Нырнуть без остатка - Катя Саммер
– Это ко мне? – из комнаты выглядывает щуплый парень с выбритыми висками, мой брат. – А нет, не ко мне.
– Добрый день, – шепчу я, потому что горло вдруг нещадно першит.
– Вы к кому?
Она смотрит на меня, а я пытаюсь поверить, что не сплю.
– Кажется, я ваша дочь, – произношу прежде, чем передумаю или что-то помешает.
Ее лицо в один миг становится серьезным. Вежливой и гостеприимной она больше не кажется. Чувствую, что прямо сейчас с позором прогонит меня, но к нам подбегает девчонка с двумя косичками.
– А у нее прическа, как у тебя была, ма-ма, – шепчет громко, теребя маму за домашние штаны.
Я не сдерживаю улыбки, но «ма-ма» начинает заметно нервничать.
– Зайдите, – бросает женщина, выглянув в подъезд.
Она меня подгоняет, просит мальчика забрать сестру и уходит на кухню. Я молча следую за ней. Торт приземляется на стол, и я знаю, что точно не попробую ни кусочка, потому что все слова стали комом в горле.
– Что вам нужно? – спрашивает резко.
Она не грубит, но явно защищается. Я ждала чего-то подобного, поэтому не удивляюсь.
– Не знаю, – честно отвечаю я.
Растерянно смотрю на нее, ничего не скрываю, а она храбрится. На кухню заглядывает подросток. У него на руках перчатки, в каких поднимают тяжелый вес, но он кажется слишком худым для таких развлечений.
– Здравствуйте, а вы кто? – не стесняясь, спрашивает парень и наливает воды из графина, в то время как его мама пугается сильнее.
Боится, что я могу ляпнуть лишнего?
– Это папина студентка, – спешит ответить она, чтобы я не успела.
– Он еще и преподает? – спрашиваю негромко, когда мы вновь остаемся одни.
Я не уточняю, но и так понятно, кого имею в виду.
– Да, – с заминкой отвечает, – психологию в университете. Недавно начал.
Я с трудом перевариваю информацию. Это на меня стены так действуют и ее тяжелый взгляд.
– Послушайте, – вдруг быстро продолжает шепотом, – он ничего не знает. И я бы хотела, чтобы так и осталось. Надеюсь, вы понимаете меня.
Странно, что она обращается на «вы», да?
– Я родила, когда мне едва исполнилось восемнадцать. И ваш… твой, – наконец исправляется она, – твой отец, он был старше, он много работал, был очень амбициозным. Мы сильно поссорились, когда он уехал за границу получать образование. А я… я осталась одна, я испугалась, что он никогда ко мне не вернется. Я не могла найти его! Как бы я растила тебя сама?
Как и тысячи других женщин, – хочу ответить, но продолжаю молчать. Только сердце стучит чуть быстрее.
– А потом… потом, когда он все же приехал, вернулся, когда мы встретились… господи, прошло четыре года! Он бы не простил, он бы никогда меня не простил!
Она смотрит куда-то в пустоту, теряется где-то на задворках памяти.
– Не порть ему жизнь! Пожалуйста, – просит умоляюще. – Ты можешь представить, что будет с карьерой, если кто-то узнает, что его ребенок вырос в детском доме на окраине города? Это будет конец!
Я и не собиралась, но все, о чем могу думать: она знала.
– Ты всегда знала, где я, – произношу вслух, повторив сотню раз про себя.
Ее лицо в один миг превращается в злую гримасу. Теперь она такая, какая есть на самом деле. Я вижу ее настоящую.
– Как ты вообще нашла нас? Я заплатила, чтобы документы уничтожили.
Это звучит жестко, внутри все замирает. Но с признанием приходит освобождение, потому что больше не нужно притворяться, контролировать каждое слово и… можно просто уйти.
– Что тебе нужно? – спрашивает не напористо, а уже как-то обреченно. – Если деньги, то…
– Ничего, – отвечаю спокойно и мотаю головой, – мне ничего от вас не нужно.
Я и так получила больше ответов, чем могла.
Домой я бреду пешком. Долго бреду. Намного дольше, чем было бы на автобусе. На целых полтора часа. И когда захожу, сбив с ног прилипший снег, Никита понимает все без слов. Просто раскрывает руки и ждет меня, а я молча и на полном ходу врезаюсь в его объятия.
– Все так плохо?
Он гладит по голове, нежно целует в макушку и покачивает из стороны в сторону. А я не плачу, нет. Я не буду плакать!
– Не-а, – все же всхлипнув, бормочу под нос, – просто я не одна из десяти с «хэппи-эндом». Чудес не…
– Не неси ерунду, – перебивает Никита, прижимая крепче. – Сколько раз тебе повторять, чтобы ты поверила? Чудо – это ты.
Эпилог
Рада
Спустя чуть больше, чем четыре года
Я с трудом заставляю себя сосредоточиться. Сегодня такой важный день – и для меня, и для Никиты. Нет, конечно, для Никиты важнее, но я тоже обведу этот день красным в календаре. Потому что сегодня моя практика наконец станет настоящей! Я буду ассистировать самому Айболиту!
Четыре года учебы, очередная успешно закрытая сессия, и вот я здесь: прекрасным летним днем стою рядом с – не побоюсь этого слова – мастером своего дела. Под его чутким руководством в операционном блоке могу взять скальпель и попробовать сделать что-то важное.
Я усердно трудилась, чтобы попасть к Айболиту, как многие зовут Сорокина за глаза. Этот человек творит чудеса и так отчаянно любит все живое! Как, наверное, никто на планете. Каждый день показывает настоящее волшебство в операционных, берется за невозможное, за самые сложные случаи, когда все другие клиники хором предлагают лишь единственный выход – усыпить питомца. К нему даже из-за границы едут, любые деньги дают. Но он никогда не берет больше, чем
