Сьюзен Элизабет Филлипс - Что я сделал ради любви
— Вода просто чудесная, — уговаривал Пол.
— Так и быть.
Она спустилась в бассейн.
Пол сразу же поплыл на глубину. Джорджи последовала его примеру. Некоторое время они молча мерили гребками бассейн. Наконец Джорджи, ощутив, что больше не вынесет, решила положить конец ожиданию.
— Пап, я знаю, как много значит для тебя моя встреча с Гринбергом, но…
Пол на секунду замер.
— Дорогая, нельзя постоянно говорить только о делах. Почему бы нам… не расслабиться немного?
Джорджи вопросительно уставилась на отца:
— Что-то не так?
— Нет-нет. Все в порядке.
Но он неловко отводил глаза. Чувствовалось, что ему не по себе. Может, она насмотрелась мелодрам, потому что сразу же стала гадать, нет ли у него опасной болезни. Или он решился жениться на одной из женщин, с которыми встречался? Хотя Джорджи не нравилась ни одна, она была рада, что отец ухаживал за дамами своего возраста, не увлекаясь двадцатилетними девчонками, которых все еще был способен привлечь.
— Папа, ты…
И тут ей в лицо ударила вода. Джорджи подняла руки, но не успела загородиться, как Пол зачерпнул воды и снова брызнул на нее. Вода попала ей в нос и обожгла глаза. Джорджи поперхнулась и, задыхаясь, пробормотала:
— Что ты делаешь?
Пол беспомощно опустил руки. Лицо его залилось краской. Не знай Джорджи отца лучше, предположила бы, что он смутился.
— Я… я просто хотел пошутить.
Джорджи закашлялась, да так сильно, что едва отдышалась.
— Пошутил, и хватит.
Пол отступил:
— Прости. Я думал…
— Ты болен? Что тут творится?
Пол подплыл к лестнице.
— Я не болен. Поговорим позже.
С этими словами он схватил полотенце и поспешил к дому. Джорджи смотрела ему вслед, пытаясь понять, что же тут произошло.
Глава 20
Одевшись, Джорджи отправилась в свой кабинет. Эрон, как всегда в наушниках, сидел за компьютером и барабанил по клавиатуре. Заметив Джорджи, он попытался снять наушники, но та знаком велела оставить все как есть.
Отцовские вещи исчезли. Прекрасно. Это означает, что она может спокойно праздновать труса, отправив отцу по электронной почте сообщение о том, что отказалась от встречи, вместо того чтобы отважиться на разговор лицом к лицу.
Она просмотрела список гостей, приглашенных на свадебную вечеринку, и увидела, что почти все согласились приехать. Что ж, неудивительно. Тут же лежала стопка приглашений на благотворительные мероприятия, показы мод и презентацию новой линии ухода за волосами. Но она не хотела ничего читать. Не терпелось просмотреть пленку со снятым ею фильмом о Чаз.
Эрон помог ей установить новое монтажное оборудование в дальнем углу комнаты. Джорджи вставила пленку и быстро сосредоточилась на том, что видела. Как бы ни занимала ее история Чаз, она была также заинтригована рассказом уборщицы Соледад. И было еще столько людей, с которыми ей хотелось поговорить! Официантки и продавщицы. Женщины-контролеры на платной автостоянке и сиделки в домах престарелых. Она хотела заснять истории обычных женщин, выполнявших обычную работу в мировой столице гламура. Подняв глаза от монитора, Джорджи обнаружила, что Эрон уже ушел. Лора, должно быть, успела отменить встречу. Но на всякий случай Джорджи решила подождать до утра, чтобы позвонить Ричу Гринбергу и извиниться.
Чуть позже Джорджи спустилась вниз и была неприятно удивлена, увидев отца, выходящего из кинозала.
— Наконец-то посмотрел старый фильм Альмодовара, — объяснил он.
— Я думала, ты уехал.
— Моя уборщица обнаружила плесневой грибок в городском доме. Я позвонил, чтобы помещения обработали, но придется все это время пожить в другом месте. Надеюсь, ты не возражаешь, если я ненадолго останусь здесь?
Джорджи возражала, особенно сейчас, когда нужно было честно признаться в том, что она отменила встречу.
— Разумеется, нет.
На пороге кухни показался Брэм:
— Живите сколько хотите, папа, — протянул он. — Вы здесь всегда желанный гость.
— Да, как язва египетская, — парировал отец.
— Ну что вы! Вовсе нет… пока соблюдаете правила.
— И что это означает?
Брэм, очевидно, наслаждался каждой минутой разговора, но если весь мир — в его руках, почему бы и нет?
— Прежде всего оставьте Джорджи в покое. Теперь она моя головная боль. Не ваша.
— Эй! — предостерегающе воскликнула Джорджи, подбоченившись.
— Второе… собственно говоря, оно почти не отличается от первого. Не стоит так давить на дочь. А также мне интересно услышать ваши мысли по поводу «Дома на дереве».
Пол помрачнел как туча:
— Неужели тебе никогда не надоедает собственное ехидство?
Джорджи, взглянув на Брэма, покачала головой:
— Не думаю, что он ехидничает, папа. Ему действительно интересно узнать твое мнение. И поверь, я удивлена не меньше тебя.
Ее фиктивный муж надменно усмехнулся.
— Если Пол — настоящий чирей на заднице, которому просто необходимо тобой командовать и который вечно тебя достает, это еще не значит, что он глуп. Сегодня он потрясающе читал роль отца, и мне хотелось бы услышать, что он думает о сценарии.
Пол, который никогда не лез в карман за словом, сейчас не знал, что ответить. Наконец он сунул руку в карман и изрек:
— Согласен.
Сначала беседа за ужином то и дело буксовала, но до драки дело не дошло, и вскоре они устроили настоящую мозговую атаку, чтобы решить проблему правдоподобия первой сцены Элен и Дэнни. Позже Пол яростно спорил, утверждая, что характер Кена должен быть более сложным и новые грани личности отца-садиста только сделают его еще более зловещим. Джорджи согласилась с Полом. Брэм внимательно слушал.
Постепенно она начала понимать, что оригинальный сценарий не был таким безупречным, как убеждал Брэм. Именно он придал сценарию законченность, убирая мелкие шероховатости, а иногда добавляя новые сцены, хотя при этом строго придерживался первоначального сюжета.
Брэм допил кофе и поднялся:
— Вы подсказали мне немало прекрасных идей. Нужно сделать кое-какие заметки.
А Джорджи давно было пора выполнить неприятную обязанность и откровенно поговорить с отцом, поэтому она с сожалением проводила Брэма взглядом.
Между отцом и дочерью воцарилось вполне предсказуемое неловкое молчание.
Еще одно воспоминание вдруг посетило Джорджи. Ей было только четыре, когда умерла мать, так что она почти ничего не помнила, если не считать того, что до ее смерти их убогая квартирка, казалось, была вечно наполнена смехом, солнцем и тем, что мать называла халявными растениями. Она отрезала верхушку батата или ананаса и сажала в горшок с землей или подвешивала косточку от авокадо над стаканом воды. Отец редко упоминал о жене, но описывал ее как добродушную и ветреную особу. На семейных фото они выглядели счастливыми. Джорджи сжала салфетку.
