Застенчивость в квадрате - Сара Хогл
– Его здесь нет.
– Но тогда где… – Меня прошибает холодный пот. Стюардессу зовет кто-то еще, и я остаюсь одна. – Уэсли?
Самолет не такой большой. Будь он здесь, он бы услышал меня. А если услышал, ответил бы. Что означает: Уэсли нет.
Нужно встать. Нужно найти его.
Но ясность сознания меня покинула, ноги не слушаются, в голове паника. Как же я найду Уэсли, когда ноги отказывают, а голова отказывается думать? Что я сделала не так, когда? Мне необходимо это исправить. Надо спешить, спешить!
Вот только я не могу, потому что самолет меня опередил.
Глава двадцать первая
Я приземляюсь в Чикаго в час тридцать шесть. Одна.
Вообще не помню, что делала во время полета. Вряд ли открывала сумку и играла в слова. Даже если просто таращилась в окно, этого тоже не помню. В себя я прихожу в огромном оживленном терминале, стою у магазина «Дьюти фри». А быть мне нужно совсем в другом месте.
На автомате нахожу свой выход, отвлекаясь на каждого высокого мужчину. Я знаю, что Уэсли здесь нет, и все же ищу его, не могу удержаться.
Проходя на посадку на другой самолет по-прежнему в одиночестве, я задумываюсь, где Уэсли сейчас – все еще в Ноксвилле или уже дома. Надеюсь, желудок у него успокоился, и чувствует он себя лучше. Прохожу к своему месту и только потом спрашиваю себя, почему я еще здесь. Нужно было забронировать билет домой. Какой смысл теперь ехать в Шотландию? Это мечта Уэсли, не моя. А я же… просто за компанию.
Включаю телефон, выскакивает значок сообщения, и меня затапливает волна облегчения. Вот только оказывается, что оно не от Уэсли. А от моей матери.
«Думаю о тебе! Приезжай в гости».
Тупо смотрю в экран. Обычно на этом моменте я отвечаю: «Тоже думаю о тебе! Да, надо обсудить планы».
А потом мы никогда не строим планы.
Я так долго жила с мыслью, что разрушила мамины мечты, все ее будущее одним своим существованием. Но если я чему и научилась, живя с призраком Вайолет Ханнобар, так это тому, что жизнь коротка и что единственно важное, что я могу когда-либо сделать в этом мире, – это показывать свою любовь людям, которых по-настоящему люблю.
«Приглашаю тебя ко мне летом. Вторая неделя августа. Пожалуйста, знай, что у тебя всегда есть безопасное место, если понадобится».
Отправив сообщение, вытаскиваю из сумки коричневый конверт и кладу на колени. Я собиралась узнать, что там, вместе с Уэсли, но его нет, а мне до крайности необходимо занять себя чем-нибудь, чем угодно, чтобы не зацикливаться на том, о чем он может думать прямо сейчас.
Пятое сокровище.
Открываю конверт, и оттуда выпадает листок знакомой сиреневой бумаги.
Моей Могущественной и Величественной Вайолет, Самой Замечательной Жене, Незаходящей Звезде, Выигравшей Голубую Ленточку на Ярмарке в Округе Блаунт за Самый Лучший Пирог с Ревенем.
Итак, ты разгадала еще одну карту с сокровищами! Не знаю, как долго ты добиралась сюда, или сколько уже карт прошла. В доме и на всей территории спрятано еще девять таких. Надеюсь, ты будешь находить их на протяжении нескольких лет, и что отправляясь в очередную охоту за сокровищами, ты будешь улыбаться и вспоминать меня.
Я так сильно тебя люблю. Ты несокрушима. Ты вдохновение. Я буду сверху наблюдать за тобой и радоваться за тебя.
Твой, – В
Откладываю письмо, складываю пополам. Глаза застилают слезы, но потом я вижу…
Есть еще кое-то. Другой почерк на обороте.
«Я люблю тебя и скучаю по тебе невыносимо, ты представить не можешь. Я подожду нашего следующего приключения, пока мы снова не будем вместе».
Вайолет знала, где спрятано сокровище.
Она все-таки нашла его.
Времени на размышления у меня много – целый Атлантический океан. Я засыпаю, и мне снятся сокровища и мифические создания, чья-то рука, вытаскивающая меня из темноты, залитый лунным светом лес. Нарисованная от руки табличка с моим именем и звездочка из фольги. Встревоженные карие глаза. И голубые, нарисованные карандашом.
Когда я забираю наши чемоданы в зале прилета в Хитроу в Лондоне, на часах уже половина пятого утра, а в Теннесси – десять тридцать вечера. Самолета в Инвернесс мне ждать еще три часа, я так измотана, что мне только надо найти стул и отключиться.
Он не писал и не звонил. Но поднимает трубку после первого же гудка.
Молчит, ждет, чтобы я заговорила первой. И я спрашиваю, столько времени промучившись над тем, что скажу:
– Ты в порядке? И пока ты не ответил, просто знай, что не обязательно говорить «да».
Голос Уэсли звучит не издалека, не через океан между нами. А так, словно он рядом со мной.
– Нет. Я не в порядке. Мне так жаль. Мне очень, очень, невероятно жаль.
Сворачиваюсь калачиком у стены, волосы падают на лицо, пряча звучащего в телефоне Уэсли.
– Если бы ты только сказал мне, что хочешь сойти с самолета.
– Я даже не помню этого. Я запаниковал. Пошел в уборную, думал, меня стошнит, но там было так тесно, а я… у меня сильная клаустрофобия. Думал, что смогу пересилить ее, но бам! – и вот я уже снова в аэропорту, а твой самолет взлетает.
– Но ты… жил на чердаке. В том крошечном пространстве. Оно же почти как гроб. И ты спал в палатке.
– Это другое, потому что там я всегда мог сбежать, если бы захотел. Мог бы выбраться в любое время. А в самолете я как в заточении. Бежать некуда. – Он медлит. – И потом, другой вариант был неприемлем. Если бы я не спал на чердаке и не притворился, что есть вторая спальня, ты бы не согласилась остаться в коттедже. И если бы я не остался с тобой в палатке, когда была такая возможность, я бы сам с собой жить не смог.
Сползаю
