Аист на крыше (СИ) - "Еленка"

- Что? - прошептала, медленно приходя в себя от всей этой неразберихи.

- Теперь понимаешь? - коснулся ладонью пушистых волос, пытаясь хоть немного поправить последствия собственной агрессивности.

- Нет, не понимаю - резко помотала головой. - Ты же отец, ты все можешь опротестовать, ты вообще.. можешь.. - лихорадочно попыталась поймать мысль, - ты можешь лишить ее родительских прав. Да - потерла пересохшие губы, - Она... Ведь она же не любит Лизку, ну она не мать, а кукушка. Она бросила ее здесь - спешила высказаться, путаясь в интонациях.

- Да это так, но я ничего не могу - отрезал, опустив голову вниз. Удивленно посмотрев на темную макушку, девушка потрясла его плечи.

- Влад! Как ты так можешь, как ты можешь так спокойно говорить? Ты что? Ты отдашь ее, да? - слезы вновь подступили к глазам, она теперь уже решительно ничего не понимала.

Ощутив такую боль внутри, что невозможно передать словами, Влад стиснул кулак, продолжая молчать. Впервые за много лет ему хотелось выть от безысходности.

- Я не могу, потому что я не имею на нее никаких прав, - выдавил, словно выталкивая из горла застрявшую кость. Ритм ее сердца давно перешел в дробь.

- Как так, не имеешь? - беспомощно сжала его плечо, шмыгнув переполненным носом. Все происходящее перепуталось, словно клубки разноцветных ниток.

- Так. Я НЕ ЕЁ ОТЕЦ - тихо обронил, поднимая взгляд. Встретившись, их блестящие глаза на секунду потухли. Несколько раз моргнув, Ника убрала руку с его плеча и поджала под себя одно колено. Сотня острых иголок вонзилась по всему телу. Словно вспышкой света озарило лицо и, прожигая грудь насквозь, опустилось к самым пяткам.

- Не может быть - прижала ладонь ко рту, исказившись маской недоверия. Влад отстранился, по- турецки усаживаясь на ковер.

- Может. Она собирается создать семью, и увезти ее, понимаешь, ее здесь ничего не держит. Ничего и никто.

- Как же это все? Ты же говорил - начала вспоминать, - ты говорил, она забеременела в первые месяцы брака.

Ледяная ухмылка застыла на его губах.

- Да, так и есть, но, как понимаешь, не от меня - прежние воспоминания острой болью вонзились в сердце. Он закрыл глаза и продолжил:

- Понимаешь, на свадьбу нам подарили приличное количество денег, медовый месяц решили отметить с размахом, купили путевки. Внезапно перед самым вылетом меня завернули, тогда крупное ЧС было на Дальнем Востоке и я полетел туда. Она же не хотела лишать себя удовольствия и полетела на три недели с подругой. Дальше рассказывать? - с вызовом посмотрел на девушку озлобленным взглядом.

- Так ты не знал столько времени? - ахнула Ника, смахивая крупную слезу со щеки. Произошедшее казалось ей страшным сном.

- Все я знал, так получилось, что она сама, идиотка, не знала два месяца, пока ее острый токсикоз при мне не накрыл. Прикинь, сидим мы утром за столом, а ее от запаха яичницы выворачивает. Ну я не дурак, заставил при мне сделать тест. Она божилась, что от меня, а потом анализы сдала, по срокам не совпало. Созналась. Я как обо всем узнал, конечно, видеть ее не мог, вещи собрал и к матери переехал. Думал, убью ее на месте, если встречу. Уже заявление хотел подавать. Потом ее мать позвонила, умоляла приехать, сказала она вены себе перерезать хотела. - посмотрел на собственную руку, - я думаю, это ложь. Слишком любит себя, просто хотела вернуть меня, надавить на жалость - закусил губу до боли, - Но тогда глупее был, мягче. Я как всегда ее спас. От самой себя. Только сам поплатился. Думал смогу ее поменять, семью создать, ребенка полюбить. Мы никому не говорили, никто не знает до сих пор, кроме матери моей.

Приоткрыв рот от удивления, Ника сидела и боялась пошевелиться, казалось, все тело ломит от боли. У нее не было слов, которыми она могла передать свои эмоции. Все настолько смешалось внутри, что требовалось некоторое время на осмысление. Бросив на девушку короткий взгляд, парень понимающе покачал головой.

- Мне тоже удивительно. Эдак меня закрутило - хмыкнул, скрывая блеск карих глаз, - понимаешь, в начале было легко уйти, надо было, порой казалось, надо... Но потом я взял на себя ответственность, отговорив ее от аборта на позднем сроке и все, и не смог бросить, тянул..терпел.. А она села на шею, когда родила, стало невыносимо. Я рассказывал тебе, она бросала дочь ради гулянок, а я смотрел нее и понимал, что она совсем никому не нужна ... и даже мне - отвел взгляд.

