Анна Берсенева - Ревнивая печаль
Лера слышала, как на протяжении этого монолога возмущение сменилось в Зоськином голосе сочувствием. А последнюю фразу она произнесла даже как-то растерянно.
– Пойди с ними одна, Жозефиночка, – улыбнулась Лера. – Я книжку лучше почитаю.
– Можно подумать, ты без этой книжки дня прожить не можешь, – проворчала Зоська уже в дверях. – Добро бы и правда читала, а то ведь картинки рассматриваешь!
Оставшись наконец в одиночестве, Лера отложила книгу. Конечно, Веласкес был ей вполне безразличен.
Она думала о том, что сказала Зоська. Случись этот разговор несколько лет назад, Лера попыталась бы согласиться с подругой детства. Тогда, несколько лет назад, она так мало знала себя, что готова была примерять на себя всякую чужую жизнь.
Да просто ничего она о себе тогда не знала! Сплошное крушение иллюзий: что слабый Костя, что сильный Стас Потемкин. И самая обманчивая иллюзия – жизнь без любви…
Теперь Лере уже не надо было еще раз пройти этой многими исхоженной дорогой, чтобы понять: жизнь начинается для нее с Митиного взгляда… Только с его взгляда начиналось все, что она с удовольствием делала ежедневно – работа, общение, чтение, – и только чувствуя на себе его взгляд, могла она делать все это.
А теперь, когда взгляд его больше не направлен на нее и она чувствует, что это окончательно и бесповоротно, – лучше всего рассматривать альбом Веласкеса или следить, как ярко-голубое море сливается с горизонтом.
Эти мысли появлялись в Лериной голове и мгновенно, и медленно. Как это могло происходить одновременно, она не понимала. Но сейчас ей не хотелось наблюдать ни за чувствами своими, ни за мыслями.
– Вы дома – в такой вечер? – вывел ее из оцепенения знакомый голос.
Подняв глаза, Лера увидела Игоря, стоящего на набережной в двух шагах от нее.
– Я увидел, что у вас окно светится, и решил подойти, – объяснил он. – Хотя и по-прежнему без гитары!
– При чем здесь гитара? – вздрогнула Лера.
– Да ведь Зося, помните, заметила, что без гитары незачем под окном стоять, – улыбнулся Игорь.
– А-а… – протянула Лера.
Их разговор только начался – да какой там разговор, по две фразы сказали друг другу! – а Лере уже казалось, что они говорят как-то вяло, тягуче. Ей даже неловко стало за эту вялость разговора, хотя, может быть, Игорь и со всеми говорил так – спокойно, неторопливо, вглядываясь в собеседника.
– Почему же вы не пошли со всеми? – спросил он.
– Но вы ведь тоже оторвались от компании, – вместо ответа заметила Лера.
– Почему же оторвался? – спокойно возразил Игорь. – Просто задержался, а сейчас в коктейль-бар как раз и направляюсь. Пойдемте вместе?
Лера собралась было возразить – и тут же поняла, что у нее просто нет сил что-то объяснять. Ведь хоть несколько фраз надо было бы произнести: не пойду, дескать, извините, устала, сгорела на солнце…
И оказывалось, что проще встать, кивнуть и, захватив купленную вчера огромную черно-золотую испанскую шаль, сказать:
– Что ж, Игорь, пойдемте. Погодите, сейчас я дом закрою.
Игорь был одет с тем непринужденным изяществом, с которым одеваются на курорте мужчины, привыкшие следить за собой. Конечно, никаких спортивных штанов с пузырями на коленях, «велосипедок» или мятых шорт, похожих на «семейные» трусы. Он был в светлой рубашке с коротким рукавом и в светлых же брюках из плотного, без пошлых проблесков, шелка.
Мельком взглянув на тончайшие синие полоски на его рубашке, Лера почему-то вспомнила, как ездила однажды по магазинам с Саней Первачевым. И как всегда, когда она вспоминала Саню – синеглазого, влюбленного, решительного и робкого одновременно, – улыбка мелькнула на ее лице.
– Кажется, ваше настроение улучшилось оттого, что вы вышли на улицу? – заметил Игорь.
– Да, наверное, – согласилась Лера, чтобы не вдаваться в лишние подробности.
– Тогда давайте посидим где-нибудь, – тут же предложил он. – Отличный вечер – впрочем, как и все здешние вечера. И вообще, Лера, с Зосей мы давно уже перешли на «ты»…
– А я кажусь вам слишком мрачной? – Она невольно улыбнулась его вопросительно-нерешительным интонациям.
– Не то чтобы… Да! – вдруг улыбнулся он – так располагающе, что Лера снова улыбнулась ему в ответ. – Не мрачной, но немного неприступной, это правда.
– Куда ты предлагаешь пойти? – не возражая и не соглашаясь, спросила она.
– Если ты не против, в андалузское кафе, – ответил Игорь. – Знаешь, где очаровательная пара всегда так потрясающе танцует испанские танцы? У нас в первый же день всю группу в отеле инструктировали – куда пойти, что попробовать. Но я это кафе еще с прошлых лет знаю. И кухня там замечательная.
– Пойдем, – кивнула Лера.
Игорь взял ее под руку, и они пошли по набережной – туда, где поднималась вверх узкая, извилистая улочка, ведущая к андалузскому кафе.
Пара действительно танцевала потрясающе, Лера просто глаз не могла от нее отвести. Она давно уже перестала интересоваться тем, что входит в обязательную программу всех туров: национальными блюдами, танцами, костюмами и праздниками. Наверное, слишком много перевидала их за несколько лет работы в «Московском госте».
И вдруг – как завороженная следила за стремительными, точеными движениями танцоров, вслушивалась в слова песни, которую пел солист небольшого ансамбля: «О, голубка моя…»
Даже не зная испанского, невозможно было не понять эти нежные, томительные слова: «Палома, палома…»
– Правда, хорошо? – спросил Игорь, заметив Лерино внимание.
– Да, – кивнула она. – Даже удивительно…
– Что же удивительного? – не понял он.
– Да вот это… Обычное курортное кафе, туристический лоск, сентиментальная песенка… И вдруг – сердце задевает.
– Да, никогда не знаешь, где удастся почувствовать плотность жизни, – вдруг сказал Игорь.
Пришел черед Леры взглянуть на него удивленно. Как-то не вязались эти слова со спокойным Игоревым образом. Было в них что-то слишком проникновенное для того, чтобы их мог произнести этот во всех отношениях умеренный и логичный человек.
– Ведь ты понимаешь, о чем я? – продолжал Игорь, поймав Лерин недоуменный взгляд. – Плотность жизни, напряжение жизни – не знаю, как лучше. Во всяком случае, этого не поймешь сразу. Я, например, в Мюнхен раз сто уже ездил, а понял только сейчас. Работал целый день, устал. Севка был у друзей за городом, я должен был вечером за ним заехать. И – время, что ли, не рассчитал? – пару часов оказалось свободных, ни туда, ни сюда. И идти никуда не хотелось… Так и просидел в уличном кафе. Прохожих рассматривал. И вдруг почувствовал! Эту самую плотность жизни – как она течет, замирает, убыстряется.
