Бурбон и секреты - Виктория Уайлдер

— Это гостевая спальня. Но это моя комната. Я больше не пользуюсь главной... — И когда я это говорю, понимаю, сколько сплетен она слышала, но она понятия не имеет, что произошло в ночь, когда умерла Оливия, или о разговоре, который я вел перед тем, как столкнулся с ней на краю кукурузного поля.

Глава 29

Фэй

Он вглядывается в мое лицо. Самое большее, что я знаю, — это то, что Оливия умерла в ту же ночь, когда я целовала и шантажировала его. Это было единственное, о чем говорил Фиаско в последующие дни после того, как я похоронила тело, — Оливия Фокс, скончавшаяся на своей кухне от аневризмы головного мозга. Она была слишком молода, слишком полна жизни, и это случилось без предупреждения. Именно такой мне всегда казалась смерть.

Я ненавижу ту ночь по многим причинам, но еще больше ненавижу за то, как сильно она ранила его.

— Знаешь, когда я впервые увидел тебя, ты уничтожала персик, — говорит он, проводя пальцами по лицу, чтобы показать, что именно он имеет в виду под уничтожением.

Я фыркаю от смеха и устраиваюсь рядом с ним.

— Тебе либо было наплевать, либо это было настолько хорошо. И я помню, как подумал, что хочу быть таким же. Перепачканным и не заботящимся о чистоте... Не пойми меня неправильно. В моих мыслях не было ничего непристойного или сексуального. Я просто был впечатлен. — Он протягивает руку и проводит пальцем по костяшкам моей ладони. Простое прикосновение в месте, которое не должно иметь значения, но его мягкость заставляет меня снова хотеть его. — Это был первый летний фермерский рынок, за несколько недель до того, как я столкнулся с тобой на кукурузном поле.

— Я помню тот фермерский рынок. — Я нежно улыбаюсь. — И те персики. Это было за пару недель до моего возвращения домой из Франкфорта. Я приехала, чтобы отпраздновать двадцатилетие Мэгги. Мы уничтожили персиковый коблер22, который моя мама приготовила из этих персиков. А потом заснули на веранде после слишком большого количества выпитых шотов.

Его улыбка не достигает глаз и не вызывает ямочки на щеках.

— Моя жизнь тогда казалась очень... — Он смотрит на круги, которые продолжает выводить на моей коже. — Все было не так уж плохо. Просто я никогда ни в чем не терпел неудач, особенно в том, что обещал сделать.

Я придвигаюсь ближе, но ему этого недостаточно, поэтому он подхватывает меня за бедра и укладывает на себя. Между нами воцаряется тишина.

— Что ты обещал? — спрашиваю я. Когда я провожу пальцами по его волосам, его глаза закрываются.

— Что я буду любить свою жену. Несмотря ни на что. Буду любить. А я этого не сделал. По крайней мере, недостаточно хорошо.

Я хмурюсь.

— Она спала с кем-то другим, — признается он, и мои пальцы замирают. — Может, и не с одним, она не уточнила. Только то, что она собирается жить дальше. И это означало, что без меня.

Я не ожидала, что он скажет такое. Любой, кто знал Линкольна и Оливию Фокс, сказал бы, что они были влюблены и счастливы.

Его глаза встречаются с моими, полными печали, и он подталкивает мою руку, чтобы я продолжила делать то, что делала. Когда я понимаю, что его это успокаивает, что-то в этом успокаивает и меня.

— Мы мало говорили друг с другом. Очень. После рождения Ларк мне казалось, что она меня ненавидит. Ни один из нас не делал ничего правильно, по мнению другого. Бывали моменты, когда мы были счастливы, но... — Покачав головой, он продолжает рисовать на верхней части моей руки и вокруг запястья. — Я думал, что это просто тяжелый период. Что нам нужно преодолеть это. Но я отдалился. Задерживался на работе. Наши отношения не стали для меня приоритетом. Я делал то, что у меня получалось — производил бурбон, был отцом, развивал наш бизнес. Но, оглядываясь назад, могу сказать, что это был неправильный выбор. Она сказала: «Все кончено. Нас больше нет. И у меня нет желания что-то исправлять. Я перестала любить тебя давным-давно.». Я никогда этого не забуду, потому что это были последние слова, которые она мне сказала.

Я приподнимаю его подбородок, чтобы он посмотрел на меня, сердце колотится где-то в горле.

— Линкольн, мне так жаль. Я не знала.

— Никто не знает, кроме Хэдли, а теперь тебя. — Он втягивает воздух. — Мне казалось неправильным сообщать об этом всему миру, когда она неожиданно умерла. Она была так молода, и меня терзает мысль, что она ушла из этого мира недовольной своей жизнью. Я ненавижу это. Но я был чертовски зол на нее и на себя за то, что мне пришлось притворяться горюющим любящим мужем. Но это было не так, я все еще злился на нее. И я ненавижу, что моим девочкам приходится скучать по ней.

— Если бы я знала...

Но он прерывает меня:

— Мне чертовски не понравилось, что ты шантажировала меня той ночью, поставив в еще одну безвыходную ситуацию. — Ему на глаза наворачиваются слезы, которые он смаргивает. — Между нами все было кончено — она хотела полного разрыва, а потом умерла. И я долгое время был парализован тем, что это значит.

Я прижимаюсь к нему чуть крепче.

— Мне так жаль.

Он тянется ко мне, когда говорит:

— Я не могу больше терять людей, Фэй. Женщины не выживают, полюбив кого-то из нас. Грант потерял дочь Дела, Фиону, Гриз потерял мою бабушку, потом Шелби. Эйс и близко не подойдет к отношениям, случайным или каким-либо еще.…

— Грант и Лейни? — спрашиваю я.

— Я боюсь, что однажды мне позвонят и скажут, что ее тоже больше нет. — Он проводит рукой по волосам, резко выдыхая. — И я чувствую себя лицемером, потому что сказал своему брату перестать сдерживаться, но теперь, когда я нашел... — Его глаза встречаются с моими, и я понимаю, о чем он думает.

— Не поступай так с собой, — говорю я, останавливая его. — Ты много значишь для стольких людей. Отец, внук, брат, друг — и это только твой близкий круг. Есть много мест, где тебе нужно проявлять себя и быть сильным. Я всю жизнь стараюсь быть такой. Я прикладываю усилия каждый день. А ты делаешь это легко и непринужденно. — Я провожу пальцами по линии роста его волос и спускаюсь к затылку. — Нет ничего лицемерного в том, чтобы любить людей, которые окружают тебя. Можно беспокоиться о