Сердце Гудвина - Ида Мартин
– Ваш драгоценный Иван Сергеевич чуть было меня не убил. И это не метафора! Он меня ударил и не давал выйти из квартиры.
– Эй, – окликнул всех Мартов. Он стоял у окна и, опершись о подоконник, смотрел вниз. – Там полиция. Похоже, Степа все же вызвал службу спасения!
Все бросились к окну. На пешеходной дорожке возле входа действительно стояли две полицейские машины. Из одной выскочили трое с автоматами и быстро вошли в школу, еще двое без оружия остались на улице. Один из них говорил по телефону.
– Вот ты и допрыгалась, Михайлова, – без особой радости сказал Оболенцев. – Что собираешься делать?
– Нам ничего не будет, – с уверенностью сказала Жанна. – Пейнтбольные маркеры разрешены. Это спортивный инвентарь.
– Угу, – буркнул Росс. – Ножи тоже столовые приборы.
– Жанна, открой дверь, и уходите, пока они сюда не поднялись, – по-деловому сказал Мартов, – мы что-нибудь придумаем.
– В смысле? – удивился Тим. – Чего нам придумывать, если мы заложники?
Кирилл решительно шагнул ко мне.
– Дай ружье!
Воспользовавшись моим промедлением, он взялся левой рукой за ствол маркера.
– Давай же!
Растерявшись, я ослабила хватку, и в ту же секунду ружье оказалось у него.
– А теперь быстро сваливайте.
Жанна колебалась.
– Вы все равно уже ничего не запишете! – с нажимом сказал он. – Просто, если останетесь, то остаток дня проведете в участке.
– А с какой стати ты их отпускаешь? – возмутился Степа. – Пусть прокатятся в отделение. Посидят, подумают, стоило ли все это затевать.
– Алис, – Мартов понизил голос, – иди! Если что, я скажу, что это я стрелял.
– Серьезно? – за моей спиной уже стоял Кеша. – И какой же рукой ты стрелял?
– Тебе-то что? – зло рявкнул на него Кирилл.
– Потрясающий акт благородства.
– Ну куда уж мне до самопожертвования в виде прогула экзамена.
– Моя жертва хотя бы имела смысл. – Ершов кивнул ему на гипс. – А твоя – тупость.
Кеша взял меня за руку, притянул к себе и, крепко обхватив за талию, демонстративно впился в губы, вынуждая ответить на поцелуй.
Длилось это несколько секунд, но меня буквально обдало жаром исходящего от Мартова гнева. Послышался стук упавшего на пол ружья. Я оттолкнула Ершова. Кирилл удалялся в сторону двери, которую, несмотря на протесты Ксюши и Оболенцева, Жанна все же открыла.
– Ты, Иннокентий, кое в чем просчитался, – сказала я, отходя от Ершова подальше. – Никакие несчастные мальчики или плохие парни не в состоянии соперничать с надежным другом.
– Что ты хочешь этим сказать? – наклонив голову вперед, он смотрел на меня из-под челки.
– Больше у нас с тобой ничего не будет.
– Но я же люблю тебя!
– А я холодная и расчетливая, и мне все равно.
– Я этого не говорил. И не считаю так!
– Прости, что не могу любить тебя так, как ты меня. Я вообще плохо умею любить, а после вашей выходки и желания никакого нет. Но зато я умею дружить и нуждаюсь в этом намного сильнее, чем в сексе с тобой. Тем более мне и сравнивать-то не с чем.
Торопливо договорив, я поспешила за вышедшим из класса Мартовым, но успела только пробраться через стулья среднего ряда, как Ершов окликнул.
– Эй!
Остановившись, я обернулась. В руках у него был маркер, а на губах злая издевательская улыбка.
– Так не доставайся же ты никому! – вдогонку к цитате Островского, Ершов выпустил мне в живот очередь шариков.
Глава 44
Я узнала, что полиция приехала не за нами, только когда Мартов, в сопровождении Ксюши и Жанны, принес меня домой. К счастью, родителей дома не было, только Рома, который понятия не имел, куда мы все запропастились с самого утра.
Больше всего я хотела попасть в ванну, чтобы отмыться от залившей меня целиком ярко-красной, как мое платье, краски, но дышать и одновременно двигаться было все еще очень больно, поэтому Кирилл просто положил меня на кровать и ушел к Роме рассказывать о том, что произошло в школе. А девчонки помогли мне переодеться.
– Не могу поверить, что это правда! – Жанна уже умылась, и ее щеки и нос блестели, как отполированные.
Она испачкалась меньше всех, только руки, лицо и на волосах осталась пара желтых капель.
