Крис Манби - Лиза готова на все
– Эрик специально для вас покупал этот хлеб, – заметила я. – Он сказал, вы предпочитаете зерновой.
– Да, но не с яйцом, – объяснила гостья. – Эти бутерброды надо делать с белым хлебом.
– Понятно.
Я подхватила тарелку и покорно отправилась на кухню.
– Старая карга говорит, что этот хлеб слишком черен, – пожаловалась я холодильнику.
– С кем это ты разговариваешь? – донеслось с противоположного конца дома.
Я отметила про себя, что впредь надо быть начеку – слух у Эльспет значительно лучше, чем я предполагала.
– Ни с кем, – крикнула я, – просто порезалась разделочным ножом!
– Смотри, чтобы кровь не попала на бутерброд! – донеслось в ответ.
И это было только начало. В тот день до самого вечера Эльспет вела себя, как девочка из сказки про трех медведей, только привередничала в два раза больше и не по-детски. Чай оказался слишком горячим. Потом слишком холодным. Потом слишком теплым… В спальне, на которой она наконец остановила свой выбор (и куда я на собственном горбу в очередной раз перетащила ее вещи), гостье сначала показалось слишком темно, потом – после того как я собственноручно отцепила крючок за крючком шторы, оставив только тюль, – слишком светло. Подушки были слишком мягкими, а постель – слишком жесткой.
– Удивляюсь, зачем я вообще приехала? – сказала старуха, в то время как я взбивала ей подушки.
– И зачем? – спросила я не без скрытого ехидства.
– Хотела побыть с сыном, хоть немного. И узнать поближе тебя, – добавила она с удивительно обезоруживающей улыбкой. – Надеюсь, утром я буду чувствовать себя лучше. Трудно приспособиться к жизни в незнакомом доме. Ах, если бы только Эрик был здесь!
Да, хорошо бы, подумала я. Хотя теперь я начала догадываться, почему он свинтил на две недели. Я кивнула, всем своим видом выражая сочувствие Эльспет, – в конце концов, за это мне и платили – и протянула ей стакан воды, теплой, не выше и не ниже тридцати двух градусов, как и было велено. Только потом я смогла наконец отправиться в свою комнату. Я ведь тоже впервые ночевала в этом доме. Ладно, сказала я себе, это ведь только на пару недель. Потом Эрик вернется, а я притворюсь, что мне надо в Англию к родителям. Ну и, в конце концов, я же не бессердечная тварь: сделаю все, что от меня зависит, чтобы скрасить последние недели жизни Эльспет Нордофф.
А в это время, на другом конце города, Брэнди тоже укладывалась спать в незнакомом месте. Ее первая встреча с личным врачом в клинике Святого Экспедитора в Санта-Монике была назначена на следующее утро. А пока что первый же осмотревший ее врач решил, что будет очень хорошо, если ночь перед консультацией она проведет в клинике. Выглядела она действительно ужасно – после посещения бесплатной клиники, где ей грубо вынесли приговор, она ничего не ела и почти не спала.
Но когда Брэнди позвонила мне из клиники, прямо из своей отдельной палаты с видом на океан, ее голос дрожал от возбуждения, и я поняла, что она вняла наконец словам Георгины.
– Я решила, что так просто не сдамся, – радостно сообщила мне Брэнди, – я прямо чувствую, как мне уже становится лучше!
– Возможно, это на самом деле так. Как-никак, ты выбралась наконец из нашего мерзкого дома, а там даже я чувствовала себя больной. Как тебя кормят?
– На ужин дали обалденный салат из морепродуктов, – сказала Брэнди, – давно я не ела с таким удовольствием. А ты как?
– Я съела сэндвич с яйцом и черным хлебом.
– Что-то не очень соблазнительно звучит. Я думала, у Эрика есть собственный повар.
– Есть. Я. А настоящий повар сбежал еще вчера – и правильно сделал.
– А ты сегодня еще не звонила Джо?
– Нет.
– Он привез меня в клинику и сидел здесь со мной, пока его не выгнали, чтобы я могла поспать. Мне показалось, что он не хочет возвращаться домой один.
– С радостью пригласила бы его сюда, но, боюсь, на Эльспет его мини-юбочки произведут слишком сильное впечатление.
– Как она тебе?
– Сложный человек. Знаешь, учитывая, что я вроде как ее будущая невестка, она ведет себя странно. Обращается со мной хуже, чем с прислугой в «Билтморе». Мне приходится все время напоминать себе, что она больна. Представляешь, старуха заставила меня достать градусник и на полном серьезе измерить температуру воды в ее стакане!
– Здесь у меня тоже спросили, какую температуру питьевой воды я предпочитаю.
– В следующий раз спросят, хочешь ли ты, чтобы она была мокрая, – вздохнула я.
– Когда ты сможешь приехать сюда посмотреть, на что уходят деньги, которые ты зарабатываешь с таким трудом?
– Не знаю. Когда Ее Величество соизволит меня отпустить. Она не хочет, чтобы ее оставляли дома одну.
– Ну, она может пообщаться с павлином…
– Павлин! О боже!
Я совершенно забыла про Пикассо. Я не покормила его, а теперь голодная птица, возможно, уже клюет какое-нибудь бесценное полотно в холле!
– Брэнди, я позвоню тебе завтра. Спокойной ночи!
– И тебе.
– Ну, меня в любой момент могут вызвать звонком колокольчика, так что вряд ли мне удастся спокойно поспать.
Мне пришлось вылезти из постели и отправиться на поиски павлина. Я охотилась за ним по всему саду. Эрик предупреждал меня, чтобы я не выпускала Пикассо по ночам – вдруг им решит полакомиться случайно забредший сюда койот? Из всех указаний, которые Эрик давал мне перед отъездом, приказ «беречь павлина» был, возможно, самым важным; непосредственно за ним следовала настоятельная просьба «не дать маме умереть на большом ковре в гостиной от Версаче». Помотавшись с полчаса по саду, я решила, что, вероятно, уже опоздала и бесценная птица давно съедена кровожадным койотом. Или пернатый друг (скорее, недруг) подошел слишком близко к краю скалы и свалился в океан? Стоило мне об этом подумать, как я вдруг осознала, что сама стою почти на самом краю скалы.
– Пикассо! Пикассо! Цып-цып-цып! Смотри, каких зернышек я тебе принесла!
Я принялась шумно трясти коробкой с кормом в надежде, что знакомый звук пробудит птичий аппетит и привлечет внимание. Я не очень хорошо разбиралась в домашних животных. Когда мы с Колином были маленькими, нам не разрешили завести питомца, хотя мы каждый день умоляли родителей подарить нам собаку.
– Вы не будете за ней ухаживать, – говорила мама.
– Будем! Будем! – уверяли мы, но без толку. Мама оставалась непреклонна.
Зато однажды летом мы принесли домой школьного хомячка; нам разрешили взять его к себе на время каникул. Но Колин решил его дрессировать и, насмотревшись цирковых трюков по телевизору, устроил представление. Он раскрыл зонтик и, перевернув, поставил его на пол. Получилось некое подобие центрифуги. Внутрь был запущен хомяк. Он спокойно принялся лазить между спицами, изучая новый ландшафт. Все шло хорошо, пока Колин не раскрутил зонтик изо всех сил. Хомяк, не ожидавший такого стремительного развития событий, не успел даже выпустить коготки, чтобы удержаться за ткань. Не в силах долго противостоять могучей центробежной силе, он вылетел из зонта, пролетел через открытое окно и шмякнулся о клумбу. Впоследствии Колин, разумеется, сказал маме, что это я все придумала. Собаку нам так и не купили.
