Подари мне жизнь (СИ) - Ольга Шах
-Не знаю - растерялся Тэхи - ну да, последнее время она неважно себя чувствовала, устала сильно. Рита даже ходила к нашему врачу, анализы сдавала. Нашли у нее небольшую анемию, авитоминоз весенний, низкое давление. Лечение назначил врач. Все.
-Значит, не здоровье. Ищи, Тэ, ищи! Если хочешь когда-нибудь вернуть Марго.
С этого дня Тэхи пить перестал, как отрезало. Но замкнулся в себе, заледенел душой. Нет, он выполнял все свои обязательства перед компанией и группой, но был абсолютно равнодушен ко всему прочему, что не касалось работы. А потом возле него вновь появилась Джессика. Девчонка была на седьмом небе от счастья, что-то непрестанно щебетала, но Тэ обращал на нее не больше внимания, чем на ближайший фонарный столб - стоит себе, и ладно. Он даже честно пытался пару раз остаться у нее на ночь - бесполезно. Никакого желания у него так и не возникло, как ни пыталась девушка вызвать у него сексуальный интерес. Он молча вставал и уходил из ее квартиры, несмотря на ночь.
Неизвестно, сколько бы это все протянулось. Но однажды, когда по неизвестной даже ему причине, он позволил Джессике прийти к нему в квартиру. Никогда раньше этого он ей не позволял. Пока он с угрюмым лицо сидел на кухне, пил свой чай, Джессика быстро оббежала всю квартиру. И нашла в его спальне, на прикроватной тумбочке тот самый платочек из Парижа, от Луи Виттон. Его забыла Рита. Он ещё немного пах ее духами, и Тэ, как сопливый подросток, частенько перед сном прижимал его к себе, нюхал запах духов. И это давало ему иллюзию того, что Рита никуда не исчезла, что она здесь, сейчас забежит в спальню, собираясь на работу, торопливо накажет, чтобы он поел нормально и ехал осторожно, сегодня туман или гололёд…
Вот этот платочек и принесла Джессика на кухню, держа двумя пальцами и презрительно сморщив хорошенький носик.
-Фу, какая дешёвка! Выбросить его давно пора! Это, наверное, твоя переводчица забыла, когда уезжала в свою дикую страну. Хотя, для нее это, наверное, очень дорого было…
Тэ смотрел на платочек, вспоминал, как Рита выбирала, что лучше - поесть самой или купить платки девочкам-гримерам в подарок… и чувствовал, как поднимается в душе гнев и отвращение к этой модной, рисующейся своей неотразимостью, дуре. Вскочив на ноги и вырвав у нее из рук платочек, он выпалил:
-Запомни, переводчица была, есть и будет! А тебя здесь никогда не будет! Пошла вон! И если ты ещё ко мне подойдёшь ближе, чем на десять метров, я, как акционер, поставлю вопрос о твоём контракте! У тебя он, кажется, скоро заканчивается?
Схватив девчонку за шкирку, как нашкодившего котенка, он, с неожиданной силой, поволок ее в прихожую и, открыв дверь, вытолкал взашей на лифтовую площадку. Следом за ней полетели ее туфли и сумочка. С треском захлопнув входную дверь, он прислонился к ней спиной, тяжело дыша. Подумал, что надо заказать на ресепшене генеральную уборку в квартире. Платочек он так и продолжал держать в руке…
******
Весь полет до Ташкента я промаялась. Надо бы уснуть, чтобы хоть немного отдохнуть, но стоило закрыть глаза, как вновь перед глазами отчаянное лицо Тэ и его разрывающий мою душу и сердце крик слышится до сих пор в ушах. У меня оставалась только одна надежда, что за год я смогу смириться с этим. Иначе я просто не представляю, что мне делать, в какой самый дальний уголок Земли мне забиться, чтобы ничего не помнить, не видеть, не слышать…
Вот и Ташкент. Я даже выходить на улицу из международного терминала не стала, мой рейс через три часа. Через огромные стеклянные стены терминала было видно, что весеннее тепло Сеула или прохлада весны Иркутска здесь давно уже превратилось в удушающую жару. Поэтому и желания выходить из кондиционированной прохлады не было никакого.
В самолёте я не стала ничего есть, меня даже затошнило от одной мысли о еде - так тяжело мне далось прощание в Инчхоне. Но здесь, в зоне погранконтроля было несколько ресторанчиков, как с местной, национальной кухней, так и европейской. Так что я смогла спокойно поесть в европейском ресторанчике и даже расплатилась наличными долларами, небольшую сумму которых я сняла ещё со счета в Сеуле. Побродила по магазинчикам дьюти-фри, купила несколько сувениров и полезных мелочей. Вскоре и объявили регистрацию на мой рейс.
Перелет до Иркутска был ночной, и дался мне тяжело. Организм требовал отдыха, но стоило мне закрыть глаза, как возвращался мой личный ад из аэропорта Инчхона. Я вздрагивала и опять таращила усталые, покрасневшие от недосыпа и непролитых слез, глаза.
Утренний Иркутск встретил меня хмурым небом и резким, порывистым ветром с Ангары, приносящим холодную морось. Получив свой багаж, принялась торопливо утепляться. Здесь мне пришлось переходить из международного терминала в региональный. Одно радовало -стыковочный рейс до моего родного города уже объявил регистрацию.
Всего час полета, и я уже стою на трапе, выходя из самолёта. Теперь надо добираться до дома, аэропорт расположен более чем в сорока километрах от города. Можно добраться автобусом, но так дольше. А у меня уже не было никаких сил. Поэтому однозначно такси. За дополнительные три сотни родных, деревянных рубликов, водитель помог донести чемоданы до нашего третьего этажа.
Только бы мама была дома. Мне сейчас, как никогда, нужна была она. И папа тоже, конечно, но мама - это мама. Можно ничего не говорить, просто прижаться к ней, и все. И она ни о чем не спросит, но все поймет и поделится своим теплом и любовью. Родители всегда были на моей стороне, даже если я была сто раз неправа.
Стоило только мне нажать кнопку звонка, как дверь распахнулась, и в проёме я увидела маму, самого нужного мне сейчас человека. Я только выдохнула: "Мама" и рванулась к ней в объятия. Потом были и слезы и расспросы и разбор подарков… но я уже держалась на последних усилиях. Мама, заметив это, захлопотала, готовя мне постель в моей комнате, пока я прошла в душ.
Пряча глаза от мамы, попросила у нее снотворного, сказав, что сбились биологические часы с перелетами. Не знаю, насколько она мне поверила, но лекарство принесла. Выпив сразу две таблетки, я провалилась в тяжёлое забытье, без снов и кошмаров. Хотя
