Наталья Нестерова - Испекли мы каравай (сборник)
— Лихо, — сказал Борис.
— Сереженька, не бросай, пожалуйста, в нее навоз, — попросила Лена.
Ольга, отбарабанив преамбулу, уже интервьюировала командира омоновцев. Теперь все как завороженные слушали ее и следили за движениями камеры.
— Но до того, как приехали профессионалы, этот прекрасный дом… — Далее в сторону, оператору: — Крупно дом, наезд и откат, — и опять в камеру: — Этот прекрасный дом защищала группа людей, оказавшихся в нем по воле случая.
— О нет! — дружно простонали защитники прекрасного дома и стали оглядываться, куда бы смыться.
Но Ольга уже была рядом:
— Куда вы? Стойте! Так, все вместе развернитесь, Сережу не видно. Где Олег? Первой Татьяна. Говоришь: я поражена случившимся тра-та-та, благодарна всем, кто тра-та-та, ну, у тебя получится. Готова?
— Нет. И я поражена твоим подлым коварством, — сказала Таня. — Что ты устроила? Мало нам сражения, стрельбы? Еще и съемки дурацкие! Ничего говорить не буду! Ты вообще…
— Ой, — перебила Лена, — кто-то еще едет.
Таня проследила за ее взглядом и ахнула. Это была машина Павлика. Как он здесь оказался?
Поскольку кавалькада машин растянулась на добрых полкилометра, Павлик остановился далеко от дома. Но Маришка, кажется, выскочила до торможения.
Она бежала по сугробам (дорогу загораживали автомобили), падала, поднималась, догнавший ее брат тянул за руку — быстрее. Маришка вопила, Павлик ее подгонял, и вместе они составляли пару очумевших молодых людей, несущихся за последним спасением.
— Снимай! — велела Ольга оператору. — Все снимай!
На видео была запечатлена душераздирающая сцена встречи с матерью. Маришка набросилась на Татьяну и принялась охлопывать ее по голове, рукам, бедрам.
— Мамочка! — в три ручья рыдала дочь. — Ты живая? Мамочка, родная моя!
— Мама, тебя не ранили? — топтался вокруг них Павлик.
Дети совершенно не обращали внимания на окружающее, на посторонних людей. Татьяне показалось, что она присутствует на репетиции собственных похорон — столь велики и оголены были эмоции детей.
Таня сгребла в охапку дочь, подождала, пока та перестанет биться, высвободила одну руку и обняла ею сына.
— Тихо, тихо, — уговаривала она детей. — Все хорошо, все в порядке. Я жива. Не ранена. Успокойтесь. Вот так. Хорошо. Слава тебе господи, что вас тут не было. Как вы тут вообще оказались?
— Стас позвонил. — Голос Павлика, уткнувшегося в ее плечо, звучал глухо.
Татьяна с осуждением посмотрела на Стаса.
— Служба, — развел он руками.
— Стоп, — скомандовала Ольга оператору. — Дальше не интересно. Снимаешь крупные планы участников осады, товарищи называется, два слова сказать не хотят. Ничего, я потом закадровый текст наложу. Поехали!
* * *Татьяна напрасно волновалась, что придется кормить целую орду. Олег уехал вместе с ОМОНом давать показания. Ольга умчалась «монтировать сенсационный материал» на телевизионной машине. Предварительно она еще проинтервьюировала местных жителей. Федор Федорович ексель-мокселями свое выступление испортил.
— Ведь это, ексель-моксель, — волновался он, — полнейший беспредел, ексель-моксель. Пацаны, ексель-моксель, сопляки, ексель-моксель…
Ольга сочувственно покивала. Она сочувствовал себе: «ексели» не вырезать при монтаже.
Баба Клавдия ввиду устрашающей кривоты и мычания была абсолютно нетелегеничной. Но и Стеша поначалу не оправдала ожиданий.
— Я давно говорила! Понастроили хоромов. А на какие деньги? Сама видела — в подвале три батона сырокопченой колбасы висят. Это как называется? Настоящий бандитизьм и есть! Конечно, Татьяна женщина неплохая, за коровой и теленком опять-таки ходила. Но может, под дурное влияние попала — не знаю. Деньги — они всякому голову с задницей поменяют.
— Бабушка Стеша, — перебила Ольга. — Вы все говорите правильно, но немножко не то. Вот я вам от нашей телекомпании за участие вручаю сто рублей, а вы скажите следующее…
Перед отъездом, Татьяна в окно видела, Ольга о чем-то долго разговаривала с Борисом. Причем он не ссорился с ней. Напротив, убеждал ее. Убедил настолько, что Ольга вцепилась в его рукав и радостно затрясла. Они достали записные книжки — телефонами обменялись. Ревность — чувство недостойное. Она не имеет права ревновать Бориса. И вообще, он ниже Ольги на десять сантиметров или даже на пятнадцать.
Татьяна с дочерью и Лена хлопотали на кухне. Мужчины работали во дворе: расчистили въезд в гараж, убрали полубочки и доски, вырезали куски фанеры и латали выбитые стекла. Более всего жалко, что пострадал витраж с солнышком.
Они еще не сели обедать, как дети решили серьезно поговорить с Татьяной.
— Ты возвращаешься в Москву! — непререкаемо заявил Павлик. — Все! Без вариантов!
— Но почему? — возражала Татьяна. — Опасность ведь миновала.
— Если ты не поедешь с нами, — заявила Маришка, — то я тоже остаюсь.
— И я, — кивнул сын. — Пусть летит к чертовой бабушке работа, и дома тоже…
— Как ты не понимаешь, что нам страшно за тебя! — убеждала дочь. — Ведь это не навсегда, на время.
— Я не закончила проект Крылова, — искала Таня аргументы.
— Пусть, — отмахнулась Маришка. — Совсем его не делай, черт с ним, переживем. Только поехали домой!
Татьяна видела, что спорить с ними бесполезно. Бедняжки, сколько они пережили. Но надо выторговать условия.
— При условии, что в квартире не будет никаких временных сожителей, — сказала Татьяна.
— Понимаешь, мама, — замялся Павлик, — я хотел тебе сказать… В общем, я собираюсь жениться, и у меня будет ребенок.
Таня рухнула на диван. Ее мальчика окрутили, подловили, в капкан поймали.
— Какой ужас! — Она заломила руки.
— Ну ты даешь! — возмутилась Маришка. — Сама же все время требовала, чтобы мы в ЗАГС отправились.
— Мама, — Павлик присел на корточки перед ней, — мама, Катя очень хорошая, она тебе понравится.
— Чем эта Катя занимается?
— Она совсем еще… словом, молоденькая. В этом, нет, уже в прошлом году школу окончила. В институт провалилась.
— Я не позволю, — Татьяна вскочила, — чтобы девочку превратили в домработницу и няньку! Она должна учиться, получить профессию и быть наравне с вами.
— А кто спорит? — спросила Маришка.
— Никто не спорит, — ответил Павлик.
* * *Несмотря на одержанную победу, настроение у Бориса было прескверное. Почти сутки он сдерживал воинственный пыл «защитников прекрасного дома». Получалось, что они все смелые, бравые, а он трусливый и осторожный. С Сергеем в самые неподходящие моменты несколько раз схлестнулись. Сидят сейчас с Леной, хихикают, коньяк потягивают. Стас тоже хорош. Телевизор смотрит, орехи грызет. Ему в людей пострелять — как в уток. Охотник нашелся. Счастье, что без жертв обошлось, даже без раненых. Как он и хотел. Для их же блага. Противно чувствовать себя мудрым трусом рядом с храбрыми безумцами.
