Ребекка Кэмпбелл - Рабыня моды
— Но, надеюсь, ничего страшного? — Меня взволновала серьезность его тона.
— Мне удалось заполучить фильм, вернее, видеокассету. Теперь я точно знаю, что до восьмидесятых годов снимали на кинопленки. Моему знакомому удалось найти копию «Альберта и Клитории». Но фильм пришлось переписать на видео, чтобы его можно было посмотреть. Пленка была в очень плохом состоянии и буквально развалилась на части во время перезаписи.
— О, — выдохнула я, — значит, ничего не получилось? Видеокассета пустая?
Теперь мне придется выстраивать планы без учета опрометчивого поступка Пенни. Думаю, я предполагала, что так и получится.
— Нет, нет, все здесь. И теперь это единственная копия в мире. Оригинал утерян навсегда. Но все немного… усложнилось. Понимаешь, дело в том, что, передавая мне копию, мой… э-э… знакомый задумался, зачем мне какой-то старый забытый порнофильм, когда существует такое количество новых. Думаю, нам повезло, что он не готов мыслить философски, иначе начал бы задавать вопросы раньше.
— И что ты ему сказал? — Я не была уверена, к чему Джонах клонит, но боялась, что не услышу ничего хорошего.
— Ну, я рассказал ему вкратце, в чем дело. И это оказалось ошибкой. Он не пожелал верить, что мой интерес был чисто… гуманитарный и я просто помогал тебе. Решил, что затевается какая-то афера, и теперь хочет получить фильм обратно после того, как ты используешь его в своих интересах. Думаю, он собирается шантажировать… человека, который снят на пленке. А он из тех, кого нужно принимать всерьез. Знаешь, ведь в городе порнография и наркотики всегда рядом, как Маркс и Энгельс.
— Но, Джонах, ты же сможешь справиться с ним?
Мне всегда казалось, что Джонах обладает сверхчеловеческими возможностями, я даже не могла представить, что он может кого-то бояться.
— Кэти, я человек одинокий и немолодой. А за ним целая организация. Молодые люди в этом бизнесе сегодня не остановятся ни перед чем. И никакой тебе философии. Кэти, они способны убить любого, кто встанет у них на пути.
Вот черт. Это определенно не входило в мои планы. Если речь о шантаже, то этим должна заняться я сама. Может, все обойдется? Внезапно я растерялась. Я всегда знала, что Джонах вращается в опасном и темном мире, но никогда не думала о том, насколько это реально. И сейчас я была похожа на школьницу, которая играет со спиритическим диском, не веря в его силу, и случайно вызывает дух настоящего монстра.
— Джонах, но это ведь ужасно! Что мы можем сделать?
— У нас нет выбора, нам придется вернуть пленку. Любые действия, Кэти, имеют последствия. Думаю, ты хорошо это усвоила?
Казалось, впервые за долгое время удача слегка улыбнулась мне и я могла снова попробовать распоряжаться своей жизнью. Ведь я уже почти все наладила, заставила мир вернуться обратно в границы разумного. Теперь же возникли новые обстоятельства, и хаос вновь угрожает захлестнуть мою жизнь. Я закрыла глаза и застонала. А когда открыла их, обнаружила, что смотрю на книжную полку: с краю стояло что-то совсем не похожее на книгу.
Клянусь, в этот момент за окном раздался странный звук.
Мое состояние можно было сравнить с ощущениями человека, который возвращается домой голодный и уверенный, что холодильник пуст, но видит в нем забытый спасительный пирог с курицей из магазина «Маркс энд Спенсер» с еще не закончившимся сроком годности.
—А этот твой знакомый посмотрел кассету?
— Нет. Ее переписывал какой-то техник. А что?
— О, у меня есть идея.
Прошла еще одна неделя, во время которой мы продолжали с успехом объезжать закупщиков, и я сообщила Камилу, что в пятницу днем уйду по своим делам. Он был счастлив: заказы так и сыпались, фабрика урчала и гудела, как кошка, которую ласкают. Камил неожиданно для себя превратился в успешного предпринимателя.
Латифа, стесняясь, рассказала мне, что он предложил ей встретиться.
— А что ты ответила?
— Что я все расскажу тебе.
— И что тебя удерживает?
— Ну, он какой-то недалекий, как считаешь?
— Да, но внизу у него все в порядке.
— И девушки будут подкалывать меня. Не знаю, мне будет очень неловко.
—Латифа, никогда не позволяй смущению мешать тебе идти к цели. В общении с мужчинами есть одна замечательная особенность: если тебе что-то не нравится, ты просто меняешь одного на другого.
— Это значит — с Камилом придется очень серьезно поработать.
Я решила побаловать себя и взяла такси до центра города. Да, впервые с тех самых пор. Вы понимаете, что я имею в виду? Мои мысли были заняты вопросами тактики. Я вспомнила слова Хью об отличии стратегии от тактики. «Стратегия позволяет выигрывать войны, — говорил он с величием и значительностью Черчилля. Это было совсем неуместно, поскольку имело отношение к маловажному спору о стоимости ацетатной подкладочной ткани. — А с помощью тактики побеждают в битвах».
С моей стратегией все было в порядке, но я так и не могла определиться, как вести эту последнюю великую битву. Какой бы истощенной сейчас ни была Пенни, она все равно остается грозным противником. Она обладала мощнейшим оружием, и главным было ее непомерное самомнение. При схватке волевых женщин могу ли я быть уверена, что окажусь сильнее? Возможно, если воспользуюсь великолепным средством, усиливающим силу воздействия: гневом, обжигающе холодным и без злого умысла. Я снова и снова мысленно прокручивала события последних нескольких месяцев: все свои унижения и катастрофы. Мои мысли вернулись к отвратительному допросу, который устроили мне Пенни, Хью и маленький Кавафи. И я почувствовала, что на моем лице застыла маска гнева. Ладно, хорошо, но мне нужно немедленно остановиться, ведь я должна выглядеть привлекательно. Я перебрала в памяти еще более давние события и обнаружила бесчисленное число примеров того, как пренебрежительно ко мне относилась Пенни. Несколько ярких моментов, в которых прослеживалась тенденция манипулировать мной. Слабая попытка заставить меня расстаться с Людо, предпринятая в Париже. Еще один случай, когда она намекала на какое-то неизлечимое заболевание Людо, которое через год неотвратимо приведет его в хоспис. Предположение о том, что он может оказаться голубым. Все ее попытки развести нас. И вскоре я была морально готова принять любой удар от Пенни, выстоять, а затем нанести ответный. Я искала правильный образ, чтобы зафиксировать в своих мыслях, и остановилась на воине- самурае, владеющем своим блестящим мечом с убийственной точностью и выкрикивающем особые слова, похожие на возгласы человека, опускающегося в горячую ванну, — характерные для японцев в момент неистовой ярости.
