Наталья Светлова - Научиться дышать
Он вошел внутрь, однако весь его вид говорил о том, что делать это ему было неохота. Ирина скривилась в ухмылке. Каков страдалец! Так и гонит его судьба в ее обитель, а ему совсем не хочется быть здесь.
— Знаешь что, Волков? — надоело видеть его скисшую мину. Она знает, что виновата перед ним, но корить себя за это каждый день не станет и терпеть его неприязнь тоже. — Пришел — будь добр улыбнуться хотя бы для галочки. Или нечего заявляться ко мне и вовсе.
— Говоришь прямо как Лиля. — Иван прошел в кухню и подивился витавшему там духу хозяйственности. — Готовишь? Не похоже на тебя.
— А ты меня и не знаешь, чтобы говорить, что похоже на меня, а что нет.
— Я в самом деле тебя никогда не знал. Или же, наоборот, знал очень хорошо, но закрывал на это глаза.
Она стояла к нему спиной, поэтому Волков не мог видеть, с какой скоростью менялись эмоции на ее лице. Незачем напоминать о прошлом, когда она не сует свой нос в его настоящее! Иван и сам не мог себе объяснить, к чему были все эти разговоры, но одно ему было понятно: находиться с ней рядом и делать вид, что он нашел способ стирать память, невозможно.
— Если ты пришел поплакаться, то дверь психолога не на моем этаже, — грубо ответила она, но пальцы, сжимавшие лук, дрожали.
— Я пришел попросить не лезть в наши отношения с Ксюшей. Хочешь, чтобы и она меня оставила?
Сначала Вересова хотела повернуться и надавать ему словесных оплеух, чтобы не городил ерунды, но потом отчаяние, тонкими нитями пронизывающее его голос, ее остановило. Драться с ним ей не по зубам. Да и не хочется.
Ирина отложила овощи, которые все равно просто мусолила в руках, и села рядом с ним на диван. Он ей не враг, и никогда не будет. Может, и не друг, но только не враг.
— Вань, я не лезу в ваши отношения. Клянусь. Оксана решила выступить послом милосердия и примирить нас, она спрашивала моего совета и все. Что такого случилось, что заставило тебя приехать сюда и накинуться на меня?
Лицо ее Волчары было уставшим, но она не могла не улыбнуться, снова видя его. Черная щетина, еще более мужественный взгляд, сталь в глазах. Одно изменилось: ему так шли дорогие костюмы.
— Я не знаю, что с ней, с нами. Она изменилась вскоре после того, как ты объявилась в моей жизни. Такое ощущение, будто между нами выросла стена, и она увеличивается с каждым днем.
— А я-то тут при чем? Чуть что – сразу я виновата? Только потому, что нахожусь поблизости?
— Я подумал, что ты могла с ней поговорить и что-то рассказать…
— Ну да, ты ведь ей соврал. Не парься, я подыграла тебе в этом низкопробном спектакле.
Иван вздохнул, понимая правоту Иры. Он соврал, и вина уже автоматически ложится на него.
— Я не ожидал тебя снова когда-нибудь увидеть, поэтому…
— Поэтому у идеального Вани Волкова не нашлось плана лучше, чем навешать дешевой быстрорастворимой лапши на уши своей невесте?
Такая она, эта «идеальность», — не готова к неожиданностям. Легко быть идеальным, когда играешь по своим правилам. А когда жизнь их меняет слишком непредсказуемо, образ всегда правильного человека растрескивается, как плохо застывшая глина.
— Какого черта ты меня обвиняешь, как будто сама лучше?!
— Я небезразлична тебе, — без всякого самодовольства и гордости произнесла она.
— Бред.
— Не бред, Ваня, не бред. Твоя почти жена терзается чем-то, ищет пути осчастливить тебя в обход самого прямого — стать самой твоим счастьем. С ней что-то творится за твоей спиной, но ты не в курсе, что именно. И самый верный способ решить проблему ты нашел в том, чтобы спустить всех собак на меня. А знаешь почему?
Волков молчал. Противопоставить ей нечего.
— Да потому, что тебе проще обвинить кого угодно в своих личных проблемах: меня, соседей, инопланетян! Только бы не простить… Не простить, что я ушла от тебя! Признайся, Волчара, что это так, покажи, что ты все тот же Волков, а не лгущий трус. Ты не можешь даровать виновному прощение, поэтому точишь топор для невинных!
Ирина выдохнула, словно бы со всеми этими словами вышло все ее сожаление о содеянном. Она не хотела с ним ругаться, а дело уже дошло до кровавой бойни. Но ей было обидно, что он подозревает ее в каких-то гнусных вещах! Нет ей дела до его семьи, его жены и всего прочего. Своих забот столько, что на других, банально, времени нет.
— Да, ты права. Я, наверное, до сих пор где-то глубоко в душе тебя не смог простить. Или отпустить.
— Вот и признай, что я тебе небезразлична. Тогда будет проще от этого избавиться. Пока не диагностируешь болезнь, как можно подобрать лечение?
— Нет, Ира, я не болен тобой. Не льсти себе. У меня есть невеста, которая станет женой в декабре, и дочь. Они мне небезразличны, но не ты.
Зачастую люди не чувствуют меры и продолжают сыпать соль на рану неосторожными словами, лишь усугубляя собственное положение. Вересова уже не смогла выносить его слов.
— Да уж, мечта поэта. Жена, которая невесть что от тебя таит и которая совсем не так счастлива с тобой, как хочет показать. Она выдает за правду фальшивую монету. И дочь, которая тебе не дочь.
— Замолчи, — прошипел Волков, ибо правда уже посыпалась на его раны солью. — Света моя дочь, хоть тебе этот факт и не нравится. Не имеет значения, чья кровь течет в ее венах. Важно лишь то, кого она называет папой, кто в ее сердце значится родным человеком. Скажи мне, где твоя мать, а сестра? Где твоя семья, люди, в чьих жилах протекает такая же точно кровь, как у тебя?
Лицо Ирины осунулось, точно она уже век все это слушала и смертельно устала. Но так и было. Она старалась не вспоминать о матери и сестре, об их гадкой подлости, о предательстве. Теперь вот Волков скальпелем кромсал ее сердце на куски.
— Может, ты скажешь, где твой Сережа, обещавший тебе местечко в раю за красивые глаза? А с ним же и дело всей жизни твоего отца, — все говорил и говорил Иван; его словно заклинило.
Пластинка, которая с назойливой частотой прокручивалась в его голове, убеждая его, что он забыл ее, забыл все мечты, что связывал с ней, забыл, как пусто и холодно было в его жизни после ее ухода, к чертям слетела с проигрывателя и, разломанная на части, валялась на полу. Сил обманывать себя не осталось.
— Сережа где-то в хорошем месте, — только и ответила Ирина.
Он забрал у нее так много. Не только материальные вещи в виде фирмы отца. Господи, он забрал у нее так много! Забрал то, что уже никогда не вернешь. Время в кухне, да и во всей квартире замерло на половине второго дня. Иван перевел дыхание и успокоился. Надоело быть трусом перед самим собой.
Да, она небезразлична ему. Да, он все помнит, и от этого больно. Но нет, он бы не хотел ничего возвращать назад. Люди никогда не могут забыть других людей, даривших им тепло и свет, а потом неожиданно заточивших в ледяной мрак. Ничего нельзя забыть, прошлое живет своей жизнью внутри каждого из нас.
