Мы сгорим вместе. Сводные. - Маргарита Аланина
- Есть что сказать? – хищно прищуривается.
- Нет. На нервах вырвалось. Знаю же, что если я замухрышка, то ты…замухрыш. А ты себя девяносто процентов времени звездой считаешь, - усмехаюсь.
- Тогда ты…звездЮлия,- зубоскалит, выгнув бровь.
- Надеюсь, ты каламбуришь?
- Ага.
Кто бы сомневался.
- Короче, Дем, я на диету.
Демьян, вздрагивает и округляет глаза. Забавный он, когда притворяется напуганным.
- Забей.
Насупившись, продолжаю изучать себя. Не забью, на диету сяду и в спортзал пойду.
- Ты красивая, Юль.
Демьян очерчивает мои изгибы, задерживаясь в районе груди. Через зеркало пронзительным взглядом дыхание крадет. Не врет.
Делаю вид, будто успокоилась. Есть вещи, которые Демьяну не понять. А пока я спрячу безобразие пиджаком. Неплохо.
Больше не разговариваем, возвращаемся к нервному ожиданию. Следующие два часа сходим с ума, каждый по-своему. Демьян крушит дом мячом и залипает в телефоне, а я прислушиваюсь то к телефону Демьяна, то к своему. Я жду звонка от мастера, ремонтирующего гитару. Восстановить до идеала вряд ли получится, но человек обещал сделать максимум возможного. Держу кулачки.
Дома сидеть сил нет. Упаковываемся в зимнюю одежду и выезжаем в аэропорт на одолженной у Марта машине чуть раньше запланированного времени. Приехав, гипнотизируем пространство и ждем, когда обязательные процедуры будут закончены.
Не разговариваем. Демьян сейчас меня не услышит. Он умеет отключаться, когда хочет. Иногда это даже забавно. Не сейчас, однако.
На парковке аэропорта сидим целую вечность. А время «Ч» наступает…
- Пойдем, - накрываю его руку своей.
Покровский играет желваками, выдыхает через нос, словно бык, и чуть заметно кивает головой.
По пути намеренно замедляю шаг. Пускай момент встречи будет только для них. Демьян замечает мой маневр и хватает за руку. Сжимает так, что пальцы друг на друга заходят.
- Дем, полегче.
- Точно.
Ничего не происходит. Приходится самой его пальцы разжимать.
Встречать мы поехали вдвоем. Не хотим лишнего шума. Даже Жарова-старшего со временем прилета удалось обмануть с помощью Михаила Альбертовича, иначе здесь сейчас был бы настоящий цирк.
Ждем у входа в аэропорт.
Видим сопровождающего, нанятого Мартовским-старшим, рядом с мужчиной в простеньком пальто. Фокус зрения сужается, картинка смазывается. Я моргаю, прогоняя её, и сжимаю челюсти, чтобы стук зубов не был столь очевидным.
А Демьян врастает в землю. Я замечаю блеск в его глазах прежде, чем он поднимает глаза к небу.
Мужчины останавливаются напротив нас. Я смотрю и земля, словно подвижная платформа, качается. Или меня ведет? Опираюсь на Дему на всякий случай.
Представляться нет необходимости, Льву про нас рассказывали. Папа Демьяна дезориентировано рассматривает сына. Искры узнавания нет. Перед ним просто человек…
А для Демьяна сейчас мир, как пазл, собирается. Не могу смотреть на вихрь эмоций в его глазах. Просто не могу. Обращаю взор ко второму Покровскому. Он ещё один мираж с фамилией Покровский.
Я видела фотографии, но видеть человека живьем абсолютно другое ощущение. Передо мной не точная копия Демьяна, но они чертовски похожи. Суровый взгляд и поджатые губы лишь усиливают сходство. Даже бородка не уменьшает его.
Не могу перестать смотреть на мужчину, хочется провести пальцами по его лицу, убедиться в реальности.
Он здесь! Из плоти и крови! Жив! Не болен! Здесь…
Жизнь на улице, разумеется, наложила отпечаток, но он не маргинал, каким его представила Виктория.
Да, Лев Николаевич жил на улицах, где вредные привычки норма. И все же…он не опустившийся на дно человек. Вроде даже подрабатывает при возможности. А деньги, которыми его одарил дед Покровский, он потратил на тех, кого считает семьёй. Правильно или нет – судить не нам.
А остальное время расставит на места, верно?
Сопровождающий удаляется, а мы, потоптавшись, направляемся к машине. Я занимаю место сзади, Покровские впереди. Во время поездки в салоне тишина стоит каменной стеной. Ни единого звука, даже музыка выключена. В квартиру отца Демьяна захожу под бешеный стук сердца. Смотрю на застывшую боль в глазах Демы, и выть хочется. Он ждал этого момента больше пяти лет. А в итоге…даже приветствия не получил.
Я иду на кухню, а Демьян тем временем показывает квартиру. Мы подготовились, поэтому все необходимое под рукой.
Завариваю чай и нарезаю бутерброды, прислушиваясь к звукам. Демьян говорит отрывисто и тихо. Только он. Лев молчит. Сосредотачиваюсь на механических действиях. Они сами справятся.
Мужчины Покровские заходят на кухню. Садятся друг напротив друга. Продолжают изучать друг друга. Оба ошалевшие. И оба кривятся, попробовав чай. Никак не привыкну, что Демьян предпочитает погорячее. Лев, похоже, тоже.
- Почему ты не пытался вернуться?
Обида и злость Демьяна заполняют квартиру от пола до потолка.
Черт! Мы советовались со специалистом и он советовал не наседать. Мы сотню раз проговаривали как себя вести – не давить. А Демьян все равно на своей волне… Ему нужен этот разговор…
- Я открыл глаза и ничего не знал. Пустота внутри, вокруг… Пришлось искать…находиться с одеждой, едой и ночлегом. Я пытался вернуться. Доверился людям, которые обещали помочь, а в итоге остался им должен. А дальше жизнь расставила приоритеты,- смотрит на Демьяна с долей снисходительности.
Я замираю на вдохе и смаргиваю слезы. Живьем голос Льва Покровского кажется другим. Более хриплый, а все равно приятный. А произношение хромает. Будто он вспоминает, как слова произносятся, и растягивает их, пробуя.
Отворачиваюсь к окну, чтобы не разреветься. Только слезы не контролируемы, прорывают дамбу.
- А с дедом и матерью почему не поехал?
- Я знаю, когда меня не хотят видеть, - мрачно отвечает Лев Николаевич.
- Поясни, - требует Демьян. Распаляется.
- Поверь мне, когда кривятся и разговаривают как с…нулем, люди, которые якобы твои близкие, то веры нет ни бумагам, ни словам… - Лев стукает кружкой по столу.
- Ясно.
Раздается стук упавшего стула. Поворачиваюсь и вижу - Демьян вылетает из кухни. Он хотел большего, а лучше всего и сразу.
Лев Покровский сощуривается и вздыхает. Он явно не готов к таким разговорам...
Деме они нужны, но речь не о нем.
- Он очень Вас ждал, и верил… - говорю и себя не слышу. Кровь шумит в висках, будто горный поток.
Я не упрекаю и не обвиняю Льва. Он просто должен знать. Демьян не сдался. Какие бы мотивы не были у других, Демьян верил.
- А я
