Солнце мое - Владимир Олегович Войлошников
— Вот именно — «что с ним»? С ним — вы. Вы хоть знаете, какие у него из-за вас неприятности?
Тут я снова подумала, что тётка, верно, сумасшедшая, а имя Вовкино она случайно угадала. Какие у него из-за меня могут быть неприятности? Чушь собачья.
— М-м-нэ! Не верите! — горько покачала головой тётка. — А вы у него самого спроси́те. Парень поступил, военным собирался стать. Оружейником! Ему ведь уже и место было приготовлено. Хорошее! Вы хоть знаете, что он на дочери генерала собирался жениться? Гулял с ней…
В животе у меня образовался не просто холод, а здоровенный ледяной булдыган. Всегда так, когда я психую. Неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы Вовкин возмущённый голос не спросил?
— Тётя Лена⁈
— Здравствуй, Володя, — скомканно поздоровалась та и торопливо удалилась.
Меня затрясло так, что аж зубы застучали. Не от холода. От нервов. Да, такая вот дебильная психическая реакция — последний раз подобное летом было, когда на меня в лесу те насильники напали…
Вовка схватил меня за руку через ограду.
Да я, собственно, и не собиралась убегать! Ха! С воплями бежать куда глаза глядят — это вообще не про меня! Мне сейчас важно было выяснить: что это за пурга вообще и какова роль в происходящем бедненькой, чтоб её сплющило, генеральской дочки?
— Что она тебе наговорила⁈ — прорычал Вовка.
— Ну… — я постаралась перестать трястись, — жаловалась на твою несчастную судьбу, которую я, оказывается, поломала. Свадьбу вот тебе с генеральской дочкой расстроила…
Вовка зарычал и заскрипел зубами так страшно, что у меня аж в ушах защекотало.
— Ой-й-й-й, перестань! — я тряхнула его за руку. — Объясни мне всё нормально, иначе я прямо щас, под этим вот забором, помру! Это кто была? Да не скрипи зубами-то!
— Это моя тётка. Тётя Лена, — фу, блин, какой он страшный был, если б не была знакома — ни за что бы не подошла! Впору картину про превращение в оборотня рисовать, как раз перед трансформацией.
— Которая отцова сестра? — я спросила по большей части, чтоб он начал говорить. И дышать.
— Да. Дядька, муж её, в ИВВАИУ служит.
— Помню, ты рассказывал. Бабушка с дедом пивоварихинские — это её родители?
— Да.
— А что за генеральская дочка? Не рычи только, просто объясни.
Вовка выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— В прошлом году вот эта тётя Лена со своей подружкой решили, что есть шикарный вариант породниться.
— А подружка — это генеральская жена?
— Да.
— Великолепно. Ну и как?
— Да как… Предложили с этой девчонкой познакомиться. Познакомился. Погуляли раз.
Н-да, а теперь, следуя логике Фаины Раневской, «вы проехали со мной в лифте и, как порядочный человек, должны сделать мне предложение»…
— И бабушка, я так понимаю, тоже в курсе этого плана.
— Ещё бы!
Случай запущенный, понятное дело. Судя по тёткиным словам про карьеру, они давно всё за «глупого мальчика» просчитали.
— А тебе, поди, говорят, что ты ничего в жизни не понимаешь?
Нет, вы не подумайте — я не из личного опыта. Была у нас у одного одноклассника такая матушка. «Папа порешает, а ты ничего не понимаешь» — папа же начальник, приготовил место, даром что парень совсем другую профессию хотел. И пилить она его могла часами…
— По четыре часа — слабо? — словно продолжая мои мысли, ответил Вовка. — С вариациями.
Бедный мой парень…
— Слушай, а может, она беременна?
Вовка посмотрел на меня так…
— Да мы с ней даже не целовались!
— А может не от тебя, а сказала, что от тебя? Мало ли.
Он покачал головой и сжал мою ладонь:
— Ты завтра дома будешь?
— Завтра? А завтра же суббота?
— М-гм.
— Буду.
Я думала, он мне позвонить собирается.
— Я приду.
— Так тебя же не отпускают? — я что-то аж испугалась.
— Отпустят. Я приду.
Утром он пришёл как ни в чём ни бывало, принёс тортик, шутил с бабушкой, потихоньку смирившейся с тем, что молодёжь стала жить «не регистрированно». И как-то он глядел странно — я даже и расспрашивать его опасалась. Гадала про себя: может он достучался каким-то образом до своих странных родственников, и они, наконец, от него коллективно отстали? Для меня вообще вся эта картинка представлялась совершенно дикой. То есть, вот эти тётки, бабушка и тётушка в содружестве с тёткиной подружкой (по счастливому стечению обстоятельств генеральской женой) так здорово всё придумали, что когда парень отказался чётко следовать их плану, они нашли силы и средства влияния… чтобы что?
Заставить его сделать как им хочется?
И если в один прекрасный день он вдруг скажет: «Ну ладно, ладно, достали вы меня! Женюсь, на кого вы там пальцем тычете…» — жизнь его мгновенно окрасится в райские цвета?
Это так они себе всеобщее взаимное счастье представляли?
Бред выше моего понимания вообще.
Одним словом, ничего я выспрашивать не стала. Надо будет — сам расскажет.
А Вовка ничего рассказывать не стал, а вместо этого предложил сходить погулять. Мы сделали бутербродов, чаю в термосе и пошли в лес — за Юбилейным сразу начинается, минут десять от силы до лесничества. Погода по сибирским меркам стояла совсем тёплая — градусов пятнадцать. Солнышко. Лес весь белый-кружевной, красота!
Вовка вёл меня и вёл, пока натоптанные тропинки не сузились до еле заметных стёжек, потом свернул сквозь полосу ельника — и вышли мы на маленькую полянку. Тишина стояла — только дятел долбил да иногда снег с веток падал. Вот тут Вова развёл костёр, устроил на поваленном дереве наши сидушки из кусков туристического каремата, и начали мы чай пить с бутерами.
Сидели, негромко разговаривали. Вовка мне всякие истории рассказывал из своей железногорской охотничьей и просто лесной жизни. Шрамы от медвежьего удара на руке показывал. Вот они там отморозки, блин.
А когда тени на снегу стали синими, мы затушили костёр и пошли домой.
Легли мы рано. А уснули поздно.
Уже проваливаясь в сон, я почувствовала, как он крупно вздрогнул. Спросила:
— Ты чего?
Он ответил, словно просыпаясь через силу:
— Извини. Уже летел. Штопором. Там, когда… падаешь… главное — помнить: это не ты кружишься. Это Земля вокруг тебя кружится. Тогда не замутит, — и уснул.
И я поняла, что в этом сне он опять
