Анджела Дрейк - Дитя любви
— Бедняжка Катриона была очень расстроена, — сказала Изабелла, прилагая отчаянные усилия защитить дочь и успокоить сына. — Эмилио расскажет тебе.
Племянник недовольно скривил лицо.
— Она была пьяна, — напрямик сказал он. — Ждала телефонного звонка какого-то американца. Я это знаю, потому что хотел позвонить, а она завопила, чтобы я не занимал линию. Ей, мол, должны звонить из Нью-Йорка!
— Ох, моя бедная девочка, — скорбно произнесла Изабелла.
— Ха! — фыркнул Эмилио. — Она ждала и все время пила водку. Если бы я столько выпил, рухнул бы на месте. А потом бабушка накричала на нее, и они ужасно поругались.
Рафаэль вздохнул. Он представил себе эту картину.
— Она поднялась в свою комнату и вернулась с письмом. Помахала конвертом у нас перед носом и сказала, что написала это раньше ради шутки, но теперь непременно отправит. Мы и понятия не имели, что там было. Клянусь тебе!
Изабелла закивала головой.
— Это правда. Если бы я знала, попыталась бы остановить ее. Я бы сделала это, Рафаэль…
— Хорошо. Я тебе верю. — Рафаэль легко коснулся плеча матери.
— Как бы там ни было, — с прежним чванством заявил Эмилио, — когда Катриона вернулась, ей наконец позвонили. И она вдруг вся засияла. Пошла наверх, уложила вещи и вызвала такси. С тех пор мы ее не видели.
Рафаэль взглянул на мать.
— Я понимаю, какой это для тебя удар. Мне очень жаль. — Он обнял Изабеллу и на мгновение прижал ее к себе.
— Нет, — устало ответила она. — Я думаю, вдали от этих мест она будет счастливее. Да и для нас так лучше. Я только надеюсь, что у нее хватит ума не возвращаться. — Она вытерла глаза, а затем убрала носовой платок. — Теперь, — заявила она, — самое главное — это найти Алессандру. Рафаэль, вы с Эмилио должны объединиться. Идите и найдите ее.
Она подняла голову. В глазах пожилой женщины блестели слезы и решимость. Она снова стала главой семьи.
Рафаэль и Эмилио определили маршрут и отправились объезжать окрестности. Искать в темноте лошадь с наездником — задача неблагодарная. К рассвету они валились с ног. В конце концов Рафаэль решил обратиться в полицию. Он подвез Эмилио к винодельне и велел ему немного поспать.
Савентоса охватило отчаяние. Он чувствовал себя выброшенным на необитаемый остров, где нет ничего, кроме пустынного моря и мерцающего неба, от которого болят глаза.
Сидя с чашкой крепкого черного кофе и глядя с террасы на дорогу, он представлял себе Алессандру, ее проницательные глаза и красивое, такое дорогое лицо. Мысль о начинавшемся дне была невыносима. Этот день будет очень длинным, пустым и одиноким. Даже в окружении толпы людей.
Рафаэля сморила усталость. Незаметно подкрался сон и поглотил его, как призрак в черном плаще.
Когда он проснулся, вовсю пылало солнце. Рафаэль прикрыл глаза рукой. Все тело горело. Хотелось пить.
В конце аллеи показалось маленькое облачко пыли. Как в пустыне, подумал он. Осень выдалась знойной. Все кругом выжжено и иссушено.
Облако росло. Постепенно внутри него стал обозначаться движущийся силуэт. Рафаэль вгляделся в него и протер глаза, прогоняя остатки сна. Голова фигуры ритмично двигалась вверх и вниз. Это была призрачно-бледная от пыли голова лошади.
Рафаэль поднялся. Сердце его часто забилось. Он узнал и животное, и всадника. Молодая женщина, гибкая и изящная, тело которой двигалось в такт движениям лошади…
Он с криком побежал по аллее ей навстречу.
— Любовь моя! — кричал он, подставляя лицо солнцу. — Моя Алессандра!
— Я виновата, я виновата, — заплакала Алессандра, когда Савентос снял ее со спины Оттавио.
— Ты? — Он не верил своим ушам.
— Я должна была доверять тебе, должна была позволить тебе все объяснить. Понимаешь, я так беспокоилась о своих родителях, а потом…
— Тсс… — Держа в одной руке поводья лошади, другой он притянул к себе лицо Алессандры и жадно поцеловал.
— Это отвратительное письмо написала не твоя любовница? — спросила она.
— Бывшая любовница, — поправил он. — Конечно нет.
— И… и не Изабелла? — Эти слова Рафаэль едва расслышал, потому что Алессандра произнесла их, уткнувшись ему в грудь.
— Нет. — Он коротко рассказал ей о последней интриге Катрионы.
— Слава Богу! — воскликнула Алессандра, несказанно удивив мужа.
— Ты о чем? — Он нежно гладил ее волосы.
— Как бы я смогла научиться любить Изабеллу, если бы это сделала она?
— Научиться любить ее?
— Да. — Лицо Алессандры скривилось. — У меня было время все осмыслить. Я не сумела понять ее, понять то, что она должна была чувствовать, когда я пришла сюда и осталась навсегда. У Катрионы может быть своя жизнь, но твоя мать уже немолода. Она тебя любит и нуждается в тебе.
— Господи, любимая, ты в своем уме? Или путешествие с Оттавио по диким местам превратило тебя в святую?
— Ничего подобного. — Она подняла глаза. — Ты сильно волновался за меня?
— Нет. Ну, не слишком. Я знаю, ты очень стойкая. Но не вздумай убежать снова! — Его черные глаза опасно прищурились. — Однажды я уже предупреждал тебя.
— Не убегу. Просто не смогу.
Они пошли к дому.
— Рафаэль, — тихо сказала она, — кажется, я беременна.
Савентос сбился с шага.
— Да? — спокойно сказал он, ожидая продолжения.
— Я больше не проводила своих химических опытов. Этим невозможно заниматься, когда ездишь верхом по полям и ночуешь в заброшенной конюшне…
— Что? — прервал ее Рафаэль. — Что ты делала? Нет, ты все-таки сумасшедшая. Зачем мне такая вспыльчивая, безрассудная и своевольная жена?
— «Чтоб с обожанием вбивать в нее покорность »[2] . — Ее сердце таяло от любви. — Я уверена, что беременна. Просто знаю. Задержка на три недели, и внутри странное новое ощущение. Я по-другому вижу, по-другому чувствую вкус и запах вещей. Мне не нужен тестер. Все и так ясно.
— Ну-ну, — сказал Рафаэль.
— Думаю, что ты тоже немного рад, — улыбнулась Алессандра, вспоминая его прежние вспышки.
— Чуть-чуть.
Эмилио, вышедший в эту минуту из винодельни, заметил их, сначала остановился как вкопанный, а затем бросился навстречу.
— Слава Богу! — выдохнул он.
— Эмилио, вот теперь я верю, что ты действительно рад мне, — озорно ответила Алессандра.
— Рад, — согласился Эмилио, затем взглянул на Рафаэля и добавил: — Он бы меня убил, если бы ты не вернулась живая и здоровая. — Он с удивлением посмотрел на ее помятую одежду и пыльные сапоги. Кто же в здравом уме отправится в такую жару таскаться по полям, как последний бродяга? Должно быть, она сумасшедшая. Да уж, действительно, дурная голова ногам покоя не дает… — Пойду расскажу бабушке, — наконец сказал он, решив сделать что-то полезное. И уже уходя, проворчал: — Ох, эти женщины!
