Когда грянет шторм - Эмери Роуз Эндрюс
– Теперь ты видишь? – спросил Маркус, пока я стоял как вкопанный, слушая ее голос. Она пела со страстью и наслаждением, пропитав ими текст песни: «…катаясь по ночным улицам, он сжимает мое бедро; вишневый огонек его сигареты горит ярче полуночной луны». И мне чертовски не нравилось, что она, скорее всего, пела о придурке Дине. Я представил, как они разъезжают по Лос-Анджелесу, а его гребаная рука лежит у нее на бедре. Мне хотелось сломать ему пальцы за то, что он посмел прикоснуться к ней.
Ревность пожирала меня изнутри.
– Вижу что? – наконец спросил я, поворачиваясь к Маркусу после того, как отзвучала последняя нота.
– Как она преобразилась? – Он махнул рукой в сторону сцены. Одетый в черную футболку с V-образным вырезом, с зачесанными назад волосами и дорогими часами на запястье, он выглядел как типичный лос-анджелесский щеголь.
Я видел ее преображение, не заметить этого было невозможно, но я не собирался признаваться ему в этом.
– Вы повеселились в Техасе. Но ее настоящая жизнь проходит здесь. Поэтому предлагаю тебе избавиться от иллюзий, что она когда-нибудь решится счастливо зажить в маленьком городке с владельцем ранчо и завести кучу детей.
Как я и подозревал, Маркус видел во мне угрозу. Я взглянул на его обручальное кольцо и пожалел женщину, которая сказала ему «да». Он не походил на парня, способного удовлетворить женщину в постели и вне ее.
– Никогда не приходило в голову. Но, готов поспорить, такая перспектива пугает тебя до чертиков, не так ли? Поди-ка, ты не спишь по ночам, беспокоясь, что она проснется и уволит тебя.
– Я хорошо справляюсь со своей работой, Броуди. Делаю все возможное, чтобы она раскрыла свой потенциал. У нее есть все данные подняться на вершину и остаться там. А ты вроде как упускаешь главное. Можешь ли ты представить, что она когда-нибудь откажется от музыки?
– Об этом никогда не было и речи. Она не собирается бросать музыку, да и я не ожидаю этого.
– Хм. Так какое же место ты занимаешь в ее жизни? – Маркус погладил подбородок, как будто серьезно обдумывал это, хотя это было не его собачье дело. – Ты здесь на сколько… на неделю? А потом вернешься домой? Я даю вашим отношениям три месяца, и это еще великодушно с моей стороны.
– В следующий раз, когда мне понадобится твое мнение, я спрошу его. А пока, будь добр, отвали от меня, чтобы я мог послушать Шайло, а не твою чушь.
Он послушался меня и отдалился на некоторое расстояние. Но я больше не мог наслаждаться выступлением. Я крепко сжал челюсти, но затем расправил плечи и попытался расслабиться, чтобы сосредоточиться на Шайло. Я изо всех сил старался не дать его словам вывести меня из себя. Но, как ни старался, не мог перестать думать об этом. Я понимал, что в его словах таилась доля правды. Нужно быть идиотом, чтобы не заметить, что мы живем в разных мирах.
Как мне вписаться в жизнь Шайло Леру? И как, черт возьми, все уладить?
Глава тридцать первая
Шайло
Спустя три дня и три аншлаговых концерта в двух городах мы прибыли в Сен-Жан-Кап-Ферра на наш мини-отпуск. Я устала, но при этом с нетерпением предвкушала четыре дня отдыха, проведенных под солнцем. На темно-синем небе не было ни облачка, Средиземное море сверкало бирюзой в ярких лучах. Пейзажи сияли красочным красками, морской воздух пах свежестью, а музыка, доносившаяся из динамиков, навевала летнее настроение. В аэропорту Ниццы мы взяли напрокат машину, так что Броуди со знанием дела ориентировался на извилистых поворотах и узких дорогах вдоль побережья.
– Господи, – пробормотал Броуди себе под нос, когда в поле зрения появилась розовая вилла. Она располагалась в конце узкой частной подъездной дорожки, спрятанной за соснами и пальмами и ведущей к пляжу.
Я понятия не имела, зачем Бастиан снял виллу на Лазурном Берегу, если утверждал, что ненавидит солнечный свет. Ну такова была уж его натура. Загадочная. Никогда не знаешь, с какой версией Бастиана столкнешься в тот или иной день. Когда он подвергался апатии, то баррикадировался в темной комнате и иногда не выходил оттуда по нескольку дней. А когда пребывал на седьмом небе от счастья, то становился душой компании.
Сегодня он встречал нас у входной двери, босой, в одних плавках, без рубашки, и широким жестом руки пригласил в фойе, оклеенное красными дамасскими обоями. С потолка свисала черная люстра, а на серванте с витиеватой резьбой стояли пальмы в горшках.
Бастиан обнял меня и расцеловал в обе щеки. От него пахло табаком и солнцезащитным кремом, его оливковая кожа стала на несколько тонов темнее, чем при нашей последней встрече в Гластонбери.
– Ты немного подзагорел. Я так горжусь тобой, – поддразнила я, легонько хлопнув его по плечу. Он имел худощавое, но подтянутое телосложение благодаря тренировкам Хейдена. Бастиан театрально помахал рукой, затем вытащил тонкую коричневую сигарету из-за уха и закурил. Когда он затянулся и выпустил дым в воздух, вокруг нас повис аромат черной лакрицы.
– Таков уж юг Франции.
Он переключил внимание на Броуди, блуждая пристальным взглядом по нему с головы до ног, даже не пытаясь скрыть, что разглядывает его. Я заранее предупредила Броуди, что Бастиан может относится к нему с неприязнью, но это ничего не значит. Бастиан был моим самым близким другом, и мне правда хотелось, чтобы они понравились друг другу. Я не знала, как Броуди отнесется к склонному к драматизму Бастиану.
Я вцепилась в руку Броуди и слегка сжала ее, как будто тот нуждался в моей поддержке.
– Так это и есть твой ковбой? – Друг прищурился и затянулся сигаретой. – Теперь понимаю, почему у тебя возникло желание хорошенько на нем поскакать. Но, приятель, ты больше похож на бродягу, чем на ковбоя. – Бастиан разочарованно скривил губы. – Я надеялся хотя бы на узкие джинсы и тяжелые бутсы.
– Прости, что разочаровал. Забыл сапоги и шпоры дома.
– В следующий раз захвати их с собой. И веревки, и кожаные штанишки, раз уж метишь на