– А я могу, – Ксюша была не такая «красивая», как я, но зеленые брызги, словно последствия ветрянки, покрывали ее всю целиком. – Раз Алиса сказала, что он маньяк, значит, маньяк. Она такое за километр чувствует.
– Какое такое?
– Вообще все чувствует. Любое. Потом сама узнаешь.
– Кто маньяк? – на выдохе проговорила я.
– Ты не слышала? – удивилась Ксюша. – Пока шли от школы, только про это и говорили.
– Не слышала, – призналась я.
– Сознание потеряла? – забеспокоилась Носова.
– Нет, просто уши заложило, – неопределенно ответила я, потому что всю дорогу, держась за шею Мартова, я прислушивалась к себе, недоумевая от того, что мне потребовалось столько много времени и ошибок, чтобы понять, как я к нему отношусь на самом деле.
Просто дружить я умела лучше, чем любить, и даже когда Ксюша избавила меня от глупой клятвы, никак не могла освободиться от нее. Да и Кирилл, напирая своим вниманием и признаниями, этому мало способствовал. Где уж тут разобраться в себе? Но теперь… теперь все изменилось, и мои чувства к нему стали совсем другими. Вкус его поцелуев и то, как сидит на нем футболка, и даже то, что он нашел Фламинго и спас котенка, стало не таким важным, как его несокрушимая преданность. Он единственный, кто не обвинял меня ни в чем и не собирался заставлять страдать. И пускай ему не нравилось красное платье и он контролировал переписку Гудвина, делал это Кирилл, чтобы защитить меня. Мартов никогда не домогался меня, хотя и считал, что я создана для любви, и был со мной честен, зная, что в его интересах выгоднее подыграть, как это сделал Ершов.
До самого дома, прижимаясь к плечу Мартова и стараясь глубоко не дышать, потому что каждый вздох приносил мучительную боль, я принюхивалась к запаху «Пако Рабана» и до заложенности ушей тонула в старых новых чувствах.
– Алис, ну ты чего? – собрав с пола мою грязную одежду, Ксюша выпрямилась. – Самое главное ты и прослушала. Полиция арестовала Аксенова!
– Как? За что? – Я так резко села, что немедленно со стоном согнулась пополам.
– Они считают, что он убил свою жену, – почти шепотом проговорила Носова, – нашли ее тело.
– Расчлененное, прикинь! – с горящими глазами добавила Ксюша.
Отчего-то ни капли не удивившись, я снова попыталась сесть.
– Я знаю где. В Кратове. В черных мешках.
– Этого нам не сказали, – Ксюша понесла вещи в ванную, а Носова опустилась на край моей кровати.
– Как так может быть, Алис? Иван Сергеевич такой хороший человек. Он столько души в нас вкладывал. Всем помогал и переживал за каждого.
– Он плохой человек – пытался через вас реализовать собственную несостоятельность. Как тот хозяин, который заводит больших злобных собак и натравливает их на других ради самоутверждения. Помнишь, на последнем звонке он говорил про когти и клыки?
Жанна с потерянным видом покачала головой.
– Ты не слышала, как он предъявлял мне за то, что я угроза для его «блестящих» мальчиков! И я клянусь, он убил бы меня, как и свою жену, которую задушил поясом от домашнего халата.
– Откуда ты знаешь? – ахнула Жанна. – Это он тебе рассказал?
– Просто знаю – и все. Не важно. – Я снова откинулась на подушку. – Все-таки полиция находит преступников. Это круто. Когда окончу универ, буду расследовать преступления. Пусть Кирилл и не верит, что я смогу. Но у меня есть способность, какой нет у других. Научусь ею пользоваться и стану, как те колдуны в «Битве экстрасенсов», ходить, водить руками и рассказывать, где и как было совершено преступление.
– Ничего себе! – Рот Жанны приоткрылся.
Я засмеялась и сразу застонала.
– Ладно. Шучу.
В дверях тихо появился Мартов.
– Жан, там Рома просит зайти. Волнуется, что тебе влетит от дедушки за разнос в классе.
– Влетит, – подтвердила она, – но я это переживу. Завтра схожу и все вымою.
– Я тебе помогу, – предложила я.
– Это вряд ли! – Носова поморщилась. – Завтра ты до туалета в лучшем случае доползешь. Но через три дня все будет нормально. Когда у тебя следующий экзамен?
– Во вторник.
– Ну… – Она махнула рукой. – Заживет сто раз.
– А что мне родителям сказать?
– Скажи, на роликах каталась и налетела животом на строительное заграждение. У меня такое реально было. Животом
