Кэти Хикман - Гарем
Но большую часть своего времени Элизабет занималась и читала, полностью погрузившись в работу, даже не имея времени на воспоминания о родине. В ее снах, когда она видела их, не появлялись ни Мариус, ни незнакомец из Мальтийского павильона. Но часто посещали ее видения моря, тонущего корабля и образ Селии Лампри, погибшей любви Пола Пиндара.
Однажды утром, спускаясь к завтраку, она услышала знакомый голос, выпевавший ее имя:
— Э-э-эли-и-забет!
— Хаддба, доброе утро!
— У меня есть для вас кое-что интересное на сегодня. — Хозяйка пансиона появилась одетой в свое обычное черное платье, но в сумраке утра в ее ушах сверкали, колыхаясь, тяжелые золотые подвески — Вы не очень заняты сегодня, моя дорогая? — спросила она и окинула девушку своим пронзительным взглядом.
Но та мыслями была очень далека от любезных забот этой женщины и потому лишь неловко улыбнулась, подумав про себя, что Хаддба придерживается четко выраженного принципа невмешательства по отношению к трудовой жизни.
— Вы намерены удивить меня каким-то сюрпризом?
— Видите ли, я думаю об этом довольно давно. И решила, что нынешний день замечательно подходит для небольшого путешествия по Босфору. Лодочная прогулка, понимаете, моя дорогая?
— Кататься на лодке? Сегодня?
Элизабет понадеялась, что не выдала своего явного нежелания участвовать в подобном мероприятии.
— Ну конечно же сегодня. Вы слишком много работаете. Посмотрите на себя, какая вы бледненькая. — Она протянула руку и слегка ущипнула девушку за щеку. — Нынешняя молодежь, особенно девушки, совсем разучились за собой ухаживать. Вы, голубушка, нуждаетесь в свежем воздухе, он будет так полезен для вашего цвета лица…
— На этой лодке я могу добраться до университета?
— Университета? — Хаддба тоном постаралась дать понять, что в жизни своей не слыхала более нелепого предположения. — Не всему можно научиться из книг, моя дорогая. Нет-нет, никаких университетов. Я попросила моего племянника устроить для вас посещение одного из йали.[54] Это такие павильоны для отдыха на Босфоре. Думаю, вам он понравится.
— Йали? — переспросила девушка. В декабре? Но эту мысль тут же сменила другая: — Но я не знала, что у вас есть племянник.
— Вы никогда не встречались с Мехмедом? — Полнейшее изумление в голосе Хаддбы. — Ну тогда… Он как раз здесь. — И она жестом указала на входную дверь.
Только теперь Элизабет обратила внимание, что в комнату вошел мужчина, и когда он направился к ним, чтобы поздороваться, она подняла глаза на его лицо.
«О боже! — только и могла она подумать в смятении. — Не может этого быть!»
— Мехмед, я хочу тебя познакомить со своим другом. Элизабет, это Мехмед.
Они обменялись рукопожатием.
— Но как я удивлена, что вы до сих пор не встречались. — Хаддба с самым невинным видом переводила взгляд с одного на другого. — Пройдемте же в гостиную. Ох, я и забыла, что собиралась поискать Рашида. — И выплыла из комнаты.
Когда девушка присела на диван, она в первый раз заметила, до чего жесткий и неудобный этот набитый конским волосом предмет. В то утро в гостиной никого не оказалось, из старинного патефона не неслось русских походных песен. Звучала одна тишина.
Нарушила ее Элизабет, сама внутренне поразившись степени банальности выбранной ею темы для разговора.
— Вы в самом деле племянник Хаддбы?
— Собственно говоря, слово «племянник» в данном случае не более чем оборот речи. Мы с Хаддбой не состоим в родстве. — Он улыбнулся. — По крайней мере, в том смысле, какой вы, европейцы, вкладываете в подобные слова. — Девушку поразила правильность его английского. Он изъяснялся на корректнейшем языке, но отчего-то в нем явно прослеживался французский акцент. — Мой дядя был большим другом Хаддбы. Давнишним и преданным другом. — Он тщательно выбрал слово и тоном подчеркнул его — Когда он умирал, то завещал ей этот пансион.
— О?
И снова упорное молчание. Элизабет лихорадочно подыскивала новый предмет беседы, но на ум ничего не приходило.
«Узнал ли он меня?» — только эта мысль и вертелась у нее в голове.
— Мне кажется, мы с вами немного знакомы, — нарушил молчание Мехмед.
— Да ну? — Сердце ее упало.
— Не то чтобы знакомы, конечно. Но я уже видел вас однажды. Здесь, в этой комнате. Поздним утром я зашел в тот день к Хаддбе просмотреть кое-какие газеты, а вы были в гостиной, писали что-то. Письмо, должно быть. Потом встали поменять пластинку.
— О, и я помню это! — От облегчения, вызванного его словами, она едва не рассмеялась. — Прекрасно помню тот день.
«Какое счастье, что он не заговорил о Мальтийском павильоне! Слава богу!»
У нее даже голова слегка закружилась от радости.
— Где же наша хозяйка? — поинтересовалась она и попыталась заглянуть в дверь, за которой та исчезла. — Вы не знаете, куда она направилась?
— Этого я не знаю. Думаю, она просто сочла, что будет несколько… de trop.[55]
В комнату вошел Рашид с чашкой кофе для Элизабет. Мехмед улыбнулся и сказал:
— Мне кажется, этот юноша определенно к вам неравнодушен.
— Ах нет, конечно.
Он начал было говорить что-то мальчику, явно подшучивая на эту тему, но девушка подняла руку и жестом попросила его не продолжать.
— Прошу, не делайте этого, не надо вводить его в смущение. Рашид славный паренек, и ему приходится много трудиться. Иногда я угощаю его чем-нибудь вкусным, вот и все. Мне самой это приятно.
— Вы любите детей?
Этот вопрос мог прозвучать ханжески, но почему-то сейчас он ей не показался таким.
— Люблю. — Она немного подумала. — Да, наверное, это так.
— Должно быть, потому-то они и отвечают вам взаимностью.
И снова молчание. Элизабет беспомощно оглянулась, но никто не приходил ей на помощь. Куда запропастилась эта Хаддба? Где она может быть, когда ее присутствие просто необходимо? Она заметила, что Мехмед внимательно глядит на нее, и опустила глаза. Но прочесть внимание в его взгляде все-таки успела.
— Вам не кажется, что Хаддба удивительная женщина? — поинтересовался он.
— Безусловно.
«И более, чем когда-либо, ведет себя как содержательница веселого дома, — сердито подумала девушка. — Что за игру она затеяла?»
Немного оправившись от смущения, Элизабет заметила, что Мехмед значительно старше ее, похоже, ему сильно за сорок. Плотного телосложения, но не грузен. Четкий профиль, словно портрет на какой-нибудь персидской миниатюре. Он не красавец, скорее… она попыталась подобрать нужное слово. Скорее soignée.[56] Ну и, нужно признаться, обаятельный.
