Дик Портер - Преданное сердце
Хлопкорота я ненавидел отчаянно, но в то же время чувствовал к нему некоторую признательность. До его прихода я с трудом представлял себе, как расстанусь с Берлином, но теперь точно знал, что просто радостно щелкну каблуками, когда увижу Хлопкорота в последний раз. Он сумел превратить нашу славную обитель в какой-то сумасшедший дом, благодаря чему предстоящее расставание казалось даже немного приятным. Справедливости ради надо признать, что ни Хлопкорот, ни эта бригада клоунов в составе Олсона, Биндера и Линдера не были единственными, из-за кого хотелось уехать. С Эрикой стало очень трудно общаться. И дело было не в том, что не сработал хитрый план, задуманный мной на проводах Вильямса: он-то как раз превзошел самые смелые мои ожидания. Как я и предполагал, предложение повременить со свадьбой Эрику в первое мгновение ошеломило.
— Хэмилтон, — сказала она, — пожалуйста, не надо ничего от меня скрывать. Ты просто передумал. Ты не хочешь на мне жениться. Не надо играть в игры.
Именно это я и ожидал от нее услышать.
— Эрика, милая, — ответил я, — пойми же, это не я придумал отложить свадьбу. Это родители хотят, чтобы она состоялась в Нашвилле. Они уже пригласили и мэра, и губернатора, и вообще, наша свадьба должна стать свадьбой года. Им будет страшно неловко, если мы вдруг заявимся уже женатыми и все придется отменять.
— Но ведь никто их об этом не просил.
— Разумеется, но таково их желание.
— Мне кажется, что ты все это выдумал.
— Ну, если ты не веришь мне, то, может быть, поверишь маме?
С этими словами я вытащил из кармана письмо, которое сам только что отстукал на машинке, изобразив в конце мамину подпись. По счастливой случайности в нашем доме нашлась машинка, шрифт на которой был совершенно такой же, как на маминой, поэтому можно было воспользоваться маминым конвертом. Я протянул Эрике конверт вместе с письмом.
— Но ведь оно адресовано тебе, — сказала Эрика. Эрика вздохнула, взяла письмо и начала читать. Первые несколько абзацев я предоставил маме для всяких слов о том, что ей с отцом будет страшно интересно познакомиться с Эрикой. Затем следовало детальное описание того, как идет подготовка к знаменательному дню 25 июля. С церковью и с клубом уже договорились. Приглашений, разумеется, еще не высылали, но она недавно виделась с мэром и с губернатором и попросила их не занимать делами торжественный вечер. (И к мэру Уэсту, и к губернатору Клементу в нашей семье относились довольно прохладно, но, будучи старыми знакомыми отца, они все-таки могли прийти на свадьбу. Во всяком случае, я посчитал, что в Германии их должности должны произвести впечатление.) Кроме того, они договорились насчет оркестра, официантов и автомобильной стоянки. Впечатление было такое, будто на свадьбу соберется весь город. Знакомые тоже не сидели в стороне, и мама перечислила всех, кто приглашал нас в гости — и на торжественные приемы, и на кофе, и на обеды, и на коктейли. Печатая все это, я не испытывал никаких угрызений совести. Чем больше я фантазировал, тем более правдоподобным мне казалось, что, поскольку Эрика не беременна, именно это нас и ждет. Я пошел навстречу родителям — не женился в Германии. Теперь они, конечно, тоже пойдут мне навстречу — и они, и все наши знакомые. Я не врал, я просто предвидел события. Кончив читать, Эрика еще раз просмотрела письмо. Истинное положение вещей постепенно доходило до нее. Отказаться устроить свадьбу в Нашвилле, когда проведена такая подготовка, было бы примерно тем же, что отказаться от высадки в Нормандии. Эрика выглядела грустной, но сквозь эту грусть пробивался лучик надежды.
— Сколько же им пришлось взвалить на себя хлопот! — сказала она.
— Ну, для них это приятные хлопоты, — ответил я. — Им очень хочется, чтобы ты почувствовала, как тебе рады.
— Но они так мало обо мне знают.
— Да что ты, я им столько про тебя написал!
— А в чем я буду ходить на все эти приемы? У меня же ничего нет.
— Кое-что купим здесь, а когда приедешь в Нашвилл, первым делом пойдем по магазинам.
— Званые вечера, гости — со мной такого еще не бывало.
— Тебе точно понравится.
— Будем надеяться. Но я боюсь.
Отец и брат Эрики тоже были неприятно поражены известием о переносе нашей свадьбы и тоже успокоились только тогда, когда узнали, какая к ней ведется подготовка. Я сфотографировал всех троих, чтобы потом показать карточки дома, и попросил родителей прислать свои фотографии. Через пару недель пришла пачка цветных снимков, на которых были изображены и мама, и папа, и наш дом, и виды Нашвилла — и все это выглядело солидно и богато. Было видно, что на членов семьи Райхенау фотографии произвели должное впечатление — во всяком случае, смотрели они на них широко раскрыв глаза. Особняки с колоннами и лужайками напомнили им фильм "Унесенные ветром", а клуб "Бэл Мид" поразил их своими размерами — неужели для нашей свадьбы снимут его целиком? Даже здание нашей церкви им понравилось, потому что в нем ощущался готический дух. Я попросил всех троих написать письма моим родителям и вызвался отправить их по армейской почте. Письма эти я продержал у себя недели полторы, после чего напечатал ответы на той самой машинке, которая была похожа на мамину. К лету между семейством Райхенау и родителями установились самые приятельские отношения.
Я совершенно не думал, что занимаюсь обманом: ведь в письмах, написанных мною якобы от имени родителей, говорилось то же, что — я ни минуты в этом не сомневался — родители сами бы написали, если бы знали столько, сколько знал я. Сразу по приезде домой я все им объясню, и они еще скажут мне спасибо. А раз родители будут на моей стороне, то и Симс Колдуэлл сдержит свое слово насчет работы. Со временем и Сара Луиза бросит обижаться, и все мы заживем в мире и согласии. Я даже представил себе, как Сара Луиза подружится с Эрикой, как они вместе будут ходить по магазинам и вести между собой всякие женские беседы.
Однажды в субботу, купив Эрике три платья на Курфюрстендамм, я повел ее в отделение "Пан Американ", где заказал ей билет на самолет. На это дело у меня было отложено пятьсот долларов, и на оставшуюся сумму Эрика открыла в банке собственный счет на случай непредвиденных расходов. Насколько она раньше была подавленной, настолько теперь выглядела возбужденной. Фотографии, присланные из дома, она помнила до малейших подробностей, а о моих родителях и знакомых говорила так, будто знала их долгие годы. Она даже откопала в библиотеке какую-то книгу про штат Теннесси и, прочитав ее, стала таким специалистом, что мне даже и не снилось.
О майоре Холлоране, известном также под именем Майк, уже давно ничего не было слышно, и я как-то спросил о нем Эрику. Я полагал, что эта фигура выпала из нашей жизни.