перед собой. Голубой овал, видимо, обозначал озеро. Возле него сидели четыре фигурки – семья. Волосы матери были сделаны из коричневых вьющихся ленточек, свисавших с картона на руки Джулии.
– Это пикник, на который мы ездили. Мама, папа и мы. Помнишь? Летом, на озере? – сказала Эйли.
– Не помню, – ответила Джулия. Она сунула Эйли работу, и они опять направились к дому. Пройдя всего квартал, они услышали за собой чей-то голос.
– Джулия! – воскликнул Питер Горрик, нагнав их. – Привет. Как поживаешь?
– Прекрасно, – она не остановилась, продолжала идти, глядя прямо перед собой, едва заметно склонив пылающее лицо.
Он пристроился к ним и зашагал с ними в ногу.
– Ты не собираешься познакомить меня со своей сестрой?
– Это Эйли, – буркнула Джулия.
Питер улыбнулся и протянул руку.
– Питер Горрик. Я друг твоей сестры. Она мне много про тебя рассказывала.
Эйли с опаской взглянула на него, подала ему руку, теплую и маленькую по сравнению с его рукой, и быстро ее отдернула.
– Разрешите угостить вас газировкой, барышни?
Эйли посмотрела на Джулию, а та быстро ответила:
– Нет. Нам надо домой. Пошли, Эйли. Мы и так уже опаздываем.
– Ну тогда завтра?
– Не знаю. У нас много дел.
Горрик смотрел, как Джулия обняла Эйли и поспешно повела ее прочь, невнятно попрощавшись. Придется ему сделать еще попытку, подобраться сбоку, по диагонали, окольным путем.
– Кто это был? – спросила Эйли, когда они завернули за угол перед домом Сэнди.
– Никто. Разве ты не помнишь, что говорила мама? Нельзя говорить с незнакомыми людьми.
– Но ты с ним говорила.
– Не обращай внимания, Эйли. Ты должна больше слушаться меня.
Она вынула из ранца ключ и отперла входную дверь. Сэнди, представив себе неприятную картину, как они входят в пустой, темный дом, стала оставлять в прихожей свет для них, и Джулия, недавно проходившая на уроках правила экономии электроэнергии, выключила его. Когда она оглянулась, Эйли уже поднималась по лестнице наверх.
В ту ночь, пока Эйли спала, Джулия осторожно вытащила картонку с коллажем из-под кровати, куда ее припрятала Эйли. При слабом свете она прикоснулась кончиками пальцев к лицам четырех фигурок, задержалась на женщине, вертя и вертя ее коричневые вьющиеся ленточные волосы. Она помнила душистый аромат кокосового лосьона для загара, которым мама намазала им в тот день руки и спины; помнила, как плескалась вокруг ног вода, неожиданно холодная в начале лета; помнила, как один раз, зайдя по пояс в озеро, оглянулась назад и увидела, как мать и отец, стоя возле их полосатого одеяла, разложенного на берегу, на минутку отвернувшись от берега, обнялись и поцеловались, их лица издалека слились в одно, прежде чем Джулия, счастливая, нырнула в воду.
Но это было давно.
Когда она еще вообще ни о чем не знала.
Она вытащила одну прядь из ленточных волос матери и положила коллаж обратно.
А потом на цыпочках прошла к своему потайному ящику и засунула блестящий коричневый завиток в бумажный пакет вместе с трусиками Сэнди, запиской матери и номерами телефонов Питера Горрика.
Хотя Джулия горячо настаивала на том, что они уже достаточно взрослые и могут оставаться дома одни – МЫ ВСЕГДА РАНЬШЕ ОСТАВАЛИСЬ, – Сэнди наняла на вечер приходящую няню, пожилую женщину с туго завитыми седыми волосами, в небесно-голубом кардигане, свободно болтавшемся на ее хрупких плечах.
– Так что все это значит? – спросила Сэнди, когда в половине восьмого Джон заехал за ней.
– Я же сказал, просто я подумал, что нам нужна передышка.
Она смотрела на улыбку, полную нежности, от которой по его коже у глаз и рта разбегались морщинки. Эта улыбка была ненужным даром, незаслуженным, и она не хотела поддаваться ей.
– Я заказал столик в «Колоннаде», – сообщил он, когда она села в его машину.
Сэнди простонала:
– Боже, что за избитая фраза. А какого-нибудь дурацкого букетика ты мне не принес?
Он засмеялся.
– Поиздевайся, раз без этого не можешь. Если серьезно, я слыхал, у них появился новый шеф-повар. Еда непременно должна быть очень хороша. Скажи мне правду. Ты там когда-нибудь бывала?
– А как же. Джонатан и Эстелла водили нас ужинать каждую пятницу.
Он смотрел на нее.
– Ну ладно, не водили.
– Так тебе это принципиально не нравится?
– Разумеется. А что, причина недостаточно веская?
– Ты безнадежна, Сэнди.
– Скажем так, я больше настроена сходить в пиццерию.
Сэнди все еще недовольно хмурилась, когда они вошли в хрустально-красный зал ресторана и их проводили к застеленному алой скатертью столику в углу.
– Ты думаешь, Энн и достойный доктор в тот вечер сидели именно здесь? – сухо спросила она.
– О, Господи, извини. – Джон, видимо, был поражен. – Мне следовало подумать об этом.
– Ничего. Все в порядке.
Они заказали спиртное и, сидя в ожидании коктейлей, поглядывали на других посетителей в костюмах и шелках.
– Меня для чего-то умасливают? – спросила Сэнди.
Джон улыбнулся.
– Вообще-то да.
– Что, откармливаешь меня для заклания?
– Я бы не рассматривал это как заклание.
– Тогда что же?
Они прервали разговор, поскольку им принесли напитки и меню. Когда официант ушел, Джон наклонился вперед через стол и взял ее руки в свои.
– Сэнди, есть кое-что… – он замолчал, опустил глаза, потом снова посмотрел ей в глаза. – Я думаю, нам нужно пожениться.
Сэнди откинулась на спинку стула, на ее губах играла слабая улыбка.
– Только не это снова.
– На этот раз я говорю серьезно.
– А раньше шутил?
– Конечно, нет.
– Как я и говорила, ведешь меня на заклание, – заметила она, пригубив мартини, который, похоже, был единственным напитком, который здесь было принято заказывать.
