Шерли Грау - Стерегущие дом
— Проклятье, — сказал Джон. — Из ума он выжил, что ли.
Я покачала головой.
— Мне кажется, я его понимаю.
— Значит, ты такая же ненормальная, как и он.
— Джон, — сказала я. — В тебе все так запутано и сложно — ты забываешь, что другие люди устроены просто.
— Ни фига себе «просто»… Ну а этот, сынок его? Что я ему сделал? За каким чертом ему понадобилось сюда лезть.
— Это трудно объяснить.
— О чем хоть вы тут толковали, скажи на милость?
— О его жене, ну и вообще.
— Светская беседа за чашкой чая. Тьфу ты!..
— По-моему, он не вполне сознавал, что делает.
— Зато я вполне сознаю, что он наделал, — сказал Джон. — Мне постарались это разъяснить. В этом штате моя песенка спета. В мусорщики и то не изберут, ни единого дела не доверят вести даже бесплатно.
— Куда же ты подашься?
— Домой. На время.
И у меня чуть было не вырвалось: «Твой дом здесь». Но я этого не сказала: я не заблуждалась. Это была бы неправда. Он — Толливер, и его дом в округе Сомерсет, среди родных по крови.
— Ясно, — сказала я.
— Послушай. Может, тебе взять детей и уехать на какое-то время?
Я покачала головой.
Он быстро присел на край кровати.
— Ну хорошо, не хочешь сама, так по крайней мере отправь девочек, — сказал он. — И сейчас же.
— Куда?
Он вытащил из кармана бумажку.
— Вот. Школа в Новом Орлеане. Рэй Уэстбери — я для него кое-что делал, он бывал у нас раза два, ты его знаешь, — у него там дочь.
Я взяла бумажку и бережно подсунула под настольную лампу. На всякий случай придавила сверху пепельницей. В бумажке было что-то утешительное — все же связующая нить…
— Я с ним сегодня говорил, рассказал, что происходит. — Воспоминание об этом, по-видимому, разбередило его, он помолчал, собираясь с мыслями. — Он все устроил… Обеих девочек уже ждут.
— Ты их отвезешь?
Он покачал головой.
— Оливер может отвезти.
Я смахивала пушинки с мягкой, бархатистой поверхности одеяла, прикидывала, соображала.
— Второпях запихнуть в машину, спровадить наспех…
— Им там будет безопасней, — сказал он. — Я ведь о них думаю.
— Да, я знаю. — Он их любил, он старался сделать все, что можно. Я взглянула на бумажку с адресом. — Я их отправлю туда, только не сейчас. Немного погодя.
Он резким, нетерпеливым движением встал на ноги.
— Нельзя допустить, чтобы их выжили отсюда, Джон.
— Так ты отказываешься?
— Да. Мы остаемся.
— О Боже, — сказал он.
— Что, будут беспорядки?
— Откуда я знаю? Я тебе просто высказал свое мнение.
— Уехать, так еще, чего доброго, дом спалят, — сказала я.
— Хоть бы ему сто лет назад сгореть дотла, по крайней мере мои глаза бы его не видели.
— Да, понимаю. Но я все-таки останусь.
— А, черт, — сказал он. И пошел к двери.
— Ты еще вернешься? — спросила я.
— Нет.
Я так и думала.
Он ушел, и все слова, не сказанные нами, остались висеть в воздухе, жужжа мне в уши. Вот и все, подумала я. Вот и все. Я его когда-то любила, а теперь, наверно, нет, потому что смотрю, как он уходит, и мне не очень жаль.
Когда пришли дети, я спросила:
— Вы папу видели?
Они покачали головой. Он не потрудился спуститься на выгон, хотя, должно быть, заметил, как они там упражняются в верховой езде на своих лошадках. Кажется, они не слишком огорчились. Он так мало бывал дома, они уже отвыкли по нему скучать.
После завтрака я отвела старшую в сторону.
— Абби, мне надо с тобой поговорить.
— Я знаю, — серьезно сказала она.
— Кто тебе говорил?
— Оливер.
Понятное дело. Они все это обсуждали там внизу, у коровника.
— Тебе некоторое время придется не ходить в школу, — сказала я. — А там, возможно, подыщем для тебя другую.
— Оливер сказал, нас отсюда выживут.
— Не выживут, а просто вы с Мэри Ли перейдете в другую школу.
— Подумаешь. Я могу и вовсе больше сюда не возвращаться.
— Доченька, это сейчас так кажется. Пройдет время, и ты начнешь судить иначе.
Девочка, подумала я, ты и не представляешь себе, как можно прилепиться сердцем к дому, к земле…
Абби сказала:
— Сегодня у нас никого нет, только Джулия.
— Думают, будут беспорядки, вот и не пришли.
— А они будут, мам?
Не похоже было, что ей страшно, и я сказала правду:
— Я полагаю, да.
— Оливер сказал, что будут.
— Оливер, я вижу, недурно осведомлен.
— Он снял дробовик со стены в чулане.
Я попросила:
— Скажи, чтобы Джулия шла домой. Скажи, я дам ей знать, когда приходить в следующий раз.
Абби побежала выполнять поручение. Я глядела на худые ноги, обтянутые выцветшими синими джинсами, и машинально подумала: надо будет им завести приличные костюмы для верховой езды…
Абби вернулась.
— Ушла. Она так обрадовалась.
— Спасибо, Абби.
— А если начнутся беспорядки, папа приедет?
И оттого, что ей было только тринадцать лет, я солгала:
— Нет, дочка, он не может. Придется нам справляться самим.
— Оливер мне показывал, как целиться из ружья.
Опять Оливер.
— Ты побудь здесь с детьми, Абби. Я схожу с ним поговорю.
Я нашла его у задних ворот, он что-то колдовал над засовом.
— Я не знала, что засов не в порядке.
— В порядке, — сказал он. — Это я так, занятие себе нашел от нечего делать.
— Абби, например, учишь стрелять.
— Может пригодиться, кто знает.
Он был стар — очень стар, я глядела на него и вспоминала, как он возил меня с детьми Бэннистеров гулять на Нортонов бугор. Как сидел во время этих прогулок, ждал нас и вырезал из персиковых косточек диковинных зверьков. Он до сих пор жил все там же, в доме у большого ключа по названию Плакучий родник, а незамужняя сестра его лет пять как умерла.
— Думаешь, будут беспорядки?
Он продолжал возиться с засовом.
— Мы там скотину перевели на восточный выгон.
— Подальше от греха?
— Удобная мишень, — сказал он. — А скотина, она денег стоит.
— Ступай домой, Оливер, и забери пони.
Он словно не слышал.
— На дороге, за бугром, стоят машины, из дома их не видать.
Мне передалось его хладнокровие.
— Что они замышляют?
Он покачал головой.
— Мистер Джон уехал?
— Да.
— Вернется?
— Нет.
Странное дело, мне было совсем не стыдно. Джон меня бросил, и это был просто факт, как появление машин на дороге.
— Значит, останусь я.
— Глупости, Оливер. Если что-нибудь произойдет, негру несдобровать.
Он не поднял головы. Лишь взглянул на меня исподлобья, добрыми карими глазами, ясно и твердо. И я подумала, что ж, самое трудное позади, хуже не будет.