Сьюзен Кэрролл - Ночной скиталец
Когда он вынул великолепный клинок из ножен, сердце девушки упало. Она знала, что последует за этим, и страшилась этого.
Ланс прочистил горло и протянул тяжелый меч Розалин.
— Есть давний обычай: наследник Замка Леджер преподносит своей невесте…
— О, нет, пожалуйста, — сказала Розалин, пятясь назад. — Я не хочу этого.
Казалось, Ланса расстроили слова девушки, но он поторопился заверить ее:
— Я знаю, что ты должна думать, Розалин. Эта проклятая вещь уже подвергла тебя достаточной опасности. Но я дам тебе сундук, в котором всегда запирал меч. И клянусь, ни один вор в мире не осмелится нарушить границы Замка Леджер.
— Я боюсь не этого.
— Тогда чего, любимая?
Любимая? Розалин вздрогнула. Когда Ланс стал называть ее так? Она поспешно сделала еще один шаг назад.
— Я не могу принять меч, потому что знаю, что это должно означать. Твой брат сказал мне.
— Спасибо, Святой Валентин, — пробормотал Ланс. — Как всегда кстати.
Он сделал еще одну попытку подойти, но тут же издал раздраженный возглас, когда Розалин быстро отскочила за пределы его досягаемости.
— Розалин, это еще один чертовски нелепый обычай моей семьи. Это ни черта не значит.
— Нет, значит! Если ты даешь мне этот меч, это значит, что ты вручаешь мне свое сердце и душу навечно. В нашем случае это едва ли приемлемо. Ты должен… должен…
«Должен сделать что?», — подумала Розалин, запнувшись и умолкнув. Сохранить меч и однажды отдать женщине, которую он полюбит, его истинной избранной невесте? Но предполагается, что это она. И теперь, когда Ланс женат на ней, он никогда не сможет вручить этот меч кому-то другому.
Розалин прижала ладонь ко лбу: голова кружилась от расстройства, чувства вины и смущения.
— Пожалуйста, — только и смогла прошептать она.
В течение долгого мгновения Ланс колебался, но затем с тяжелым вздохом опустил меч.
— Очень хорошо, — сказал он. — Не могу сказать, что виню тебя. Если бы кто-то предложил мне сердце и душу, подобные моим, я бы тоже не захотел их.
— О, нет, — в испуге воскликнула Розалин. — Я не имела в виду…
Но Ланс успокоил жену легким прикосновением к ее губам.
— Как обычно, моя дорогая, я просто дразнил тебя.
Тогда почему было что-то печальное и даже немного тоскливое в том, как он убрал меч обратно в ножны? Розалин смотрела на мужа, чувствуя себя намного несчастней, чем прежде, даже не зная, что сказать.
Она вздохнула с облегчением, когда Ланс прервал эту неловкую паузу.
— Я должен оставить тебя, чтобы ты закончила расчесывать волосы, или что ты там делала перед зеркалом. Надеюсь, у тебя есть все, чтобы чувствовать себя уютно?
— Д-да, — Розалин попыталась улыбнуться. — Вы были очень предусмотрительны, сэр.
Странно, но Ланс вздрогнул от этих слов.
— Позже я пришлю слуг, чтобы они унесли из комнаты мои оставшиеся вещи.
— О, нет! В этом нет нужды. В конце концов, раньше это была твоя комната. Я с легкостью могу занять другую.
— Нет. Я уже нашел для себя удобную спальню, наверху в башне. И хочу, чтобы у тебя была эта комната. Ее окна выходят в сад и, кроме того, — Ланс бросил на нее теплый, озорной взгляд из-под густых ресниц, — мне нравится представлять тебя в моей постели.
Розалин залилась горячим румянцем, ее взгляд заметался от него к кровати и обратно, она едва понимала, куда смотрит.
Ланс тихо засмеялся, потянувшись к ее руке.
— Моя милая, ты действительно должна привыкнуть к моим поддразниваниям, иначе…
Он остановился, нахмурившись.
— Бог мой, Розалин. Ты замерзла.
Замерзла? Розалин, казалось, не чувствовала ничего, кроме жара пальцев Ланса, переплетенных с ее.
— Почему ты не позвала свою горничную или кого-то из слуг, чтобы они разожгли здесь огонь? — он легко провел ладонью по ее обнаженной руке, и она неудержимо задрожала от тепла его прикосновения.
— Это все проклятая одежда, — сказал Ланс, нахмурившись. — Совсем не подходящая для свадьбы под дождем. Я должен был найти тебе что-то другое.
Розалин попыталась отстраниться, заверить его, что с ней все в порядке, но, начав дрожать, она не могла остановиться. И причина была не в одежде или в холодной комнате. Причина была в фальши ее фиктивного брака, в том, что разрывало ее надвое: отчаянная любовь к одному мужчине и при этом явное физическое влечение к другому.
Ее горло сжалось, а глаза наполнились слезами. Девушка наклонила голову, не желая выказывать свою слабость перед Лансом. Но было поздно. Он уже увидел. Он смотрел на нее с такой заботой, что это только ухудшало положение.
— Иди сюда, — хрипло прошептал он, притягивая ее к себе.
Розалин неохотно подчинилась, холодная и неподатливая поначалу. Но было невозможно не оттаять в его сильном объятии, в его утешающих руках, притягивающих ее все ближе. Розалин внезапно осознала, как она замерзла, замерзла давным-давно — возможно тогда, когда Артур умер и оставил ее в полном одиночестве.
Конечно, у нее были воспоминания, чтобы согреваться ими, а теперь еще и сэр Ланселот, который обожал ее, любил ее, ласкал ее темным огнем своих легендарных глаз. Но иногда… Розалин осуждала свою слабость… иногда женщина отчаянно нуждается в прикосновении и объятии.
Она прижалась к Лансу, слезы, сдерживаемые ею все утро, струились по его жилету. Он укачивал ее в своих объятиях, шепча бессвязные нежные слова утешения ей на ухо. Эти слова звучали так, как будто он извинялся за что-то, но Розалин не могла сказать, за что именно Ланс просил у нее прощения.
Это едва ли имело значение. Простой звук его голоса успокаивал, и девушка почувствовала, как бремя ее отчаяния начинает уменьшаться. Она сморгнула последние капельки слез, но все еще испытывала странное нежелание покинуть убежище рук Ланса.
— Твое плечо намокло, — сообщила ему Розалин с извиняющимся вздохом, пока пыталась вновь обрести контроль над собой.
— Правда, любимая? Значит, тебе надо немножко пододвинуться. Есть еще одно, сухое, с другой стороны.
Это не было похоже на нежное замечание, которое мог бы сделать сэр Ланселот, но так подходило Лансу, что Розалин рассмеялась против воли и отстранилась.
Руки Ланса все еще обвивали ее талию, он наклонился, чтобы легко коснуться губами ее лба, потом каждого глаза, осушая поцелуями слезы. Розалин не делала попытки уклониться. В конец концов, он просто пытался утешить ее.
Она не могла сказать, в какое мгновение утешение превратилось во что-то большее. Каждое касание его губ становилось все более настойчивым, его руки обнимали ее все крепче. Сердце Розалин пустилось вскачь, но Ланс теперь был ее мужем, напомнила она себе. Он имел право целовать ее, если желал этого.