Несколько секунд молчал, словно запихивая внутрь прошлые переживания.

- А Лиза словно ощущала, представь, понимала, что мы не хотели ее. Даже плакала редко. Видела бы ты, как я злился на себя за то, что ничего не ощущаю к ней. А ведь она была малышкой, ей тоже хотелось поцелуев, ласки. Мы оба все делали машинально: купали, пеленали, гуляли. Все время тратили на пустую ругань. Не было любви никакой ни с чьей стороны уже. Тогда мне казалось, я совершил ошибку, уговорив ее оставить ребенка. В очередном скандале я сорвался и ушел. И после недельной попойки, когда тошно было смотреть на самого себя, я вдруг осознал, что поступаю как последний скот.

Ника уже ничего не видела перед собой из пелены слез, застилающих глаза. Даже всхлипывать начала тихонечко, как ребенок. В каждом слове она ощущала теперь этот груз, эту тяжелую ношу ответственности, что он взвалил на себя и нес в одиночку. Хотелось закрыть уши руками и не слышать этих хлестких, отрезвляюших слов о нелюбви к ребенку. Представилась маленькая Лиза, одиноко лежащая в пустой кроватке. "Ей, наверное, было очень страшно и одиноко"- подумала Ника, вытирая опухшие щеки. Конечно. Одиноко. Ведь взамен жизненному опыту, дети наделены немалой долей интуиции, они все чувствуют еще в утробе матери.

- Но ты же любишь сейчас? Ведь так? - спросила, вытирая свернутой кофтой мокрый нос. Ответ был очевиден, но хотелось услышать эти слова. Может, для того, чтобы хоть как-то заткнуть ледяной сквозняк на сердце.

- Люблю. Сейчас да, - облегченно улыбнулся, покрутив сигарету в руках, - ты научила. Этих слов Ника никак не могла ожидать сейчас. Глядя в его глаза, она заметила искорки благодарности.

- Я? - пожала плечами, присаживаясь на пол рядом с ним.

- Да! Ты! - кивнул, вздохнув тяжело, - я много наблюдал за тобой, я все видел и замечал, как ты смотришь на нее, как нежно завязываешь шарф, как трогаешь ложку губами, прежде чем дать ей кашу, как выбираешь глазами камушки на дороге, чтобы увлечь ее в интересную игру. Ты полюбила ее, не смотря на то, что она тебе совсем чужая. Все эти мелочи открыли для меня эти чувства. Я постепенно перестал злиться. Теперь я люблю ее, как родную.

- Влад! - снова растрогавшись, Ника обняла его крепко-крепко. Он вздохнул, положив голову на ее плечо.

- Мм- промычал, улыбаясь.

- Мы что-нибудь придумаем, мы ее не отдадим, ты веришь? - с надеждой заглянула в карие глаза. Коснувшись носом ее виска, он жадно втянул знакомый запах. Когда губы коснулись темных волос, он тихо прошептал:

- Верю!

'Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит'

Михаил Булгаков, "Мастер и Маргарита"

Под тихий стук часов они сидели друг напротив друга и молчали. Прошло почти три недели, а события того дня все еще стояли перед глазами. Казалось невозможным осмыслить, понять и принять этот нелегкий выбор. Но так и было : Ника искренне последовала за своим мужчиной, не опасаясь ничего, не оборачиваясь назад. Доверившись целиком, до конца разделяя его участь. День за днем они проживали в ожидании очередного звонка от блудной матери. Вздрагивая от каждой смс-ки, Вероника спрашивала глазами о последних новостях. Это было невыносимо тягостно. Особенно учитывая позицию последней. Как выяснилось, Валерия решила начать новую, праведную жизнь, повстречав обеспеченного иностранца. Именно он склонял ее забрать ребенка к себе, создав образцовую ячейку общества. Только маленькую частичку будущей ячейки никто не спросил, словно она чемодан или походная косметичка. А между тем, Лиза сильно изменилась: искупавшись в любви, девочка буквально расцвела на глазах, колючие иголочки сменились звенящей улыбкой, грустные глаза теперь все чаще выглядели озорными. Лиза так привязалась к Веронике, что сопровождала ее везде, стараясь подражать в самых незначительных мелочах. То ободок на голову нацепит, то сложит губки бантиком, изображая девушку в момент накладывания косметики. Наблюдая за ними, Влад по-прежнему нес на себе этот невидимый груз. Бывали дни, когда он забывал обо всем, ощущая себя полновесным отцом семейства: помогал готовить ужин, разнимал всяческие конфликты, баловал своих девчонок. Особенно запомнился недавний сюрприз, когда он впервые принес в дом живую елку, а вместе с ней, карликового кролика для дочери. Ника, конечно, протестовала, 'что им, восьми лап, что ли, мало'? Но Влад оставался непреклонен, демонстрируя альбомные листы, сплошь разрисованные длинными ушами.