Меган Харт - Голые
– Лия, это моя подруга Оливия. – Пиппа за руку подвела ко мне другую маленькую девочку.
Они обе внимательно посмотрели на меня. У Лии были длинные темные локоны, большие карие глаза и красивая темная кожа. На девочке красовалось симпатичное платьице, которое, впрочем, уже немного помялось, да и бант на волосах съехал в сторону. Уголки ее рта были перепачканы шоколадом.
– Привет, Лия.
Пиппа многозначительно кивнула:
– У Лии два папы. Как и у меня.
Можно было не сомневаться, что у многих детей, приглашенных на эту вечеринку, тоже было по два папы – или по две мамы. Не уверена, правда, что Пиппа хотела услышать от меня что-то в этом роде. Если вас когда-нибудь ставил в неловкое положение четырехлетний ребенок, вы поймете, что я тогда почувствовала.
– Я росла в животике Ливви, – вдруг вскользь, как ни в чем не бывало, заметила Пиппа.
Ошеломленная, я начала заикаться:
– Кто… кто с-ск-к-казал тебе это?
– Папа Девон показал мне картинку того, как я там сидела.
Я бросила взгляд поперек комнаты, туда, где Девон болтал с двумя другими мужчинами. Стивена в поле зрения не было.
– А твой папа Стивен знает об этом?
Пиппа вскинула обе брови и уперла ручки в свои бедра.
– Еще как! Я не росла в его животе, разве ты не знаешь? Мальчики не рожают детишек, они только отдают эту… как ее… перму!
Лия внимала этим откровениям, удивленно распахнув глаза, и не произносила ни слова. Я же мучительно пыталась вспомнить о фотографиях периода моей беременности. Я фотографировалась совсем мало, и моих снимков у Девона точно не было. Кроме…
– А на что была похожа та картинка, Пиппа?
Но девочка уже отвлеклась, принявшись танцевать и петь под неожиданно вырвавшуюся из колонок песню «Часть твоего мира», которая звучала в мультфильме про Русалочку. Я схватила Пиппу за рукав платья, чтобы снова завладеть ее вниманием.
Существовала только одна фотография, которую она могла видеть, – черно-белый автопортрет с раздутым животом, снимок, который я сделала всего за несколько дней до родов. Тогда я ощущала себя огромной, созревшей, готовой взорваться изнутри. Женственной и дородной. Груди, напоминавшие дыни, покоились на гладком, тугом барабане живота. Пупок стал выпуклым. После рождения дочери мое тело изменилось, причем навсегда. В свое время никто не предупреждал меня об этом.
– Пиппа, милочка, а как ты поняла, что это была я?
– Я видела леди, – сказала она.
– Какую леди?
– Леди на фотографиях, глупенькая. – Пиппа, все еще танцуя, махнула рукой. – Она есть и на некоторых из тех, которые ты сделала сегодня.
И девчушка унеслась прочь, волоча за собой Лию. Я посмотрела вслед дочери, потом приподняла камеру и принялась нажимать на кнопку, рассматривая сделанные за сегодняшний день снимки. Многие из них, снятые в движении, были смазанными, некоторые – не в фокусе. Несколько фотографий Пиппы были четкими, как стеклышко, лишь на заднем плане виднелась какая-то слабая тень, пушинка, которую можно было принять за очертания маячившей за спиной девочки фигуры.
Леди.
Прошло довольно много времени, прежде чем она снова появилась на моих снимках. Улыбаясь, я прижала камеру к себе, прямо к сердцу.
– Привет. Оливия?
Обернувшись, я увидела стоявшего рядом блондина, с которым до этого беседовал Девон.
– Да, привет.
Мужчина протянул руку:
– Чед Кавана. Папа Лии.
– О, очень приятно! Я только что познакомилась с вашей дочерью. Она восхитительна.
Он усмехнулся:
– Знаю. Девон показал нам несколько великолепных фотографий Пиппы, которые вы сделали. Мы с моим партнером, Люком, хотели бы узнать, можно ли договориться с вами, чтобы сделать несколько портретов нашей дочери.
– О, без проблем! Конечно. – Я нащупала в своей сумке визитку и вложила ее в руку нового знакомого. – Девон говорил вам, что я тружусь еще и в «Фото Фолкс»? Так что у меня довольно необычный график работы.
– Ничего страшного. Мы обязательно найдем подходящее время. – Чед посмотрел мимо меня, туда, где Пиппа и Лия забирали куриные палочки у отнюдь не маленькой русалочки-официантки. – Эти двое – такая прекрасная парочка! Я думал, что моя Лия – вылитая принцесса! Но Пиппа… вау!
Я засмеялась:
– А она что, какая-то другая, да?
– Она – красивая маленькая девочка.
Мне оставалось только гадать, знает ли Чед, что я – биологическая мать Пиппы. Я спрашивала себя, стоит ли рассказать об этом, раз он так нахваливает мою родную дочь. Девона это явно не обеспокоило бы. А вот Стивена – да.
– Конечно, она такая, – ответила я.
– Ее портреты, которые вы сделали, выше всяких похвал. Просто изумительно!
Я улыбнулась:
– Спасибо.
– Давно занимаетесь фотографией?
Всю оставшуюся часть вечеринки мы проговорили о фотографии и искусстве, детях и работе. Обсудили жизнь в Центральной Пенсильвании и то, какой необычной она кажется, когда переезжаешь сюда из других мест. Чед вырос поблизости, но долгие годы жил в Калифорнии. А я была родом из пригорода Филли.
– Какая красивая цепочка, – заметил Чед через некоторое время, когда мы наблюдали, как дети собираются вокруг, чтобы разбить пиньяту.
Я приподняла камеру, чтобы навести на фокус.
– Спасибо. Эту цепочку подарила мне мать.
– Вы – иудейка?
Вспышка. Щелчок. Я прижала камеру к лицу.
– Гм…
Он засмеялся:
– Моя сестра – иудейка. Именно поэтому я и спросил.
Я сфотографировала маленького мальчика в галстуке-бабочке, который попытался ударить по пиньяте в форме морской звезды так сильно, как только мог. На фигуре даже вмятины не осталось. Я взглянула на Чеда.
– Ваша сестра? Но не вы?
– Она обратилась в иудаизм незадолго до замужества.
– А!
– Простите, это не мое дело. Просто она необычная. Эта цепочка с кулоном, я имею в виду… Довольно эффектная.
Я коснулась украшения на своей шее и на мгновение опустила камеру.
– Благодарю вас. Это был один из тех подарков, что заставил меня сказать «Какого черта?!», но потом я все-таки стала его носить.
– У меня есть несколько свитеров из той же серии.
Мы рассмеялись. Я сделала еще несколько снимков детей, потом запечатлела, как Девон, разочарованный неудавшейся расправой над пиньятой, вытащил пригоршню лент жевательной карамели из задней части морской звезды и раздал угощение каждому ребенку. Потом уже все маленькие гости принялись вытягивать сладости из пиньяты. Я подумала, что дети и без того сегодня наелись сладкого, но, с другой стороны, не мне ведь пришлось бы разбираться с их зубной болью позже…
– Так что… ваша мать – иудейка, а вы – нет?
Я отвернулась от сладкого беспредела.
– Это долгая история, но – да. Что-то вроде этого. Не могу точно объяснить.
